- Да, просто подарок судьбы для тех, на кого он работает, золотая голова, но это все лирика, давайте-ка перейдем к нашему делу.

- Давайте, сэр.

- Садитесь. Я узнавал о ваших обычных расценках. Я заплачу вам больше того, что вы обычно получаете.

- За что?

- Я хочу чтобы вы... стали моим телохранителем, что ли. Я хочу, чтобы вы были моим телохранителем до дальнейших распоряжений. Мне потребуется все ваше время, двадцать четыре часа в сутки. Я понимаю, что оторву вас от прочих дел - вот потому-то я и намерен платить вам сто долларов в день, начиная с этого вот момента. Вы согласны?

- Ну...

Он полез в левый карман брюк, достал бумажник, вынул оттуда семь сотенных и протянул мне.

- Недельное жалованье в виде аванса. Хорошо, мистер Чемберс?

Попробуйте сами отказаться от семи сотен наличными! Я не отказался и только смиренно сказал:

- Я работаю на вас, сэр. Позвольте узнать, в чем будет заключаться работа?

- Я вам вратце сейчас изложу. Я разоблачил коммунистического агента, но не совсем обычного. Я полагаю, это будет весьма шумной сенсацией, безумно шумной сенсацией. Я задумал серию статей, основанных исключительно на фактах, которые постепенно подведут читателя к заключительной статье, где я во всеуслышанье обнародую имя агента. К тому времени я уже передам весь собранный компромат в соответствующие инстанции и тогда-то, полагаю, тут его губы искривила угрюмая усмешка, придавшая ему сходство с сытым волком, - я более не буду нуждаться в ваших услугах.

- В таком случае я могу предположить, что лицо, которое вы намерены разоблачить , подозревает о вашем намерении.

- Более чем подозревает, мистер Чемберс. Я открыто признался в своем намерении этому лицу. Я предложил лицу доказать мне мою неправоту и я оттягивал публикацию трижды, в последний раз - сегодня утром. Я абсолютно убежден, что у этого лица нет никаких опровержений.

- И вы полагаете, что он может прибегнуть к насилию против вас?

- Да, потому что к насилию прибегают в момент сильного нервного напряжения. При этом насилие может быть направлено против меня, но оно может получить и прямо проивоположну направленность и иметь своим следствием самоубийство. Это уже не мое дело, но я нанял вас с целью пресечь всякую возможность первого варианта. Я впрочем, не верю, что подобная попытка может иметь место, но все же... - он пожал плечами. - Все мы психологически отрицаем факт насилия, направленного против нас, а я хочу избежать этой психологической ловушки - вот я и прибег к вашей помощи.

- А как зовут это лицо?

- Мне бы не хотелось этого говорить.

- Хорошо, но это мужчина или женщина?

- Давайте оставим этот разговор, мистер Чемберс. Но я вам вот что скажу. С того момента, как я объявил этому лицу о своем намерении, в моем доме в Ривердейле был учинен тайный обыск, ко-то пытался проникнуть в мой офис и очень может быть, что мой бановский сейф также был вскрыт. Банковские сейфы, увы, не столь уж неприступны, несмотря на два ключа от замка и внушительный антураж банковского хранилища. Ведь если некто облдает дотаточно большими связями - а в моем случае эти связи могут быть очень и очень большими...

- И за чем же они охотятся?

- За компрометирующими документами, о которых я упомянул. Я составил солидное досье на эту птицу, там все документировано, и из этих строго документированных улик впоследствии может получиться очень занятная публикация с эффектом разорвавшейся бомбы.. Но до поры до времени я, как говорится, схоронил все бумаги в надежном месте. И я хочу получить ваш совет, вы же специалист. Может быть, мне следует куда-то перенсти этот тайник и поскорее - тут я буду целиком полагаться на ваше мнение и на предложенный вами способ транспортироки материалов. Мы об этом ещё поговорим.

- Когда, сэр?

Он усмехнулся, вынул сигарету из мундштука, вмял её в пепельницу и встал.

- Нам пора. Не откажетесь поужинать со мной? У меня дома. Я живу в Ривердейле, о чем уже упоминал. Идемте, мистер Чемберс.

Он подошел к массивной двери, в которую я вошел к нему, и закрыл её на три разных замка.

Я постучал по дверной панели.

- Солидная защита!

- Внутри листовая сталь. И посажена на особые петли. Как и эта! - с этими словами он подвел меня ко второй двери, толкнул её и вывел в крошечную прихожую, после чего запер дверь тоже на три замка.

- А вы сказали, что кто-то учинил обыск в вашем офисе, - заметил я.

- Я не сказал, что в офисе учинили обыск. Я сказал: кто-то влез. Неизвестным удалось проникнуть в приемные. Но сюда они влезть не смогли. Они - она или он - просто не предвидели, что на их пути возникнет стальная дверь.

- Значит, вы их прячете здесь?

- Что?

- Компрометирующие материалы.

- Не-ет. Можно проникнуть и сквозь стальную дверь, если очень надо. Нет. Перво-наперво они стали искать в офисе. Я же сказал: я говорил с этим лицом трижды. Когда мы разговаривали вторично, я убедил своего оппонента, что интерсующаяя его информация находится не здесь и что было бы глупо пытаться снова вслепую пробить стальную дверь. Полагаю, мои заверения возымели действие, потому что сюда больше не пытались вламываться. К тому же я за дополнительную плату поручил сторожу этого здания раз в полчаса осматривать офис в ночное время - чтобы пробраться сквозь эти двери в мой личный кабинет потребуется не меньше получаса.

- Тогда почему же вы не спрятали эти документы здесь?

- Потому что кто угодно может подкупить сторожа. Или убить его.

- Вот тут вы правы, мистер Вудвард.

Он провел меня через несколько помещений, где, склонив головы над какими-то бумажками, работали его клерки и секретари, и он со всеми прощался и с ним прощались, и наконец он помахал своей секретарше в приемной, мы спустились на лифте и вышли через вращающиеся двери на улицу, и скоро я уже с трудом поспевал за ним. Мы двигались в восточном направлении.

- Мой гараж находится недалеко от Перл-стрит, - пояснил он. Я попытался поддержать разговор на ходу.

- А "Нью-Йорк буллетин" - вы там печатаетесь, да?

- Угу.

- Очень люблю эту газету. Ваши колонки никогда не пропускаю.

- Хорошо.

- Никого там не знаю - только одного репортера.

- Кого же?

- Парня, который ведет колонку бродвейских сплетен. Пол Кингсли.

Он резко остановился и я машинально проскочил вперед. Нагнав меня, он пробурчал:

- Весьма честолюбивый молодой человек.

- Кто?

- Кингсли.

- Неужели?

- Очень честолюбивый.

- Я и не знал.

На Перл мы свернули направо, а потом ещё раз направо к реке и оказались на сумрачной широкой улице, сплошь застроенной оптовыми складами и пропахшей ароматами специй из бакалейных лавок.

- Гараж вон там! - сказал Вудвард. И тут я увидел большой черный автомобиль, который, набирая скорость, мчался прямо на нас, а в следующий мгновение я увидел высунувшуюся из окна черную палку, и тут я сильно ударил старика по спине - он покатился на тротуар и я за ним, да только во время падения я задрал голову, забыв о всякой предосторожности, и заметил, как палка плюнула огнем, а потом услышал выстрелы и противный визг летящих пуль, а затем увидел их обоих - одного с обрезом в руках и другого за рулем, после чего черный авомобиль-убийца пронесся мимо и, отчаянно визжа шинами, на повороте, скрылся за углом. Я узнал обоих.

Потом наступила тишина, ужасная мертвая тишина после смертоносного визга, лязга и выстрелов. Потом послышался топот бегущих ног и вопли людей и вокруг нас начала собираться толпа, а я, вскочив на ноги, тут же стал безымянным, безликим зевакой, быстро растворившимся в толпе.

Адам Вудвард был мертв, три пули засели у него в черепе. Он лежал недвижно с волчьим оскалом муки на лице. Вдали раздался вой сирены "скорой помощи". Я поспешил прочь и толпа лишилась одного очевидца происшествия.

Я узнал обоих: за рулем сидел Гарри Страм, а из обреза палил педрила, отчаянный и хладнокровный убийца, имевший привычку по-девчачьи хохотать, известный в городе только под фамилией Фейгл.