Литмир - Электронная Библиотека

Врать я никогда не умела. Отговорка была глупа. Юбка на мне была не такая уж короткая – намного выше колена, но все же вполне в рамках приличия.

– Что это с Робиком? Он что, с ума сошел? Короткая юбка – это же наше все, это двойные чаевые! – возмутилась Лена. – Сейчас я ему выскажу! – и она, развернувшись, помчалась наверх – так стремительно, что я не успела ее остановить.

Вернулась Лена озадаченной.

Женька была в нетерпении.

– Ну?

– Даня, признавайся, что ты сделала с нашим хозяином? Он называл тебя по отчеству. Он сказал, что Данимира Андреевна вольна приходить на работу в чем хочет. Хоть без юбки вообще. Честное слово, так и сказал, – сообщила Лена. – И хихикнул как умалишенный. Что все это значит?

– Не думаю, что когда-нибудь воспользуюсь этой привилегией, – отшутилась я, как бы не слыша вопроса.

Я не знала ответа, поэтому поспешно перевела стрелки:

– Ух ты, а меню здесь какое красивое! Просто произведение искусства, а не меню! А что тут есть со взбитыми сливками? И с клубникой?

Сестры Журавлевы поняли, что большего от меня не добьются, и щекотливый вопрос был закрыт, по крайней мере на время.

Через полчаса, отправляя в рот клубничину, подхваченную с белоснежной сливочной вершины, я случайно подняла глаза и застыла, не донеся лакомый кусочек до рта. На галерее второго этажа стояла группа людей и с интересом наблюдала, как я предаюсь греху чревоугодия. Там было двое молодых людей – необыкновенно похожих друг на друга, скорее всего, близнецы, рядом стояли две девушки – одна нашего возраста, другая подросток, и еще была женщина с роскошными волосами цвета темной вишни, с младенцем на руках. На меня глазели все, включая младенца.

– Кто эти люди? – спросила я, поперхнувшись.

Лена посмотрела вверх.

– А, это Артур Робертович, Гамлет Робертович, Анжелика Робертовна, Луиза Робертовна и Мари Гаспаровна с малолетним Кристианом, само собой, Робертовичем.

– А что это они делают?

– Как что? Пришли на тебя посмотреть.

– Зачем?

Лена мстительно усмехнулась.

– Ну как же! Ты же что-то сделала с их любимым отцом и мужем. Хотят посмотреть на злодейку.

– Я его съела. Вот так, – сказала я и отправила красную ягоду в рот. – А потом выплюнула уже совершенно другим.

– Не показывай! – поспешно сказала Женька.

Мы переглянулись и покатились со смеху.

Странности витали вокруг меня, как комары, – назойливо, но не причиняя особого вреда. Легче было не обращать внимания, чем придавать этому большое значение.

Первое время с непривычки мои бедные ноги гудели как высоковольтные провода. Я уставала так, что после рабочей смены падала в постель замертво, но и незнакомая ранее усталость мне тоже нравилась.

Зато больше никаких эротических кошмаров.

Да-а, барин, посмеивалась я про себя, не жениться Вам надобно, а на работу устроиться. Пахать, пахать и еще раз пахать!

Неоднократно после того памятного явления я снова видела Мартина в коридорах института, то одного, то с компанией, но ничего зловещего ни в нем, ни в его подружках не замечала. Вели они себя вполне адекватно, на людей с пеной у рта не бросались, хотя вид у девушек по-прежнему был надменно-отстраненный.

Один раз я столкнулась с Мартином в подвале институтского спецхрана. Он внезапно появился из-за стеллажа, и я почти налетела на него по инерции. Мартин вежливо поддержал меня за локоть, потом отстранился, коротко взглянул на меня, извинился – с легким наклоном головы – и спокойно направился дальше по своим делам. Я успела заметить, что говорит он действительно с едва различимым акцентом, который показался мне ужасно милым. Золотисто-рыжие волосы Мартина в тот день были аккуратно причесаны и собраны в хвост, одет он был в джинсы и белую толстовку с красной английской надписью «Born to be free».

Словом, он выглядел типичным студентом, и я подивилась своему первому странному впечатлению.

С чего это Мартин показался мне чуть ли не Люцифером?

У него были манеры хорошо воспитанного рижанина и славное, даже несколько мальчишеское лицо. Он напоминал мне кого-то из голливудской братии, но поскольку знатоком кинематографа я не являлась, имя актера так и не проявилось в памяти.

И с чего Женькины «некоторые люди» (я была уверена, что под «некоторыми людьми» подразумевалась ее старшая сестра) решили, что прибалтийский гость не чурается темной магии?

Немного поразмыслив, я решила, что все дело – в четырех подружках, постоянно крутившихся вокруг Мартина. Выражение горделивой спеси, не покидавшее их ни на минуту, могло вызвать раздражение в ком угодно. Одевались они то в черную обтягивающую кожу, то в длинные, развевающиеся на ходу одеяния – тоже темных тонов, длинные волосы были всегда распущены по плечам.

По моему разумению, девочки играли в крутых ведьм так же, как я играла в официантку.

Очень может быть, что они сами и поддерживали те мутные слухи, что окружали их зловещим ореолом. Мне казалось, что если бы подружки Мартина родились парнями, то, наверное, стали бы кем-то вроде байкеров. Одевались бы в куртки с заклепками, туго повязывали бы на бритые черепа красные банданы и носились бы по городу колонной, эпатируя прохожих оглушительным ревом стальных коней.

Есть же такие люди, которым непременно нужно доказать свою значимость с помощью внешних атрибутов. Это было так понятно: мое собственное стремление стать как можно более незаметной происходило из того же источника – из неуверенности в себе. Просто мы двигались по противоположным векторам.

Впрочем, размышления по поводу институтских достопримечательностей скользили по обочине моего сознания. Жизнь была прекрасна и удивительна – и обещала стать еще прекрасней и удивительней.

На новогодний институтский бал традиционно приглашались студенты из других магических учебных заведений. Все-таки Смольный был традиционно девчоночьим институтом, и без притока тестостерона со стороны бал мог стать только пародией на самого себя.

Женька на этом балу познакомилась с начинающим художником, учившимся в «Репинке». Егор обладал магическими способностями, но не инициировался и учился, не используя свой особый дар. Я видела его картины, они были чудо как хороши. В них жила магия совершенно другого порядка – великая магия человеческого таланта, и этого было достаточно.

Женя и Егор быстро пришли к полному взаимопониманию, и их нежная дружба буквально через месяц перешла на следующую ступень. Подружка переехала к Егору, и некоторое время ребята пытались утаить шило в мешке – скрыть свое сожительство от всевидящего ока старшей Журавлевой. Я, как посвященная в тайну, тоже немножко поиграла в разведчика во вражеском тылу, но долго это не продлилось. Секрет вскоре был раскрыт, не помню даже, кто раскололся первым. Лена ужасно ругалась, обзывала Женьку малолетней маньячкой, грозилась наябедничать родителям и увезти ее на Урал, к бабушке с дедушкой, постоянно проживавшим на лесной пасеке. Потом, познакомившись поближе с Егором, она сменила гнев на милость, но взяла с парочки торжественную клятву не участвовать в улучшении демографической ситуации в стране – по крайней мере в ближайшее время.

Клятва была принесена, и солнце вновь засияло над нашими головами.

Глядя на чужое счастье, я немного ему завидовала. На том зимнем балу я тоже обзавелась поклонниками. Их было трое, но поскольку я была равнодушна ко всем трем, то и встречалась, флиртовала и целовалась со всеми тремя. Все это проделывалось от скуки. Молодые люди, ухаживавшие за мной, были и хороши собой, и вроде неглупы, но я по-прежнему не чувствовала в их присутствии ничего особенного. Бабочки в животе не порхали, колени не подкашивались.

Я приставала к Женьке с вопросом, не пора ли мне посетить психотерапевта. Со специализацией на сексопатологии.

– Я иногда как подумаю, так мне страшно становится, – с серьезным лицом отвечала Женька.

– Чего тебе страшно становится?

13
{"b":"580977","o":1}