— Тебе кто-то заказал часы?
— Нет-нет. Это просто вдохновение, — мечтательно протянул старик. — Ты, Олли, не обращай на меня внимания, пой, а я послушаю.
Генри тоже любил дождь, говорил, что он несет в себе уют, но для этого нужно сидеть под пледом у камина, а не пытаться заработать воспаление легких, шастая по улицам. Уж не знаю, откуда старик вообще слышал о таком заболевании, здоровьем его природа не обидела. За весь год, что мы знакомы, он даже ни разу не простудился. Однако я понимала, о чем он говорит. В дождь можно потеряться в собственных мыслях и не чувствовать себя при этом неловко, ведь он будет грустить вместе с тобой, где бы ты ни был.
Когда уже почти все маленькое помещение было убрано и оставалось только потушить лампу, колокольчик над дверью звякнул, и на пороге появился один из шести. По его лицу стекали капли дождя, а черный плащ промок до нитки, но это ничуть не помешало мне застыть с открытым ртом, до неприличия пристально разглядывая гостя. Черные волосы. Нефритовые глаза.
— Олли, иди домой, — не терпящим возражений тоном велел мне Генри.
Разумеется, я не стала перечить. Просто попрощалась, накинула плащ и вышла на улицу. Вопреки начальной задумке, после встречи с одним из шести гулять по улицам я передумала и сразу направилась домой. Старику бы моя осторожность понравилась.
Мой дом был местом весьма экстравагантным. Когда мы с Генри только познакомились, некоторое время он позволял мне жить в его мастерской. Там был диван и даже подобие кухни, так как старик не любил понапрасну отвлекаться от работы. Жить было можно. Но как только я впервые в своей жизни столкнулась с одним из шести, старик меня переселил. Я пыталась переубедить Генри, просила его оставить меня в мастерской на более долгий срок, уверяла, что меня все устраивает, однако он был непреклонен, взял из прилавка какой-то ключ и повел в город. Сначала я было подумала, что он предложит мне жить у него, но снова ошиблась. Всего через пару кварталов мы с Генри остановились напротив небольшого жилого домика, рядом с которым красовалась пристройка в виде башни с часами, и я рассмеялась в голос. И правда, куда еще мог поселить меня мастер? Как оказалось, в башню вел отдельный вход (что вы, Генри никогда бы не позволил постороннему человеку ворваться в его обитель), и дверь открывалась тем самым ключом, который впоследствии стал моим.
Теперь же я привычно надавила плечом на разбухшее от дождя дерево и дважды повернула старый ключик в замочной скважине. Не знаю почему, но я старалась входить сюда как можно менее заметно, потому что боялась. Я никогда не спрашивала у Генри, кому на самом деле принадлежит башня: пусть ключ хранился у старика и хотя он, очевидно, следил за механизмами часов, владельцем дома, судя по всему, не являлся.
Оказавшись внутри, я наощупь закрыла дверь и стала медленно и осторожно подниматься по лестнице наверх, к свету. Первое время я носила с собой фонарик и качественно осматривала каждую ступеньку, боясь, что железо слишком проржавело и в любой момент мой вес может оказаться для него критическим. Однако в этом месте для меня опасностей не таилось. И я мгновенно стала звать его домом, что старику очень польстило. Хотя, конечно, надо признать, поначалу было непросто привыкнуть к почти полному отсутствию удобств, отмерявшему каждый новый час бою курантов прямо над головой и легкому постукиванию соединяющихся шестеренок. Разумеется, Генри помог мне справиться со всеми трудностями. Он не только ухитрился своими золотыми руками подвести сюда необходимые коммуникации, но смастерил мебель и подарил мне восковые беруши, без которых сон обещал стать серьезной проблемой. Стараниями мастера у меня появилась весьма неплохо оборудованная крошечная кухонька (для одной в самый раз), кровать, шкаф, столик и любимое кресло-качалка.
Поднявшись в свою крошечную, но очень чистенькую и уютную обитель, я перебросила плащ через спинку любимого кресла, сварила себе какао и полезла на самый верх, к железным вращающимся шестеренкам. С лесов, расположенных под самой крышей, в небольшие окошки можно было увидеть залитую водой улицу и посидеть в компании дождя и собственноручно связанного пледа. Тем вечером я прокручивала в голове всевозможные варианты тем для разговора Генри с одним из шестерых, в очередной раз пыталась понять, что за дела связывают этих людей.
К утру дождь так и не прекратился. Вспомнив о наказе Генри, я забежала к господину Тоффи и взяла десять булочек разных видов. Некогда старик покупал только выпечку с кунжутом, а я говорила, что он слишком упрям, чтобы признать, насколько хороша и остальная тоже. В попытке его переубедить я брала совершенно разные виды изделий и заставляла пробовать, а потом — выставлять оценки. Но упрямство Генри каждый раз побеждало. Десятку он ставил только булочкам с кунжутом. А я не отступала, ибо на дух их не переносила.
— Предстоит тяжелый денек, а, Олли? — подмигнул мне господин Тоффи.
— Генри посетила его часовая фея, и он намеревается творить, — пошутила я.
— Ну, тогда удачи и вам, и фее, — улыбка господина Тоффи утонула в густых черных усах.
— Если все будет совсем плохо, я забегу еще раз, можете припрятать для меня что-нибудь, скажем, с корицей.
— Олли-Олли, разве можно фей пугать черствой выпечкой? Я лучше испеку для вас что-нибудь свежее и новенькое. Договорились?
— Я ваша должница. Только чтобы без кунжута, хорошо?
— А то как же!
Перебегая улицу, я смеялась. Генри все еще не подошел, я открыла мастерскую своим ключом, поставила чай, разложила булочки на блюде и только тогда перевернула табличку с надписью "открыто". Посетителей в столь ранний час было мало, а потому я уселась на старый сундук, чтобы дочитать наконец "Луну и грош". Книга мне нравилась, но язык, которым она была написана, заставлял перечитывать предложения по нескольку раз. Наверное, Генри был прав, я недостаточно усидчива. Вспомнив об этих его словах, я поднялась, чтобы выключить чайник, и попутно взглянула на часы. Старика все не было. Я нахмурилась, силясь вспомнить, опаздывал ли он когда-либо ранее. Ни разу. Он был человеком пунктуальным. Решив подождать еще полчаса, прежде чем начну бить тревогу, я, наверное, сделала глупость. В конце концов, Генри был не молод, с ним могло приключиться что угодно.
По истечению получаса я буквально бросилась к выходу, но отчего-то замерла в дверях и обернулась. На прилавке мерно тикали мои любимые часы с загадочным циферблатом. Не знаю почему, но я вдруг поняла, что не могу оставить их здесь. И хотя мастерская была полна вещей куда более ценных и дорогостоящих, я вдруг вернулась, схватила их в охапку и потащила в свою башню. А только потом со всех ног помчалась в сторону дома Генри.
Как я уже говорила, старик жил скромно, в небольшом многоквартирном доме. Таких по всей Праге можно найти превеликое множество. Старый, серый, с резными ставнями на окнах. Более ничем не примечательный. Вот только сегодня, к моему ужасу, около него стояла служба коронеров. Казалось, мое сердце остановилось. Я бросилась по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж и толкнула дверь квартиры Генри с такой силой, что она ударилась о стоявший в прихожей шкаф. В глубине души я уже понимала, что ничего хорошего там не увижу: и машина снаружи, и незакрытая дверь — все указывало на большую беду, но я все еще заставляла себя надеяться. А в помещении толпились люди: медики и полицейские. Для маленькой квартирки Генри их было слишком много, но для настоящего происшествия — слишком мало.
— Сержант полиции Андреас Свелт. Кто вы? — тут же потребовал у меня служитель правопорядка.
— Оливия Бёрн. Я работаю с Генри в часовой мастерской. Он сегодня не появился, и я забеспокоилась, пришла сюда. Что с ним?
Я безумно хотела, чтобы он сказал мне, будто все хорошо, с Генри все отлично. Он просто работал допоздна, подвернул ногу, почувствовал легкое недомогание… но здесь же был офицер полиции, и ответ я знать не хотела. Старик бы обязательно отругал меня за подобные мысли. Правда есть правда, сколько ее не приукрашивай.
