Астил прибыл верхом, а с ним - его парасит, тоже верхом. У Астила был подбородок чуть опушён, а Гнатон - так звали другого - давно уже бороду брил. Ламон, Миртала и Дафнис пали к ногам Астила, прося пожалеть старика и спасти от гнева отца. И затем ему всё рассказали. Астила тронули эти мольбы, он пошёл в сад, увидел гибель цветов и обещал им, что будет просить отца о прощении и свалит вину на своих коней: они-де были здесь привязаны и, разыгравшись, часть цветов поломали, часть потоптали, а потом, сорвавшись с привязи, взрыли землю копытами. За это Ламон и Миртала молили богов послать ему всяких благ, а Дафнис принёс ему в дар козлят, сыров, птиц с птенчиками, грозди винограда на лозах, яблоки на ветках. Среди этих даров было также лесбосское вино, на вкус из всех вин лучшее.
Астил похвалил подарки и отправился на охоту за зайцами. Юноша он был богатый, живший всегда в роскоши, и в деревню он прибыл, чтобы новое развлечение себе доставить. Гнатон же, умевший только есть и пить до беспамятства и, напившись, похабничать, у которого только и было что широкая глотка, да брюхо, да то, что под брюхом, приметил Дафниса, когда тот подносил дары. Он был любителем мальчиков и, найдя красоту, какой и в городе не сыскать, решил приняться за Дафниса и надеялся сладиться с этим пастухом. Приняв такое решение, он пошёл туда, где пас Дафнис, под предлогом, что хочет коз посмотреть, на деле же полюбоваться на Дафниса. Заискивая перед ним, он хвалил его коз, просил сыграть на свирели пастушью песню и сказал, что быстро добьётся для Дафниса воли - ведь он всё может сделать, чего ни захочет.
Считая, что он уже приручил к себе Дафниса, под вечер Гнатон дождался, пока Дафнис погонит с пастбища коз. И, подбежав, сначала стал его целовать, а потом и просить, чтобы тот стал к нему задом, так, как козы к своим козлам. Когда же Дафнис стал говорить, что он знает, как козлы скачут на коз, но не видел, чтобы козёл лез на козла, или баран вместо овцы лез на барана, или петух вместо курицы петуха под себя подбирал, то Гнатон был готов, пустив в ход руки, применить насилие. Но Гнатон был пьян и едва стоял на ногах, и Дафнис толкнул его, повалил на землю и убежал, оставив его там, где он упал. И уже не мальчик, а только мужчина смог бы Гнатона, взяв под руки, домой дотащить. А Дафнис к нему уже никогда близко не подходил и пас своих коз нынче тут, а назавтра там, избегая его, а Хлою охраняя. Да и Гнатон больше к нему уже не лез, увидев, что он - силён. Он выжидал подходящего случая поговорить с Астилом о нём и надеялся, что он получит Дафниса от юноши в подарок, - Астил одаривал его часто и щедро.
В то время сделать было ничего нельзя, так как прибыл Дионисофан с Клеаристой; вьючные животные, рабы, мужчины и женщины подняли шум. Но несколько позже Гнатон составил речь о любви. Дионисофан был высок ростом, красив, уже с проседью. С любым молодым человеком он мог поспорить. Он был богат, как немногие, и благороден душой, как никто. Прибыв сюда, в первый же день он принёс жертвы богам, покровителям полей, Деметре, Дионису, Пану и нимфам. А всем присутствовавшим выставил кратер вина. В следующие дни он стал осматривать плоды трудов Ламона. И видя: поля в бороздах, хорошо вспаханных, виноград в молодых ростках, а сад в полной красе - вину за гибель цветов принял на себя Астил, - он остался доволен, Ламона расхвалил и обещал отпустить его на волю. Затем он пошёл к козьему стаду на коз посмотреть и на их пастуха.
Хлоя, смущённая и напуганная такой толпой, убежала в лес. А Дафнис стоял, выпрямившись: козья шкура обвивала его бёдра, на плече висела новенькая сумка, а в руках он держал - в одной сыр, в другой козляток-сосунков. Он ничего не сказал, но, вспыхнув румянцем, опустил глаза и протянул свои дары. Ламон же сказал: "Господин! Вот - твой новый козопас. Ты велел мне пасти полсотни коз и двух козлов. А теперь у тебя, его трудами, коз уже сотня и десять козлов. Видишь, какие они - жирные, с густой шерстью, и все рога у них - целые. Он приучил их слушаться музыки: они делают всё по звуку свирели, что хочет он".
Клеариста, бывшая тут, захотела его слова испытать и велела Дафнису заиграть для коз на свирели, обещав ему за игру подарить хитон, хламиду и обувь. Тогда, посадив гостей и став под буком, он вынул из сумки свирель. Сначала он заиграл тихую песню - и козы стали, подняв головы кверху, затем заиграл песню для пастьбы - и козы стали пастись, опустив головы, затем заиграл нежно-певучую песню, и козы улеглись, но вот он заиграл пронзительный напев - и козы, будто волк приближается, в лес убежали. Немного спустя он заиграл призывную песню - и, выйдя из леса, они сбежались к нему и собрались у его ног. Даже слуг не увидишь, чтобы так исполняли приказ господина. Все удивлялись, и больше всех Клеариста. Она клялась, что много подарков пришлёт пастуху - такому красавцу, да к тому же и музыканту. Потом они вернулись в дом. Там они сели завтракать и от всего, что ели, Дафнису также много послали. Он ел с Хлоей, наслаждался, пробуя городские кушанья, и надеялся, что, попросив господина, он получит разрешение на свадьбу.
Гнатон, ещё больше распалившись похотью после того, что он видел у стада коз, и считая, что ему жизнь не в жизнь, если он не получит Дафниса, подстерёг Астила, когда тот гулял в саду, и, заведя его в храм Диониса, стал целовать ему руки и ноги. Когда же Астил стал допытываться, чего ради он делает это, велел ему всё рассказать и поклялся, что всё сделает для него, тогда Гнатон сказал: "Гибнет твой Гнатон, господин! Я, который до сих пор любил только твой стол. Я, кто не раз клялся, что нет ничего прельстительнее старых вин. Я, кто твоих поваров ценил выше всех митиленскнх отроков, теперь одного только Дафниса считаю прекрасным. К самой изысканной пище я даже не прикасаюсь, сколько бы каждый день ни готовили мяса ли, рыб или медовых печений. Я, став козой, щипал бы траву и листья, слушая свирель Дафниса, под его надзором пасясь. Спаси своего Гнатона, победи мою любовь, а не то, клянусь тобой, моим богом, что, взяв нож и наевшись, убью себя перед дверью Дафниса. И уже больше не звать тебе меня Гнатончиком, как привык ты меня, шутя, называть".
Когда он заплакал и стал Астилу ноги целовать, юноша не устоял: он был от природы щедрым, да и с любовными муками был знаком. Он обещал, что выпросит Дафниса у отца и возьмёт его с собой в город, себе - рабом, а Гнатону - любовником. Желая, со своей стороны, его привести в весёлое настроение, улыбаясь, стал его расспрашивать, не стыдно ли ему, что он влюбился в сына раба Ламона, что так не терпится ему возлечь с мальчиком, пасущим коз, и делал вид, что чувствует отвращение к козлиной вони.
Гнатон же - ведь за попойками развратников он научился всякой любовной болтовне - вот что сказал о себе и о Дафнисе: "Ни одному влюблённому, господин, до этого нет дела: в каком бы виде он ни нашёл красоту, он попадает к ней в плен. Потому-то и влюбляются в дерево, в реку и в зверя. Впрочем, кто не пожалеет влюблённого, которому надо бояться любимого? Вот и я люблю тело раба, но красоту - свободного. Разве не видишь, что его кудри, как гиацинт, его глаза блещут из-под бровей, как в оправе из золота драгоценные камни? Его лицо заливает румянец, а рот - полон зубов, белых, как слоновая кость. И какой влюблённый не мечтал бы получить с таких уст поцелуй любви? А если я влюбился в того, кто пасёт стадо, то в этом я подражаю богам: пастухом был Анхиз, а им овладела Афродита; пас коз Бранх, а его полюбил Аполлон; был пастушком Ганимед, а его похитил Владыка богов. Не будем же и мы презирать мальчика, которому даже козы повинуются, будто влюблённые. Воздадим благодарность орлам Зевса за то, что они такому красавцу ещё жить на Земле дозволяют".
Астил рассмеялся, особенно над заключением этой речи, и, сказав, что Эрот хоть кого сделает софистом, стал выжидать случая, когда бы он смог с отцом поговорить о Дафнисе. Но Эвдром услышал всё, что было сказано, и, любя Дафниса, которого считал славным юношей, и, негодуя на то, что его красота будет поругана Гнатоном, всё это передал Дафнису и Ламону. Дафнис, потрясённый, уже думал с Хлоей решиться бежать или покончить с собой, и в этом к своей судьбе её приобщив.
