Серена направилась в сторону зала.

— А ты иди к черту! — крикнула ей вслед Марлена. Резко повернувшись, она задела краем платья свечу.

Ткань мгновенно вспыхнула.

— Вот дерьмо! — вскрикнула Марлена, стараясь погасить пламя. Она споткнулась и упала на колени, но в это время официанты уже успели подбежать к ней и залить пламя двумя стаканами воды. Серена оглянулась и с презрением посмотрела на женщину, сидевшую на полу с растрепанными волосами и в испорченном платье. Ей стало не по себе от этого вида унижения. Но Марлена бросила ей вслед, собравшись с силами:

— Ты станешь следующей!

Серена вернулась за стол. Достаточно ли невозмутимо она выглядела сейчас? Не выдавало ли ее лицо? У нее начинала болеть голова от насыщенного аромата духов в разогретом свечами воздухе. Но к ней подошел фотограф и попросил попозировать, Серена встала и постаралась изобразить улыбку.

— Серена, вы мне не откроете тайну, кто дизайнер вашего платья и колье? — спросил у нее другой корреспондент.

— О, это платье от «Валентино», — отозвалась она равнодушно, ее взгляд растерянно блуждал по лицам гостей.

— А колье?

— Колье, колье… — Она с трудом произносила это слово. Мысли ее путались, она отошла от журналистов в полном замешательстве. Ей не хватало воздуха, голова кружилась, она пробиралась сквозь толпу, не замечая никого вокруг. Неужели он посмел так унизить ее?! Майкл Саркис осмелился оскорбить Серену Бэлкон! Она что — бедная девочка с улицы? Она заметила его, и ее лицо исказилось от гнева. На его пальце поблескивал перстень с большим бриллиантом. Не обращая внимания на то, что Майкл с кем-то беседовал, она подошла к нему и заявила:

— Нам нужно поговорить.

Майкл улыбнулся и невозмутимо глотнул коньяку.

— Вообще-то я сам хотел, чтобы ты кое с кем поговорила, — сказал он, указав на своего собеседника — мужчину средних лет в классическом темном костюме.

Серена не обратила на этот жест никакого внимания — ее мысли были сосредоточены на колье.

— Серена, — настоятельно произнес Майкл, — познакомься с Эдом Чарлзом.

Эти слова мгновенно привели ее в чувство. Эд Чарлз, всемогущий продюсер Бродвея, сколотивший миллионное состояние на постановках мюзиклов, был одной из наиболее влиятельных персон голливудской киноиндустрии. Он обладал талантом Стивена Спилберга и умел продвигать актеров и помогать им делать карьеру. Серена остолбенела, услыхав его имя, ведь оно сулило ей бескрайние возможности и грандиозный успех — при условии, что она сможет произвести на его обладателя должное впечатление.

— Мистер Чарлз, — мягко улыбнувшись, обратилась она к Эду, — я так рада этой встрече. — Она протянула ему руку. Жест открытости и дружелюбия явно ему понравился.

— Очень приятно, — улыбнулся он в ответ, — мы как раз говорили с Майклом о том, что я хотел бы пригласить вас к себе на следующей неделе. У меня есть один проект, который мог бы вас заинтересовать.

Серена удивленно подняла брови.

Ее агент уже сообщил ей, что Чарлз сейчас занят блокбастером. Многие мечтали принять в нем участие. Режиссером был приглашен Грег Дайсон, знаменитый автор клипов для исполнителей хип-хопа. Серена даже порозовела от волнения, мгновенно позабыв о приключении с Марленой.

— Не могу представить, что меня ожидает, — проворковала она, — но уверена, это будет потрясающее предложение.

— Сейчас я не могу рассказать вам подробности, — ответил Чарлз, — все прояснится через неделю. Но думаю, мы с вами договоримся. Пойдемте пить кофе.

Серена повернулась к Майклу, на лице которого блуждала хитрая улыбка.

— Что это ты задумал? — спросила она, уже успокоившись.

Майкл нежно обнял ее за талию и поцеловал в шею.

— Могу только сказать, что это будет мой первый крупный подарок тебе, — прошептал он.

22

Ко времени открытия нового сезона скачек погода установилась отличная. В ясном голубом небе сияло солнце, и газоны на стадионе радовали глаз изумрудной зеленью. По мнению Освальда Бэлкона, даже самые замечательные соревнования всегда проигрывали от воплей зрительской толпы, поэтому сам он предпочитал места подальше от публики. В то утро он находился на ипподроме и давал наставления бывшему жокею, тренировавшему его лошадь.

— Нам нужно добиться лучших результатов, Бродбент, — гудел Освальд, похлопывая по спине Урагана, свою любимую живую игрушку.

Он тронул каблуком дорожку.

— Ты уверен, что Ураган сможет тут бежать? Земля не слишком твердая, как ты думаешь? Я не хочу зря тратить деньги!

Барри Бродбент качал головой и улыбался. Он был профессионалом старой закалки; его лицо, загорелое и обветренное, казалось, хранило на себе отпечаток страстей былого времени, когда вся его жизнь проходила на ипподромах. Поправив коричневую фетровую шляпу, он посмотрел на Освальда и спокойно произнес:

— Вы же знаете, какая бешеная конкуренция сейчас, ваша светлость, но если посмотреть здраво, то рядом с такими лошадьми, как Кулмор и Годолфин, мы может оказаться на высоте; во всяком случае, шанс у нас есть. А почва будет помягче, я уверен. Сегодня, обещаю вам, мы потренируемся как следует.

Освальд недоверчиво фыркнул, наблюдая за молодым жокеем Финбаром О’Коннором. Этот девятнадцатилетний ирландец вряд ли был таким же мастером своего дела, как Барри.

— А что ты думаешь об этом парне? — спросил Освальд. — У молодых горячая кровь; бывает, что и опыт не помогает против нее.

Бродбен пожал плечами:

— Финбар молод, сэр, но это еще не гарантия победы. Хотя помните Уолтера Суинберна? Он был еще подростком, когда выиграл дерби, но это был исключительный случай. А ваш Ураган умница и со всем справится. — Он улыбнулся, потрепав лошадь по шее.

— Ну что же, посмотрим, — задумчиво отозвался Освальд.

* * *

В день заезда Освальд не находил себе места с самого утра. Лошади были единственной по-настоящему важной частью жизни барона. Еще со времен учебы в Кембридже он мечтал выиграть когда-нибудь крупный приз. Но победа никак не давалась ему, что, впрочем, не остудило его пыл, и к пятидесяти годам он был все так же одержим скачками. Однако владел он Ураганом не единолично, а совместно с Николасом Чарлзуортом и Филиппом Уэтхорном. А ему хотелось заполучить все сразу: и славу, и лошадь, — и ни с кем не делиться. И потом, он находил, что двое его партнеров абсолютно ничего не делают ради победы. Они только отстегивают деньги по мере необходимости, тогда как он решает все остальные вопросы.

Идею совместного владения скаковой лошадью Освальд предложил им год назад. Николаса он уломал легко — тот всегда во всех делах был сговорчив, — а вот убедить в целесообразности этого замысла Уэтхорна, от которого и зависела самая крупная сумма вложений при покупке, было сложнее. Наконец он тоже дал «добро». Освальд обратился к агенту по подбору животных для скачек с просьбой подыскать для них самую лучшую лошадь. Тот нашел Урагана, потомка Трипла Гроуна, десятикратного призера. Поначалу Ураган не демонстрировал никаких особых признаков будущего чемпиона, но агент настоятельно рекомендовал нанять для его тренировок Бродбента, которому пришлось оставить дерби десять лет назад, когда у него обнаружили рак простаты. Агент так расхваливал Барри, что Освальд решил рискнуть, и оказался прав: через год Урагана и узнать было нельзя — бывший жокей вымуштровал его по самому высочайшему классу.

Филипп Уэтхорн арендовал ложу — вид оттуда открывался прекрасный. Для гостей перед заездом подали завтрак. Все относились к предстоящему событию довольно спокойно за исключением Освальда — для него это был день, когда решалась судьба его давней мечты, и он уже воображал себя победителем.

— Освальд! — окликнул Филипп Уэтхорн нервно расхаживавшего барона.

В руках у Филиппа был бокал «Моэ», — он собирался выпить вместе с Венис и Джонатаном и рассказать им о том, как возникла вся эта затея со скачками и сколько ушло на нее денег. Освальд с отвращением отмахнулся — неужели эти глупцы не понимают, насколько важно для него победить, сколько сил он потратил на то, чтобы достичь желанной цели?