- Мне открыть? - снова вопросила Бранвен.

- Нет, - сказал Эфриэл, ругая себя при этом последним глупцом и бабским прихвостнем. - Гони его трижды. Он ведь говорил, что не тронет тебя, пока вы не приедете в родовой замок? Вот и напомни об этом. Мужчина должен отвечать за свои речи. Так он сильнее распалится, и ты станешь для него еще желаннее.

Она кивнула, уясняя. Она сняла руки с его плеч, и сразу стало холодно, словно подуло ветром с севера. Хотя никакого ветра не было и в помине, и розы доверчиво льнули к балкону нежными бутонами, а соловей продолжал заливаться в кроне мирта. Но женщина с серыми глазами ушла, и все стало ненужным - и эта ночь, и розы, и соловьи.

Эфриэл слышал, как Бравен подошла к двери, постояла, скрепя половицей, а потом спросила:

- Кто здесь?

Когда жена удалилась, лорд Освальд ощутил недовольство, беспокойство и раздражение. Причем, к жене ни одно из этих чувств не имело никакого отношения. Он сразу же прогнал Адончию, потому что ее сладострастный лепет после сдержанных речей Бранвен был противен. Герцог выпил еще два бокала вина, и хотя оно было разбавлено водой, ощутил головокружение.

- Благородной старшей сестре нездоровится? - спросил его гринголо Селсо. - Она так рано покинула нас.

- Да, герцогиня устала в дороге.

- Какая жалость. Она украсила собою праздник. Позвольте поздравить вас, мой старший брат, такой красавицы не найти во всей Аллемаде. Теперь я понимаю, что путь на север стоил такого сокровища.

- Да, стоил, - пробормотал гринголо Освальдо.

Остаток празднества он просидел, как на иголках. Но едва начались заключительные фейерверки, распрощался с хозяевами и пошел к себе. Им с герцогиней отвели две смежные комнаты, но дернув внутренние двери, он обнаружил, что они заперты.

Грум помалкивал, понимая, что господин его в таком состоянии, что за каждое неосторожное слово можно получить плюху, а то и две. Он пропустил в комнату слуг, тащивших принадлежности для умывания и горячую воду, но когда появилась Адончия, заколебался.

- Господин уже приготовился ко сну? - спросила она медоточиво.

- Кто там, Чириако? - окликнул из комнаты господин, и груму пришлось ответить.

- Пришла Адончия, гринголо, - сказал он. - Впустить?

- Гони прочь, - последовал ответ.

Грум с удовольствием захлопнул двери прямо перед вытянувшимся личиком девицы. Устраиваясь возле порога и ожидая, когда позволено будет удалиться или остаться охранять покой господина, Чириако размышлял, насколько было бы проще и лучше, если бы благородные господа были также благородны и в семейной жизни. Взять, к примеру, герцогиню. Что еще надо мужчине? Конечно, она не так  мясиста, как Адончия, но толстые женщины - услада для крестьян. А женщина благородная должна быть соткана из воздуха и лепестков розы. Последним сравнением грум позволил себе погордиться. Он был не слишком-то учен, но постоянно сопровождая гринголо Освальдо слышал много утонченных выражений. Это нравилось ему особенно. Да! Из воздуха и лепестков розы! И зачем было наносить такому нежному существу такое не нежное оскорбление? Адончия сама по себе неплоха, и с остальными держит себя в строгости, но разве ее можно сравнить с герцогиней?

Когда слуги удалились, герцог пригладил волосы, глядя в зеркало, и спросил, натягивая свежую рубашку:

- Адончия ушла?

- Мне позвать? - грум с готовностью вскочил. Соображения - соображениями, а воля господина всегда превыше благоразумия и справедливости.

- Нет, не зови. Выгляни в коридор, нет ли там кого?

Чириако мигом понял, к чему это идет и выглянул в коридор с удвоенным старанием.

- Пусто, гринголо! - возвестил он. - Дать вам плащ?

- Не надо плаща. Постой у лестницы и не пускай никого.

- Будет сделано, - грум поклонился и зарысил к указанному месту, чтобы заворачивать всех любопытных и захожих, если такие появятся посреди ночи возле господских покоев.

Сам же Освальд выскользнул в коридор и стараясь ступать потише подошел к комнате герцогини и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Он знал, что с недавних пор герцогиня отказалась от услуг служанок и предпочитала ночевать одна, обходясь без компаньонки. Раньше это казалось ему страным, но сейчас - необыкновенно разумным.

Он постучал трижды, ожидая заветного щелчка замка. Потом постучал громче и еще громче, решив, что супруга уснула. Наконец по ту сторону двери послышались легкие шаги.

- Кто здесь?

- Миледи, откройте, - сказал лорд Освальд, в нетерпенье нажимая на дверную ручку. - Это ваш супруг.

- Что-то случилось?

Грум на лестнице закашлялся. То ли предупреждал, что кто-то идет, то ли решил прочистить горло.

- Зачем вы здесь, милорд? - спросила жена, но открывать не спешила.

- Впустите меня, а там решим, зачем я здесь.

- Но я уже разделась, милорд.

- Тем лучше, - он поскреб ногтями косяк, приникая к щели, чтобы голос не так громко раздавался под сводами Каса Помо.

- Нет, милорд.

- Нет?

- Я привыкла спать одна, - заявила она без капли жалости. - А у вашей милости есть Адончия.

- Но мне не нужна Адончия! - возмутился герцог. - Мне нужны вы!

- Придется потерпеть до Ла-Коруньи. Ведь таково было ваше желание.

- Тогда я был не в себе, - покаялся герцог. - Откройте.

- Нет. Ваша милость прекрасно скоротает время с Адончией. А у меня болит голова, не беспокойте меня.

- Я могу принести вам лавровые капли...

- Благодарю, у меня есть.

- Сыграю вам на лютне, чтобы вы крепче уснули...

- О, не утруждайте себя. Я уже засыпаю, лютня мне только помешает.

- Не будьте так жестоки! - возмутился лорд Освальд.

- И не смею, мой дорогой супруг. Все, что я делаю - только лишь для вашего блага, - в ее голосе чувствовалась непритворная забота. - Спокойных снов, милорд.

Отвергнутый муж еще какое-то время тщетно взывал к супруге, но она хранила молчание, и лорд Освальд поспешил скрыться в своей комнате, чтобы не выставить себя на посмешище перед слугами, которые будто бы невзначай решили наведаться в эту часть дома.

- Она не открыла мне! - доверился он груму, который вошел следом за господином.

- Ах, негодяйка, - вздохнул грум.

- Не смей говорить подобными выражениями о моей жене! - вскипел лорд Освальд.

- Прошу прощения, я не так выразился.

- Но она не открыла! - не мог успокоиться герцог.

- У нее болит голова...

- Я уверен, это всего лишь отговорки!

- Позвать Адончию?

- Видеть не хочу эту жабу! Она надоела мне еще в дороге.

- Тогда вам лучше лечь спать, милорд.

- Я сам виноват.

- Все верно...

- Она сказала, мне придется ждать до Ла-Коруньи!

- Ах, не... коварная.

- Но это пять дней пути!

- Если поторопимся, доберемся за четыре.

- Поди вон, - махнул на грума рукой лорд Освальд. - Твоя тупость утомляет.

- Как прикажете, - грум подождал, пока герцог устроился на пуховых перинах, яростно взбив подушку кулаком, после чего прикрыл ставни и удалился.

В соседней комнате Бранвен обессилено опустилась в кресло, глядя на Эфриэла сияющими глазами.

- Я все сделала правильно? - спросила она голосом маленькой девочки.

- Более чем. Ты быстро учишься, маленькая леди.

Бранвен была слишком взбудоражена тем, что произошло, и не заметила его недовольства. Хотя, с чего бы ему быть недовольным? Все складывается, как нельзя лучше.

- У меня получилось! - она до сих пор не могла поверить успеху. - У меня получилось! Он сказал, что ему не нужна Адончия!

- Слишком не обольщайся, - буркнул сид, укладываясь в постель. - Ты еще не победила, просто выиграла сражение. А теперь умолкни, я хочу спать.

Он отвернулся, и Бранвен, воспользовавшись этим, с горем пополам расшнуровала корсаж и переоделась в длинную рубашку для сна. «Милая Тильда пришла бы в ужас и прочитала мне тысячу нравоучений, если бы знала, что я научилась сама раздеваться перед сном», - подумала девушка. Нырнув под одеяло, она свернулась клубочком, стараясь не коснуться сида ни рукой, ни ногой, но ей никак не спалось, и мысленно она снова и снова повторяла разговор с мужем, пока не вспомнила кое о чем важном.