Я не буду рассуждать о том, трудно ли это. Одним это легко, для других невыполнимо. Трудно для всех узнать, настало ли время "ненавидеть". Люди мягкие - нежные мужья и жены, заботливые родители, послушные дети - все не могут признать, что оно наступило. Люди властные и своевольные решат, что оно пришло гораздо раньше, чем надо. Вот почему бесконечно важно так поставить дело, так настроить любовь, чтобы времени этому и наступать было незачем.
Как это делается, можно увидеть на неизмеримо низшем уровне. Отправляясь в поход, поэт говорит возлюбленной, что не любил" бы ее так сильно, не люби он честь еще сильней.69 Не всякая женщина это поймет. Для многих "честь" - одна из мужских отговорок, лишний предмет увильнуть, предательство. Но поэт знал, что его дама не хуже него понимает рыцарский кодекс, и потому ему не пришлось ее ненавидеть. Они давно договорились, что служат одному закону. Так и у нас. Когда настал выбор, поздно сообщать жене, матери, другу, что мы любили их с мысленной оговоркой: "пока это Богу не мешает". Мы должны предупредить близких - не вдруг, не прямо, а предупреждать их всегда, всей нашей жизнью, тысячами мелких решений. В сущности, если друг или возлюбленная этого не примут, не надо бы вступать с ними в дружбу или в брак. Когда для другого человека любовь - это все, в полном смысле слова, мы не вправе принимать его любовь.
Мы подошли к подножию последней лестницы, которую нам надо одолеть в этой книге. Теперь нам придется точнее и глубже сопоставить то, что люди зовут любовью, с Любовью-Богом. Конечно, уточнения наши останутся моделями, символами, неполными и даже условными. Ничтожнейшие из нас в состоянии благодати что-то знают (savent) о той Любви, которая есть Бог; но ни один мудрец и ни один святой не знают Ее (ne connaissent pas) иначе как в подобиях. Мы не видим света, хотя лишь благодаря свету мы вообще видим. Эти оговорки я делаю потому, что сейчас мне придется долго и дотошно объяснять, и вы можете подумать, что я что-то доподлинно знаю. Но я еще с ума не сошел. Все дальнейшее - мои мнения, если хотите - "частный миф". Если что-то будет вам полезно - пользуйтесь, если нет - больше не думайте об этом.
Бог есть любовь. "В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас" (1 Ин. 4:10). Начнем не с нашей любви к Богу, а с Его любви к нам. Любовь эта - дар. Богу ничего не нужно. Он дает от полноты. Учение о том, что Бог "не был обязан" творить мир - не сухая схоластика; оно очень важно. Иначе нам придется мыслить Бога вроде какого-нибудь заведующего, директора, управителя. Надо помнить, что там, у себя, "в стране Троицы", Господь владеет несравненно большим Царством. Надо видеть то, что видела Иулиания Норичская: беседуя с ней, Господь держал в руке что-то маленькое, с орех, и это было "все тварное". Богу ничего не нужно; Он породил ненужные существа, чтобы любить их и совершенствовать. Он творит мир, предчувствуя (или чувствуя? для Него нет времен), как роятся мухи у креста, как больно касаться дерева израненной спиной, как перехватывает дыхание, когда обвиснет тело, как нестерпимо болят руки, когда приходится вздохнуть. Простите мне такой образ, Господь - "хозяин", породивший своих паразитов. Вот она, любовь. Вот Он, Бог, Творец всякой любви.
В нас, в самую нашу природу, Он вложил и любовь-дар, и любовь-нужду. Первая из них во всех своих видах - естественный образ Его любви. Она похожа на Бога, но не всех и не всегда приближает к Нему. Заботливая мать, рачительный начальник, добрый учитель могут непрестанно давать, увеличивая это сходство и ничуть не приближаясь к Богу. Все естественные виды любви-нужды на Бога непохожи. Они противоположны Богу-любви не как добро - злу, а как формочка - крему.
Но кроме естественной любви Господь дарует нам и любовь благодатную.
Прежде всего Он делает нас соучастниками Своей Любви. Это совсем не то, что естественная любовь-дар. Люди, любящие естественной любовью, хотят другому не просто добра, а своего добра, на свой лад и вкус. Божья любовь-дар, действуя в человеке, ничего не навязывает, она совершенно бескорыстна. Кроме того, естественная любовь обращена к тем, кто нам нравится, кто согласен с нами, способен на благодарность, - словом, кажется нам достойным любви. Божья любовь, действуя на нас, дает нам силу любить невыносимых - врагов, преступников, идиотов, людей, утомляющих нас, презирающих, смеющихся над нами. Пойдем дальше; Господь дает нам ощутить любовь-дар к Нему самому. Конечно, мы не можем ничего дать Богу; но мы ведь способны отвратить от Бога волю и сердце, значит, способны и обратить их к Нему. То, что не существовало бы без Него (как нет песни без певца), Он отдал в наше распоряжение, чтобы мы могли свободно вернуть это Ему. И еще. Евангелие учит, что мы даем Богу, давая человеку. Любой, кого мы накормим и оденем, - Христос. Это тоже любовь-дар к Богу, хотя испытывающий ее иногда о том и не ведает. Да, Сама Любовь может действовать в тех, кто ничего о Ней не знает. Овцы из притчи понятия не имеют о том. Кто скрыт в больном, или в узнике, и в них самих. (Мне кажется, что притча эта - о суде над язычниками. "И соберутся пред Ним все народы", то есть "языки", "гойим".)
Всякий согласится, что такая любовь дается благодатью и зовется милосердием. Но я скажу кое-что, с чем согласится не всякий. Господь дает нам и два вида благодатной любви-нужды: любовь к Нему и любовь друг к другу. Говоря о любви к Богу, я имею в виду не любовь-оценку, не дар поклонения (об этом я, хоть и немного, поговорю позже), но именно любовь-нужду. Казалось бы, какая тут благодать? Нужда сродни корысти, а мы корыстью не обделены. Тем не менее я думаю то, что сказал. Словно река, пролагающая русло, или волшебное вино, творящее сосуд само для себя. Господь обращает нашу нужду в особый, высокий вид любви.
Остановимся сперва на благодатной любви-нужде к Богу. Конечно, самую нужду дает не благодать. Нужда "задана" уже одним тем, что мы - существа тварные, и бесконечно умножена тем, что мы - существа падшие. Благодать помогает нам понять ее, принять и обрадоваться. Ведь без благодати то, чего нам хочется, не совпадает с тем, что нам нужно.
Когда христиане вечно твердят о своей немощи, людям внешним кажется, что они заискивают перед тираном или произносят условные фразы, вроде китайских формул вежливости. На самом же деле мы снова и снова пытаемся побороть естественное, подсказанное природой ощущение. Как только мы поймем, что Господь нас любит, нас тянет думать, что мы чем-то заслужили Его любовь. Язычники этой мысли не противились; хороший человек был любимцем богов за свои добродетели. Мы знаем, что это не так, но уловок тут множество. Хорошо, мы Его любви не заслужили, но ведь как мы смиренны, когда так думаем! Быть может, наше смирение Ему и нравится? А если не оно - не осознание ли гордыни? Так, снимая пласт за пластом, все тоньше и тоньше, мы не можем избавиться от чувства, что мы, мы сами чем-то угодили Богу. Легко признать умом, трудно чувствовать, что мы - лишь зеркала и сверкаем, если сверкаем, только отраженным светом. Ну хоть капелька своего света в нас есть!
Из этого лабиринта нелепицы нас выводит благодать, даруя нам детское и радостное признание полной немощи. Мы становимся "веселыми нищими". Нам жаль, что мы согрешили, но не так уж жаль, что грех наш умножил нашу нужду. А о том, что мы вообще по природе своей ничто без Бога, мы ничуть не жалеем. Ведь именно та иллюзия, о которой я говорил, и мешала нам радоваться. Мы были, как человек, который хочет одной ногой, одним пальцем касаться дна и потому не знает радости плавания. Расставшись с последней претензией на свободу, силу или достоинства, мы обретаем достоинства, силу и свободу. Они поистине наши и потому, что нам дал их Господь, и потому, что теперь мы знаем: в другом смысле слова они нашими быть не могут.
