В этот день мне впервые захотелось вновь испытать свою память.

Не доставая блокнота, я подошла к посетителю, занявшему место у окна.

Блондин в голубом пуловере, повесив джинсовую куртку на вешалку и пристроив объемистый рюкзак на соседнем стуле, изучал меню.

– Доброе утро, – поздоровалась я. – Может быть, сразу кофе? Сегодня у нас до десяти утра…

Он поднял голову, и я запнулась.

Это был тот самый Мартин из нашего института. Прибалтийская звезда, о которой ходило столько невероятных слухов.

Голубоглазый, золотоволосый, потрясающий.

– Привет! Действительно, давайте сразу кофе. – Улыбаясь, он спросил, с этим своим невероятным акцентом: – И что мне будет за то, что я пришел раньше всех?

– Двадцатипроцентная скидка на эспрессо и капучино. До десяти утра, – несколько скованно ответила я.

Дружелюбный, но пристальный взгляд голубых глаз слегка смущал меня. К тому же вдруг вспомнились Женькины предупреждения.

Но не могла же я отказать посетителю в обслуживании из-за мутных слухов – мол, ходят тут всякие, а потом Тургеневы из могил пропадают.

– Пусть будет капучино – сто лет не пил. И кружка пусть будет огромной, – продолжил Мартин, по-прежнему улыбаясь. – У вас есть огромные кружки?

– Разумеется. Есть огромные стандартные… – я показала на стойку, где, подвешенная к держателям, сверкала белоснежная посуда. – А есть и такие… – Я повернулась в другую сторону и указала ему на старый буфет, притулившийся рядом с барной стойкой.

Там, за застекленными дверцами, стояли кружки, чашки, бокалы – разнообразнейших размеров, цветов и форм.

– Что предпочтете? Стандарт или индивидуальность?

– Только отсюда! – Он кивнул на буфет. – Я и сам большая индивидуальность.

Не сомневаюсь, подумала я.

– Тогда выбирайте. Но только не с верхней полки.

– А что на верхней полке?

– Там чашки постоянных посетителей. У каждого своя. Это у нас бонус такой, для тех, кого мы давно знаем.

– М-м-м… Я тоже хочу такой бонус, – мечтательно сказал Мартин, но смотрел он при этом не на буфет, а на меня. И что-то такое было в его взгляде, отчего мне померещилось: не про чашки он говорит.

Сердце вдруг екнуло, и руки задрожали.

Так, Даня, кончай дурить, строго приказала я себе. Как ты ему кофе подавать собираешься, трясущимися-то руками?

Я подсобралась и вежливо улыбнулась краешками губ.

– Это еще надо заслужить.

Пусть тоже подумает, про чашки ли я говорю.

Мартин сделался подчеркнуто серьезен.

– Я заслужу, – торжественно пообещал он, приложив руку к сердцу.

Его глаза смеялись.

Потрясающие глаза.

Глупое сердце снова трепыхнулось.

– Дерзайте, – сказала я безразлично. – Но давайте вернемся к капучино. Выбирайте свою огромную кружку. Любую. Но не советую брать вон ту, самую большую.

– Потому что она больше похожа на ведро?

– Потому что ведро капучино в нашем «Рае» обойдется вам в целое состояние.

– А как же двадцатипроцентная скидка до десяти утра? – с комичной наивностью приподнял брови Мартин.

– Не поможет, – я зловеще понизила голос.

Мартин понимающе хмыкнул.

– Тогда я хочу вон ту, с Венецией. Она классная.

– Согласна. Мне тоже нравится.

Еще бы не нравилась. Я сама привезла ее из Италии несколько лет назад, когда мы с мамой летали туда на весенних каникулах. Когда Лена придумала эту фишку с личными кружками, мне тоже захотелось внести свою лепту. Я поскребла по сусекам, наткнулась на этот сувенир и отнесла его сюда. Посуды у меня и так было больше, чем нужно, и к тому же хотелось знать, кто выберет мою кружку.

Вот и узнала. Кто бы мог подумать.

Я достала кружку из буфета и передала Эдику заказ. Потом отнесла готовый кофе Мартину.

Тот снова углубился в меню.

– Я жду друзей, – заметил он. – Мы договорились здесь встретиться.

Вспышкой в мозгу мелькнула картина: Мартин, распростертый на постели, и девицы рядом с ним. Знаем, каких друзей ты ждешь, подумала я, и настроение сразу почему-то испортилось. Мой голос стал холоден, как вчерашняя зола.

– Превосходно. Ваши друзья – наши друзья. Если они успеют до десяти утра, то тоже получат двадцатипроцентную скидку.

Некоторое время Мартин смотрел на меня озадаченно, потом вдруг нерешительно произнес:

– Послушай, Данимира… ничего, что я на «ты»?..

– Да пожалуйста, – я лихорадочно пыталась понять, откуда он знает мое имя. Потом вспомнила про бейдж, приколотый к фартуку, и обозвала себя идиоткой.

– Ты извини, но мне твое лицо кажется знакомым. Мы не могли где-то уже встречаться?

Надо же. Не думала, что он мог меня запомнить.

– Я учусь в Смольном институте, – кратко пояснила я.

– Точно! А я-то голову сломал, все думал, откуда я тебя знаю! – Мартин засиял. – Ты та самая красавица, которую я чуть не зашиб в подвале!

Несмотря на явное преувеличение, «красавица» мне понравилась.

– Хорошая зрительная память, – сказала я потеплевшим голосом.

– Не только зрительная. Я ведь и имя твое откуда-то помню. Редкое имя. И красивое, как и его хозяйка.

А говорят, прибалты медлительные, мелькнуло в голове. Что-то не похоже. Тут у нас скорее римлянин. Veni, vidi, vici.

Впрочем, этот прямолинейный комплимент, вместо того чтобы добавить мне смущения, странным образом успокоил меня. Если бы ты знал, дружок, подумала я, сколько раз за год девушка с моим именем может слышать такие слова. Должно быть, банальности интернациональны.

Мартин хотел еще что-то добавить, но тут зазвенел колокольчик у входа, и в зале появились Мартиновы подружки.

Насколько же их поведение отличалось от того, что я привыкла наблюдать в стенах института! Невероятная вещь: они смеялись! Да и одеты были во что-то разноцветное и жизнерадостное, отчего напоминали теперь не черный ковен, а стайку колибри.

Мартин помахал им, и они подошли к нам.

Каждая приложилась символическим поцелуем к щеке Мартина.

Я зорко следила за поцелуями – меня разбирало любопытство.

Выглядело все вполне невинно.

Девушки разместились за столом.

– Пойду принесу еще меню, – сказала я.

– Подожди, – Мартин встал и удержал меня за руку. Пальцы у него были сухие, теплые и сильные. – Это Данимира, – представил меня он. – Она тоже учится в Смольном, вы должны ее помнить. Я, представьте, чуть голову не сломал: лицо вроде знакомое, а почему знакомое – вспомнить не могу. А это Ксения, Ангелина, Анна и Людмила.

– О-о-о… – протянула вдруг московская красавица Ксения. – Я вспомнила… Это же твоя подруга недавно с крыши упала?

Я немедленно ощетинилась и хотела ответить, что это не их дело, но внезапно увидела на лицах, обращенных ко мне, сочувствие и жалость, и удержала резкие слова, готовые сорваться с языка.

– Такой ужас, – тихо сказала Ксения. – Сестра твоей подруги с нами учится. Мы все были в шоке.

– Как жаль! Такая молоденькая! – сказала Анна.

– Бедная, бедная, – сказала Людмила.

Я почувствовала, что еще немного – и выступят слезы.

– Ей бы еще жить и жить, – сказала Ангелина и шмыгнула носом.

Прозвучало фальшиво.

– Вообще-то Женя еще жива, – сказала я, высвободила руку, развернулась и пошла за еще одним меню.

Позади раздались укоризненные возгласы и шиканье – Ангелине пеняли на недостаток такта.

Какая-то эта Геля неприятная, думалось мне. И, кстати, я заметила на ней магическую вуаль. Да такую мощную, что если бы эта вуаль была макияжем, то получилось бы похоже на театральный грим – нарочито яркий и грубый. Не то чтобы я могла осуждать Ангелину за это – я и сама сегодня, торопясь на работу, привела в порядок волосы с помощью магии. Но все же такое интенсивное наложение волшбы на внешность невольно показалось мне вульгарным. Тут же я вспомнила мамин рассказ о том, как она в юности была вынуждена использовать такие же уловки, и устыдилась своей темной стороны.

Аппетит у пятерки был хороший, несколько раз я курсировала туда-сюда и заставила тарелками весь стол. К этому времени зашло еще несколько посетителей, и освободилась я не скоро.