- Я пришел к Полу Кингсли.

- Вам назначено?

- Разумеется.

- Как ваше имя?

- Питер Чемберс.

- Входите, пожалуйста.

Я очутился в квадратной прихожей с настенными бра и голубым ковром и последовал за ней, мягко ступая по ковру. Мы миновали арку, за которой оказался просторнаый холл - на полу все тот же голубой ковер, стены желтые, свет струился сверху от тяжелой люстры на толстой цепи. Холл был обставлен со вкусом подобранной современной светлой мебелью. Справа и слева располагались двери, а прямо в середине холла ачналась ведущая на второй этаж лестница, устланная, разумеется, голубым ковром. Она пошла к правой двери. У неё были тонкие изящные лодыжки, а бархат юбки соблазнительно обхватывал округлость зада. Она дважды постучала и обернулась. Впервые за все время её личико осветила улыбка, и от чопорности не осталось и следа.

- Когда он занят, то даже на стук не отвечает, - сказала она. Пройдите сюда, - с этими словами она указала пальчиком на вторую дверь. - Это что-то вроде приемной.

Она открыла левую дверь и на этот раз моя нога утонула в ковре, а глаза уперлись в темно-зеленые стены. Помещение освещалось лампами в кованых подставках, вокруг стояла темная резная мебель - комоды, шкафчики, масса стульев, - а в углу столик-бар с батареей бутылок. Мой взгляд, должно быть, слегка задержался на этикетках, потому что как только я взглянул на нее, она сказала:

- Угощайтесь!

- А вы?

- Если вы настаиваете, то немнго брэнди.

- Я не настаиваю.

- Брэнди.

Льда я не нашел и сделал себе хайболл безо льда, а ей налил брэнди в широкий бокал.

- Я Марсия Кингсли, - представилась она.

- Жена Пола?

- Нет.

- Сестра?

- Нет.

- Но не мать же!

- Я сводная сестра. Меня удочерили родители Пола. Давно. Они уже умерли.

- Ясно. - Я прошелся по комнате. - И долго мне тут предстоит ждать?

- Он за вами придет как только совободится. Мне нравится ваша походка.

- Простите?

- Она такая легкая, пружинистая.

- Это хорошо?

- О да! Вы похожи на тигра. А знаете, почему вы так долго стояли на улице под дверью?

- Почему же?

- Сегодня у горничной выходной. У нас есть и дворецкий. Но сегодня у него тоже выходной. По понедельникам, начиная с пяти вечера, все домашние собираются наверху. У Пола по понедельникам много разных посетителей, и мы не хотим болтаться под ногами. Он сам открывает дверь.

- Моего звонка он , видно , не расслышал?

- Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.

- Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить - ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?

- Сядьте.

Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:

- А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?

Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.

- Вудвард? - отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик. - А что?

- Он мертв.

- Адам Вудвард?

- Убит на улице. Из проезжающей машины.

- А вы откуда знаете?

- По радио и в теленовостях только об этом и говорят.

- Адам Вудвард, - задумчиво протянул я, усажиаясь обратно.

- Вы были с ним знакомы?

- Раз как-то встречался. А вы?

- О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.

- Эдвина?

- Эдвина Грейсон.

- Танцовщица?

- Да-да.

- А какого хрена... Мм... простите... Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?

- Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни...

- О чем?

- Об их отношениях.

- Каких?

Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку - так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних вопоминаниях детства.

- Они были очень долго знакомы... - начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.

Я встал и долил виски в стакан.

- У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.

- Этот особняк не его.

- А чей?

- Виктора Барри.

Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.

- Барри?

- Редактор "Буллетина".

- Ах, ну да. Богатенький?

- Не так что бы уж очень.

- Но такой дом...

- Да у него больше ничего нет. Получил его по наследству. Мы тут вроде как квартиросъемщики. Пол, Рита, я...

- А кто такая Рита?

- Жена Пола. Еще тут живет Марк Дворак. Мы платим каждый за себя.

- Это какой Дворак? Ученый?

- Да, мой коллега.

- Бросьте!

- А вы женоненавистник?

- Я женообожатель.

- Тогда что плохого в ученой даме?

- Ничего. Если она похожа на вас.

- Я вундеркинд. Колледж окончила в шестнадцать, это истинная правда, сэр! Потом защитила диссертацию, получила несколько стипендий от университетов с мировым именем. Наука! Моими руководителями были крупнейшие светила. Пусть вас не смущает мой вид маленькой девочки. Я брэнди пью уже лет десять. В своей области я большой авторитет. Работала в Оук-Ридже. Теперь работаю вместе с Двораком в составе группы гражданских специалистов в лаборатории корпуса связи в Форт-Монмуте.

- Ну... - начал я и тут моя челюсть отвалилась, точно к нижней губе привесили гирю.

- Нет, я правда знаменитость. Можете как-нибудь почитать справочники.

- Ну...

- А чем вы занимаетесь?

- Я?

- Вы.

- Я частный детектив.

- Правда? - тут у неё отпала челюсть. - Впервые в жизни.

- Я тоже впервые в жизни вижу женщину-ученого.

Она поставил бокал.

- Пойдемте навестим Пола.

Я поставил свой пустой стакан рядом с её бокалом и последовал за ней к двери Пола. Она постучала. Потом ещё раз.

- Не надо! - остановила она меня, когда я взялся за дверную ручку. Но я не послушлся: если Пол был занят с постителем, то ему предстояла встреча с очередным.

Но посетителй у Пола не было.

Пол был в одиночестве. Он сидел в большом кожаном кресле. На нем был синий костюм белая рубашка, красный галстук и черные остроносые туфли. У него был широкий двугорбый подбородок, длинный тонкий нос, песочные волосы коротко подстрижены. Он смотрел прямо на нас с далеко не веселой усмешкой. Он сидел, широко рсставив ноги, и каблуки его остроносых туфель глубоко вонзились в коричевный ковер - такой же, как в соседней комнате. У него были белые как воск уши, вокруг глаз виднелись белые круги, а на рубашке слева расползлось красное пятно. Даже издали мне стало ясно, что он мертв.

Она пронзительно вскрикнула. Раз. другой.

Я и не подозрезвал, что у этой малышки-ученой такие могучие легкие.

Потом в комнату начали сбегаться люди.

IV

В особняке по-прежнему толпилось много людей, труп уже унесли, а из полицейских осталось только трое детективов: Абрамовиц, старший детектив, здоровенный молчун, Кэссиди, старший детектив, здоровенный молчун, и лейтенант Луис Паркер, тощий говорун. Прочими присутствующими были Рита Кингсли, Виктор Барри и Марк Дворак. Среди присутствующих находились также Марсия Кингсли и я.

Рита Кингсли была высокой блондинкой с белым лицом, чья полная фигура покоилась в пижаме желтого шелка. Виктор Барри оказался высоким шатеном с карими глазами, плотно сжатыми губами и бегающими желваками. На нем были мокассины, светлокоричневые брюки и белая спортивная рубашка. Марк Дворак: седые виски, серые глаза, черные ресницы, римский нос и тонкие черные усики. Долговязый и широкоплечий, в черном бархатном блейзере, черных брюках и черных же шлепанцах с кисточками. По моей грубой прикидке Рите было тридцать, Виктору тридцаь пять, Марку чуть за сорок.