Фролова спасло то, что до вылета с разведвзводом он с экипажем и медицинской бригадой вывез из Тахарака мальчишку, у которого развился перитонит. Военные медики спасли ребенка, отец которого оказался братом главаря банды, захватившей капитана в плен. Он вернул Фролова отцу того паренька.

Пока офицеры и сержант находились в плену, начался вывод советских войск. Они вынуждены были остаться в Афганистане, не смогли бежать и позже, так как рухнул Советский Союз, а в демократической России их никто не ждал.

Пленники приняли ислам. Владимир Фролов стал Видадом Файдаром, женился на хорошей девушке по имени Иман, у них родились и выросли сын и дочь. Во время ее свадьбы пара американских самолетов, якобы охотившихся за бандой талибов, нанесла удар по кишлаку Урдун, где проходил обряд. Под бомбами погибли жена и дочь Файдара.

Теперь Фролов, он же Файдар, жил с семьей сына Гафара в селении Кундар, расположенном в двадцати километрах от Кабула. Он ничего не знал о судьбе Павлова, Драгина и Голубева.

Их встреча произошла случайно, еще до страшной трагедии, когда Файдар с сыном отвозили товар в Кабул. Иман, ее двоюродная сестра и дочь ткали ковры. Видад занимался ремонтом бытовой техники, вязал корзины, резал по дереву.

Его увидел сержант Драгин.

Он и Павлов оказались в Кабуле, обзавелись семьями и содержали дукан, то есть небольшой магазин. Драгин-Дугани увидел Фролова в лавке торговца Фарани, но подошел к нему позже в кафе. Они проехали в дукан Павлова-Павара и отметили встречу. Это было накануне свадьбы.

После трагедии Фролов решил отомстить американцам. Друзья вызвались помочь ему. Капитан с сержантом 30 августа сбили «F-15», но не тронули летчиков, спускавшихся на парашютах.

Лейтенант Козырев попал в лапы к душманам на год позже, в восемьдесят восьмом. Тогда колонна, вышедшая из расположения советского мотострелкового полка, доставляла афганским коллегам продовольствие и боеприпасы. Она попала в засаду.

Козырев отбивался как только мог. Но проклятая граната, брошенная главарем банды Амиром Табраем, лишила лейтенанта сознания. Он был доставлен в горное селение, на базу душманов. Ухаживать за ним взялась дочь Табрая Ламис, которая влюбилась в пленного офицера. Он тоже не остался к ней равнодушен.

Советские войска ушли за речку. Козырев остался, тоже принял ислам, стал Муштаком Хазани, женился на Ламис. После войны с талибами он устроился в селении Маргин, расположенном в двадцати километрах от Кабула, и жил очень неплохо.

Муштак Хазани открыл в Маргине автомастерскую, которая пользовалась успехом не только у местных жителей. К нему приезжали клиенты даже из Кабула. Он качественно, надежно ремонтировал поддержанные иномарки, которые заполонили столичный рынок с приходом американцев и их союзников.

Его сын тоже не бедствовал. Он имел чайхану.

Хазани очень любил своего внука Саида. Тот в понедельник, 14 августа, пошел с такими же ребятами на холмы, находившиеся в двух километрах от Маргина. Мимо них пролегал маршрут американского мобильного патруля на двух бронированных машинах.

Тарек Газай, сын соседа Муштака, взял с собой старое охотничье ружье с единственным патроном, хотел пальнуть по мишени. Когда же появился патруль, мальчишки решили попугать американцев. Тарек случайно выстрелил.

Начальник патруля лейтенант Дин Корни воспринял это как нападение, хотя видел, что на холме дети. Пулеметчик открыл огонь из крупнокалиберного «браунинга». Внук Хазани погиб на месте, его двоюродный брат, пятилетний Будур, получил тяжелое ранение в руку, которую впоследствии пришлось ампутировать.

Американцы и местные власти, покорные им, обвинили во всем родителей мальчишек. Ни слова сожаления или соболезнований, только очередная угроза. Мол, так будет со всеми, несмотря на пол и возраст, кто посмеет поднять руку на доблестных американских солдат.

Хазани тоже решил мстить. 18 июля этот профессиональный военный с помощью своего сына Анвара и его товарища устроил засаду. Они спрятались у тех же холмов и пустили в ход одноразовые гранатометы, оставшиеся после войны с талибами. Погиб весь патруль лейтенанта Корни. У американцев не осталось ни единого шанса.

Как ни старалась местная полиция, как ни охотились за злодеями янки и служба безопасности, но никаких улик против Хазани и других мужчин, проживавших в селении Маргин, так никто и не обнаружил.

Ничем не смог помочь и Абдурахман Зияк, агент Национального директората безопасности, проживавший в селении. Его, как говорится, профессионально обвели вокруг пальца.

В итоге нападение было списано на диверсионную группу талибов, которые все чаще стали появляться в центральных провинциях.

«Тойота» остановилась у мастерской Хазани. На улице стояла старая иномарка корейского происхождения, видимо, ожидавшая своей очереди. Внутри стучала киянка, работал какой-то механизм.

Дугани вошел в мастерскую.

Его увидел один из работников, выключил станок для балансировки дисков, подошел к посетителю.

– Салам, уважаемый! Проблемы с машиной?

– Салам! Прошу простить, не знаю вашего имени.

– Дауд. Я работаю здесь. Так что у вас случилось?

– От встречной полосы камень отлетел, фара разбилась.

– Машина какая?

– «Тойота».

– К сожалению, уважаемый, у нас только мастерская, а не магазин запасных частей.

– У меня есть новая фара, надо только поставить ее.

– Тогда другое дело. Двести афгани, и я заменю фару. Где машина?

– На улице.

– Ступай к ней. Сейчас я возьму инструмент и подойду.

Но Дугани не спешил.

– Это же мастерская Муштака Хазани? – осведомился он.

– Да, а что?

– А сам хозяин на месте?

Работник подозрительно посмотрел на клиента:

– Тебе-то какое дело? Надо фару поменять? Или ты ищешь Хазани?

Дугани обезоруживающе улыбнулся:

– И то и другое. Не волнуйся, брат, я с добром к Хазани.

– Кто вас разберет.

– Так здесь хозяин?

– Здесь. Вон у верстака карбюратором занимается.

– Он вместе с вами работает?

– В этом есть что-то удивительное?

– Все-таки хозяин. – Дугани протянул работнику ключи от машины и двести афгани. – Ты пока, брат, замени фару. Новая на заднем сиденье в упаковке. А я с твоим работодателем поговорю.

Дауд принял ключи, деньги и крикнул:

– Муштак!

Хазани повернулся.

– К тебе тут человек.

– Ко мне? – Он протер ветошью руки. – Ну, проходи, человек, раз ко мне.

Дугани подошел к нему:

– Салам, господин Хазани.

– Просто Муштак. Салам. Кто ты, откуда, зачем я тебе нужен?

– Шумно здесь.

– Я привык.

– Разговор у меня к тебе, Муштак.

– Мы знакомы?

– Нет.

– Не знакомы, и разговор? Насчет машины?

Дугани улыбнулся:

– Нет. На другую тему.

– Ладно, пойдем во двор, там тень, тихо, прохладно.

– Это другое дело.

Хазани и Дугани прошли во двор, сели на топчан, устланный кошмой и стоявший в тени развесистой чинары.

– Говори. Кстати, я так и не услышал твоего имени.

– Фади Дугани из Кабула.

– Говори, Фади.

Он был буквально ошеломлен, когда этот человек вдруг выдал на чистом русском языке:

– Позволь теперь поприветствовать не Муштака Хазани, а лейтенанта Козырева Михаила Александровича, заместителя командира роты материального обеспечения мотострелкового полка, дислоцировавшегося во время войны восьмидесятых годов у селения Хакар.

– Козырева? – переспросил Хазани.

– Именно. Или я что-то напутал?

– Кто ты?

– Я тоже бывший советский военнослужащий, сержант разведывательной роты отдельного десантно-штурмового полка, который стоял в Шергане.

Хазани пришел в себя:

– Значит, тоже русский?

– Да, сержант Драгин Федор, ныне Фади Дугани.

– Почему остался в Афгане?

– Потому, что на год раньше тебя попал в плен со своим взводным старшим лейтенантом Павловым, командиром экипажа «восьмерки», перебрасывавшей нас на разведку, капитаном Фроловым и рядовым Женей Голубевым, ныне покойным.