- Вы очень добры, мне не хотелось бы вас утруждать... - начала Бранвен, но Эфриэл дернул ее за волосы, чтобы замолчала.

- Это то, что нам нужно, - сказал он. - Не вздумай отказываться, пусть шьет. И пусть даст тебе такие же чулки, и туфли.

- Не слишком ли это нескромно? - зашептала Бранвен, прикрыв рот рукой.

- Не слишком, - сид покровительственно похлопал ее по плечу. - Можешь позволить себе небольшую нескромность, если они так готовы тебе услужить.

Вскоре Бранвен сидела на балкончике, выходящем во внутренний двор, и любовалась садом, засаженным цветами. Там журчал небольшой водопад, в бассейне плавали серебристые юркие рыбы, и певчие птицы в клетках заливались на разные голоса. Их свободные собратья подпевали им, присаживаясь на ветки фруктовых деревьев. Служанки пейнеты Радегонды в четыре руки сушили чисто вымытые волосы Бранвен, а шесть портних, усевшись прямо на пол, шили наряд для гостьи. Хозяйка развлекала ее беседой, а пантилита Канделария примостилась поодаль, обрывая лепестки с вьющейся розы, сумевшей добраться до перилец балкона.

- Вам понравится здесь, - говорила  Радегонда. - Аллемада - чудесный край. И хотя я скучаю по вересковым пустошам Эркшира, теперь я не хотела бы там жить. Все наши холодные замки, запах торфа, длинная промозглая зима - ах, как разнится от этого Аллемада, благодатная страна трубадуров. Сегодня вы насладитесь их искусством, моя дорогая, посмотрите на праздник с большого балкона - он выходит как раз на главную площадь. То-то будет славно! И какое же счастье для гринголо Освальдо, что ему досталась такая благовоспитанная и красивая женушка! Буду молиться всем сердцем, чтобы вы были счастливы, моя дорогая. А когда наведаемся в Ла-Корунью, надеюсь, вы примите меня, и мы сможем поболтать так же мило, как и сейчас.

- Бьет оленя и в голову и в хвост, - сказал Эфриэл, - подарки бери, но много не обещай. Потом не отвяжешься, всю жизнь будешь делать ей маленькие одолжения, которые вовсе не маленькие.

Но Бранвен не успела ответить. Пантилита Канделария отверзла уста и сказала на эстландском:

- Надеюсь, гринголо Освальдо в этот раз повезет больше, чем с покойной пейнетой Пилар. Его прошлый брак продлился всего три месяца.

Пейнета Радегонда ахнула возмущенно, швеи замерли с иголками наперевес, и одна лишь Бранвен глядела безмятежно, словно ничего не произошло.

- Не понял, - Эфриэл закрутил головой. - А чего все застыли?

- Как ты можешь говорить такие ужасные вещи, Кандела! Немедленно замолчи! - прикрикнула пейнета Радегонда на дочь, и пантилита, пожав плечами, вернулась к обрыванию лепестков с роз. - Не обращайте внимания на глупую болтовню, - захлопотала Радегонда вокруг Бранвен, - все это нас не касается, я приношу извинения за дочь.

- Она ничуть меня не оскорбила, не волнуйтесь, моя любезная хозяйка. Помня вашу доброту и радушие, я слышу в этом доме только хорошее, - сказала герцогиня с таким видом, словно ей преподнесли ручного голубя с изумрудными глазками.

- Ух ты, - не удержался Эфриэл. - Сказала, как настоящая герцогиня. А что случилось-то? Это из-за прошлой жены твоего гусака?

Бранвен не ответила, да и не могла ответить, он это прекрасно понимал, поэтому пришлось отложить объяснения.

Желая загладить неловкость, пейнета Радегонда предложила Бранвен примерить готовые наряды и сама подала ей тончайшие чулки - ярко-красные, с золотыми стрелками. Бранвен увели за пеструю шелковую ширму, сплошь вышитую танцующими поселянками и молоденькими бычками, резвящимися на траве.

Когда служанки закончили наряжать госпожу и вывели ее к зеркалу, Бранвен бросила застенчиво-вопросительный взгляд на Эфриэла.

Укороченные юбки и открытая кофта шли ей бесподобно. Верхняя юбка была черная, с алым кантом по подолу, и корсаж тоже был черный, обшитый по верхнему краю алой атласной лентой. Зато кофта была ослепительной белизны и открывала шею и плечи. Кожа  девушки почти сливалась цветом с белоснежным полотном, и загорелые женщины по сравнению с ней казались грязными.

- Ты хороша, - сказал он.

Она улыбнулась благодарно и одновременно горделиво, и отвернулась к зеркалу.

Эфриэл старался унять слишком уж заколотившееся сердце. Скупые слова, что сорвались с его языка - они были всего лишь словами напоказ. Они были сказаны и исчезли, как первый снег. А в мыслях он повторял строки из древней песни, которую слышал однажды в мире смертных, позабыл, а теперь они припомнились ему с пугающей ясностью:

Сокровище мое, женщина с серыми глазами,

на груди твоей никогда не покоиться моей голове.

Желание мое, женщина, которая обо мне не вздохнет,

которая позабудет обо мне, едва я покину ее.[1]

[1] Здесь использованы строки коннахтской любовной песни, о которой упоминает У.Б.Йейтс в книге «Видение».

Глава XI

Пейнета Радегонда хотела разделить трапезу с герцогиней, но Бранвен попросила оставить ее одну, отговорившись усталостью. Едва хозяйка замка удалилась, Эфриэл набросился на угощение, не дожидаясь, когда Бранвен отведает хотя бы кусочек. Глядя, как он уничтожает нежнейшее мясо в острой подливке, девушка только вздохнула. Если лорд Освальд поинтересуется, каков аппетит у его жены, ему скажут, что госпожа герцогиня ест, как три рыцаря после турнира. Сама она лишь пригубила охлажденного орехового молока и съела несколько ложек знаменитого местного супа из миндаля, чеснока, хлеба и винограда.

Пока сид расправлялся с пирожками, зажаренными в масле до золотистой хрустящей корочки, Бранвен вышла на балкон. Даже сумерки в этом дивном краю были иными, нежели в Эстландии - душистыми и сладкими. Сад благоухал такими ароматами, что кружилась голова. Бранвен прижалась щекой к каменной балясине в виде цветка граната. Почему же лорд Освальд не рассказал о первой жене? Не в ней ли, этой умершей незнакомой женщине, кроется секрет его холодности к жене нынешней? Но почему тогда Адончия?.. Бранвен искала ответы на вопросы и не находила.

- Только не вздумай устраивать ему допрос насчет первой жены, - сказал сид, правильно угадав причину ее смятения. - Какое тебе дело, почему он скрывал мертвую женщину? Беспокойся о живых, а не о мертвых.

-  Ты прав, - согласилась Бранвен. - У лорда Освальда могут быть свои причины для такого молчания. Может быть, рана от утраты любимой слишком болезненна, и он не хочет говорить об этом.

- Или он убил ее, потому что она наставила ему рога, - подхватил Эфриэл, - и не хочет трубить об этом по всей стране, чтобы его не называли Освальдом Рогоносцем Великолепным.

- Прекрати, пожалуйста, - попросила девушка. Она хотела вернуться в комнату, но зацепилась верхней юбкой за розовые шипы. Открылась нижняя юбка такого же красного цвета, что и чулки.

- Подожди! - Эфриэл вдруг оставил недоеденные пирожки, вытер руку о прекрасную шелковую скатерть и поднялся из-за стола. - Подожди...

Он прищурившись смотрел на Бранвен и что-то мысленно прикидывал. Потом взял алую розу из букета и протянул девушке:

- Приколи подол к поясу и укрась цветком.

- Не сошел ли ты с ума? - спросила Бранвен, приводя наряд в порядок. - Что подумают люди, если я появлюсь в юбке, завернутой на макушку?

- Сплошная чернота - чересчур уныло, а с этим красным пятном ты будешь ярче всех. Сделай, как я сказал.

Бранвен взяла розу и положила ее на туалетный столик, украдкой глянув в зеркало. Она все еще не могла налюбоваться на себя, и радовалась, и стыдилась этого, почитая грехом. Сид вернулся к столу и с удовольствием закончил трапезу, похваливая местных поваров.

- Вот такая еда по мне, - разглагольствовал он, отвалившись на подушки и поглаживая живот. - Много мяса, и все такое острое, что язык щиплет. Ел бы и ел.

- Не слишком ли много ты ешь?

- А что еще остается? Единственная радость, да и та перепадает нечасто, - пожаловался он.

- Растолстеешь, - предостерегла Бранвен полушутливо, полусерьезно. - Только и делаешь, что лежишь и набиваешь живот.