Алексей смотрел на собрата по ремеслу с кривой усмешкой, которая как бы говорила о том, что его на хромой лошаденке не объехать, нечего и пытаться.

- Нет, - сказал он, - я, конечно, все понимаю. Ты признанный мастер, мэтр, заслуженный артист республики. Великий актер земли русской! Я рядом с тобой ничто, пустое место, дешевая китайская подделка. Но, знаешь, ведь и мне хочется занять свое место под солнцем.

- А я разве возражаю? - спросил Андрей Владимирович. - Я же не против. Только я-то чем могу тебе помочь?

- Чем... А то ты не знаешь, чем!

- Нет, не знаю.

- Откажись от роли. Дай мне сыграть. Скажи, что не можешь, что занят, тем более, что это правда. Тебя не убудет! Славы тебе и без этой роли хватает. Тем более, что ты еще и сам себе режиссер, сам себя в кино снимаешь. Вот, последнее, следователя этого сыграл. Не помню, Жирина, да? - Жилина, - поправил Гранин, - следователя прокуратуры Жилина. - Без разницы! Мощно сыграл, убедительно. Верю! Но от этой роли, в спектакле, откажись, а? Просто откажись, а с Козаком - я с ним сам уж сам как-нибудь улажу...

- Право слово, - попробовал объясниться Андрей Владимирович, - все не совсем так, как кажется, и я тоже очень зависим от обстоятельств. Как любой актер, я завишу от режиссеров, и если кто-то из них ко мне благоволит, в малой степени, быть может, и предлагает роль, я не могу его подвести. Потому что в следующий раз он обо мне уже не вспомнит. Мы, артисты, повторюсь, народ зависимый, можно сказать, подчиненный. Тем более, что в этом случае, - он кивнул на газету, - еще вообще ничего не обговаривалось. Это все выдумки газетчиков, я не знаю, откуда у них эти сведения. Понимаешь?

- Да все я понимаю, - протянул Алексей. - Не хочешь делиться. По-хорошему, по-доброму не хочешь. Ладно, значит, придется по-другому.

Он налил себе в чашку водки, доверху. Взяв посуду по стаканному, за бока, а не за ручку, проливая на стол, поднял ее высоко и опорожнил в рот, словно в большую воронку. Отрывисто выдохнул сивушным духом и резко опустил чашку на стол. Получилось чересчур резко, чашка сильно ударилась о поверхность и раскололась на две половинки.

- Вот оно, значит, как, - протянул гость, не заметив маленького происшествия. Он похлопал руками по коленям, словно запуская внутренний механизм, и ладони сжались в большие мосластые кулаки. Глаза его мрачно заблистали.

Гранин знал, что у коллеги его имелась слава забияки и дебошира, но и у него за плечами была вполне приличная жизненная школа, испугать его было нелегко. Он не стал ждать, пока события примут неконтролируемый характер, быстро встал и, зайдя за кресло гостя и взявшись обеими руками за спинку, резко его опрокинул, вытряхивая наполнявшее его тело прочь. Получилось с первого дубля, и очень удачно. Алексей, запутавшись в собственных ногах, упал на пол лицом вниз. И, видимо, набрался он к тому моменту уже изрядно, потому что поднимался с трудом, медленно, раскачиваясь и опираясь на широко расставленные руки, как бычок, бормоча что-то угрожающее и отплевываясь. Андрей Владимирович смотрел на его стриженый затылок, и вдруг поймал себя на мысли, что ему очень хочется схватить со стола бутылку и со всей удали, со всего размаха засадить ей по этому мальчишескому затылку. Да так того захотелось, что аж руки зачесались и сами собой к бутылке потянулись. А в голове вдруг закрутилось: "Дай ему, дай, ты же сам этого хочешь. Приложись один раз, как следует, и все будет кончено, и мы будем квиты. Обещаю!"

" Э, нет! - сказал он себе. - Я понял, это ты, М, еще одна из твоих уловок. Хватит! Хватит пичкать меня этой псиной! Я больше не играю по твоим правилам!"

И, может быть, напрасно он так думал, может быть, стоило все-таки дать беспокойному гостю бутылкой по башке его буйной? Эти мысли обратной волной пришли к Гранину позже. Потому что уже в следующее мгновение, перечеркивающее предыдущие, Алексей, поднимаясь, схватился рукой за стол и опрокинул его. Бутылки, чашки и все, что было, полетело на пол, в звоне и грохоте превращаясь в мокрую, источающую кислый водочный запах груду битого стекла. Последовавшее столкновение по форме противоборства и взаимодействия было фактически дракой, неожиданно ожесточенной, упорной и жесткой. Алексей был моложе, и выше, и руки имел куда как более длинные, но Андрей Владимирович оказался гораздо более подготовленным и умелым бойцом, закаленным всей своей предыдущей жизнью. После пяти минут усиленной работы руками, и довольно жестких, надо признать, стыков, во время которых он изо всех сил старался сохранить в неприкосновенности лицо, Гранину таки удалось вытолкать гостя за дверь. Он закрыл замок, подумав мимоходом, что неплохо было бы приделать в дополнение к нему еще засов или цепочку, а, может, и то, и другое сразу, и отправился прямиком в ванную. Шума на лестничной клетке не было никакого, никто, на удивление, не бил ногами в дверь и не рвался войти. "Ну, и славно", - подумал Гранин.

Он пустил воду, сунул саднящие руки под холодную струю и, закрыв глаза, застонал от облегчения и приятной истомы. Погруженный в это медитативное состояние, он простоял так, несколько минут, ему показалось, что долго. "Надо с этим кончать, со всей этой хренью. - подумалось ему в конце концов. - Завтра возвращаюсь, все. Пора объяснится начистоту, забыть о прошлом и начинать жить". Открыв глаза, он мельком оглядел себя в зеркале над раковиной, с удовлетворением убедившись, что лицо действительно без повреждений.

Выйдя из ванной, Гранин вдруг почувствовал, что неплохо было бы зайти и в соседний кабинет. Вино, все-таки, мочегонное средство, сами понимаете. А когда он выходил из туалета, перед входом, скрестив руки на груди, стоял, преградив ему путь, Алексей.

- Не понял! - удивился Гранин. - Его в дверь выпинываешь, а он через окно забирается обратно.

- Да хоть через зеркало! - выпалил Алексей. - Ты, главное, не расслабляйся!

Неожиданно он ударил Гранина двумя кулаками в грудь. Гость вложился в удар с полной отдачей, поэтому и удар получился сильный. Андрей Владимирович сделал шаг назад, пытаясь удержаться на ногах, но запнулся каблуками о порожек, потерял равновесие и, чертя руками по стенам, завалился навзничь.

Шанса прервать падение у него не было.

Что-то зазвенело, хрястнуло, сломалось, разбилось...

Когда Гранин пришел в себя, пространство вокруг заполнял багровый туман, в котором, пронизывая весь объем, плавали более темные по тону сгустки. Он каким-то образом поднялся и выбрался из туалетной комнаты и некоторое время, не зная себя и ничего не чувствуя, туда-сюда ходил по квартире, пока, потеряв сознание, не упал на пороге кухни.

Сознание вернулось к нему снова, в какой-то момент словно включили проектор, старая пленка затрещала и картинка задергалась, демонстрируя последние кадры. Осознание того, что кадры последние, пришло к Гранину вместе с сознанием, и было встречено им спокойно и с пониманием. Потому что, какой смысл дергаться и беспокоить себя в последние минуты, если все равно ничего сделать уже нельзя?

Сознание, пространство, все, что он сейчас воспринимал в качестве себя, было наполнено тошнотой и звоном, и то, и другое готово было сомкнуться в одной точке, в которой его бы уже не было.

Гранин лежал на правом боку, подвернув правую ногу под себя. Что-то текло, он ощущал течение чего-то, но не мог понять, что текло и куда. Сердце раскачивалось в груди, как ненадежный маятник, вот-вот остановится, но он дышал так слабо, что не мешал ему биться.

Сквозь ставший еще плотней красный туман он разглядел чьи-то ноги. Кто-то стоял рядом с ним. Это обстоятельство не вызвало у него опасений, только любопытство, которое и любопытством-то было мимолетным, связанным лишь с мыслью о том, что что-то он все-таки не доделал. Надо было вспомнить, что. Голову он повернуть не мог, что было странно и не совсем удобно, поэтому скосил глаза, на сколько позволяла их подвижность. "М!" - опознал он стоявшего по торчавшему из нагрудного кармана пиджака голубому, в тон галстуку, платку. Что было выше этого уровня, он видеть не мог. Стоявший сделал шаг назад и вошел полностью в поле зрения. И это действительно был М. "Почему он здесь?" - пронеслось в голове Гранина.