Фок Аркенау сделал долгий глоток разбавленного сока, почти осушив кружку, и внимательно посмотрел на ближайшего матроса. Тот без всякого выражения на лице смотрел на надкушенный бутерброд в своей руке. Лейтенант мог голову прозакладывать, что космонавт чувствует себя сейчас абсолютно и в точности так же, как чувствовал себя Реймонд в заваленной трупами рубке флагмана. Это, несомненно, были самые страшные минуты в его жизни – когда адъютанту показалось, что он остался один. Когда нужно было что-то делать, а он не знал – что, и спросить оказалось не у кого. А вокруг были только мертвецы… Лейтенант поёжился. Если б адмирал Каррисо вовремя не пришла в себя, кто знает – не повредился бы он рассудком, не совершил бы какой-нибудь глупости…

"Нужно заставить их чем-нибудь заняться, — понял фок Аркенау. — Чем-то важным и полезным". Да, если бы он остался на корабле один – можно б было лечь, устроиться поудобнее, и ждать спасения или гибели. Но в сложившейся ситуации он просто не мог себе этого позволить. Потому что от него, кажется, впервые что-то зависело.

С другой стороны, ясно было, что он не может просто взять, и начать раздавать команды уцелевшим. Это же не военные, они не станут слушаться офицера просто потому, что он – офицер. Что характерно, весь экипаж "Родрика" знал о том, кем на самом деле является Реймонд фок Аркенау, и почему он попал к ним на борт – это многое говорило об отношениях капитана и команды. Дисциплина здесь не существовала сама по себе, она держалась на уважении и доверии меж офицерами и рядовыми членами команды. А значит, пытаться попросту "перехватить поводья" было бы большой глупостью. Особенно учитывая, что Реймонд и сам толком не представлял дальнейшего плана действий. Для начала нужно просто поставить перед ними проблему, которую они сами захотят решить. И ведь такая проблема действительно существует, просто о ней забыли за насущными делами и собственными горестями…

— Брокхзен, — лейтенант поставил опустевшую кружку на пол и повернулся к сидящему рядом инженеру. — Скажи, сколько защитное поле "Родрика" продержится в аварийном режиме? При нынешнем раскладе?

— Ну, автоматика работает стандартно – пока запасы энергии в аккумуляторах не истощатся до пятидесяти процентов, — отозвался инженер, покосившись на собеседника. — Часов сорок-сорок пять. Потом перейдёт в экономный режим, удерживая только воздух, и ослабляя входящее излучение. В таком – до полугода.

— Примерно соотносится с нашими запасами воды, — добавил доктор Блаузи. — Должно хватить…

— Должно, — кивнул Реймонд. — Но мы забываем об одной вещи. Мы всё ещё в поясе астероидов… А кораблём никто не управляет.

Доктор, инженер и несколько матросов уставились на лейтенанта.

— Чёрт… — выдохнул Брокхзен.

— Поле сейчас отталкивает даже достаточно крупные камни… — продолжил наследник Аркенау.

— Но и энергию жрёт в тысячекратном размере, — закончил за него техник. — И от столкновения с по-настоящему большой скалой не убережёт. Чёрт…

— Корпус "Родрика" сам по себе достаточно прочный, чтобы выдерживать удары… — неуверенно произнёс доктор.

— Конечно, — согласился инженер, — но не полгода же. Рано или поздно корабль просто раздолбают… Плотность камней в кольцах планеты куда выше, чем в обычных астероидных полях.

— По-моему, у нас есть два варианта, — осторожно сказал Реймонд, переводя взгляд с врача на техника. — Или сделать так, чтобы нас побыстрее нашли, или постараться вывести корабль из астероидов. Третий – положиться на везение – лично я даже не рассматриваю, — лейтенант усмехнулся краешком рта и ввернул для эффектности вычитанную где-то фразу. — Везение – это то, чего следует желать, но на что не следует рассчитывать.

Бывший помощник инженера, а теперь, выходило, главный инженер корабля усмехнулся в ответ, и это уже было маленькой победой.

— Ну, первый вариант – не вариант, — задумчиво произнёс он. — Аварийный маяк в "колпаке" вовсю шлёт сигналы бедствия, защитное поле светится с максимальной возможной яркостью. Другое дело, что заметить нас некому, а увеличить скорость движения радиоволн – явно не в моей компетенции. Это к Творцу Всеединому…

— Творец сейчас вершит судьбы галактик, не думаю, что у него найдётся на нас время, — фок Аркенау постарался улыбнуться нормально, искренне.

— Вот именно. Что же до второго варианта… Двигатели, в принципе, в порядке, выступ надстройки должен был защитить сопла от повреждения взрывом. Энергия имеется… Корабль может двигаться.

— Без руля? — впервые включился в разговор один из матросов. Кажется, это был Сэм – лейтенант ещё не очень уверенно их различал. — Штурвал-то – тю-тю.

— Руль и штурвал – разные вещи, — Брокхзен почесал кончик носа. — Руль там же, где и двигатели – на уровне нижней палубы. Не должны были пострадать. Провода и тяги, соединяющие руль со штурвалом на мостике, проходят через всю корму. До них можно добраться изнутри и попробовать управлять рулём напрямую. Конечно, грубо получится – руль нужно будет перекладывать сильно заранее. Никаких плавных и тонких манёвров.

— Ну да, это как заставлять человеческую руку двигаться, дергая её за оголённые сухожилия, — покивал Блаузи.

— Спасибо, док, — сдавленно прохрипел матрос, разглядывавший надкушенный бутерброд. Теперь он уверенно отложил хлеб с солониной в сторону. — Это вы очень вовремя вспомнили.

— В общем, заставить корабль двигаться мы можем, — заключил техник. — Но смысла в этом нет.

— Почему? — удивлённо поднял брови Реймонд.

— А куда лететь? — опередив открывшего было рот инженера, ответил доктор. — Мы же ничего не видим. Есть, конечно, в трюме запасной комплект навигационного оборудования – астролябия, гравитационный компас, магнитный и радиокомпасы, ну и прочее… А проку-то? Допустим, определим мы своё положение относительно планеты и радиобакенов трассы. Дальше что? Главная проблема – астероиды. Если впишемся в большую скалу даже на самом малом ходе… Через люк в палубе и пушечные порты мы не можем видеть, что происходит перед нашим носом. Мы слепы.

Брокхзен только молча кивнул. Реймонд, закусив нижнюю губу, несколько секунд напряжённо размышлял, потом с тяжким вздохом откинулся назад и уставился в потолок, не обращая внимания на больно впившиеся в поясницу и спину края ступенек. Помолчали. Доктор подошёл к раненному, откинул покрывало и стал осматривать его ногу. А у Реймонда в голове хаотично проносились воспоминания. Сходу не найдя решения, он принялся гонять туда-сюда мысли – эдакий мозговой штурм силами одного человека. Вновь вспомнил заваленную трупами рубку "Лунной дорожки", себя, сжимающего окровавленную шпагу в руках, адмирала Каррисо с прожжённой дыркой в плече. Адмирала Каррисо… А ну-ка, шажок назад…

Фок Аркенау вспомнил, как Каррисо и её штаб командовали одновременно и флагманом, и всеми кораблями флотилии. Только на основе полученной информации – ведь на мостике не было окон… Нет, это не то. Совсем не то. Но принцип!.. Реймонд сел и, обхватив ладонями вспыхнувший болью затылок, позвал:

— Доктор!

— Да? — обернулся маленький инородец.

— Я читал в одной книге, что у людей, лишённых зрения, обостряются остальные чувства. Слух, обоняние…

— В принципе, верно. В этом нет ничего удивительного…

— А может и нам стоит попробовать? Гравикомпас – он ведь определяет мощные источники гравитации, их положение и расстояние до них. Так можно найти в системе планеты даже без карты. Можете вы усилить его чувствительность, чтобы он определял и более слабые источники? Такие, как крупные астероиды?

— Ну, я не настолько хорошо разбираюсь в тонкой технике… — протянул врач.

— А и не надо, — Брокхзен вдруг рывком встал на ноги. — Чувствительности гравикомпаса и так достаточно, — инженер щёлкнул пальцами и улыбнулся. — Она специально занижена – чтобы прибору не мешала искусственная гравитация самого корабля. Нам нужно сделать только две вещи – снять с гравикомпаса ограничители и отключить на корабле гравитацию. Пока экипаж работал на мачтах и открытой палубе – это было бы убийством, а теперь – ничего страшного. Придётся, правда, кое-что сломать…