Потому мы и здесь. Самая первая почтовая марка – «Черный пенни» (даже я о ней слышала) – была выпущена в мае 1840 года. Ты знала, что раньше пересылку писем оплачивали получатели? А если им было нечем заплатить, письмо им не отдавали. Представь, каково смотреть вслед уходящему почтальону, в сумке которого лежит приглашение на вечеринку или платежный чек, лишь потому, что у тебя с собой нет денег!
К тому же чем дальше было отправлено письмо, тем дороже стоила его пересылка. Открытка от кузины Мо из Пик-Дистрикт обошлась бы тебе в кругленькую сумму. Некий Роуленд Хилл счел такую ситуацию несправедливой. Он предложил установить одинаковую цену на всю почту и обязал оплачивать не получение, а отправку письма. Гениальная идея. Та-да! Вот и появились марки.
Мы прибыли в Бат, где находилась типография. То есть находится. И я все равно думала, что нас ждет скукотища. Но тут из завода с криками выбежал мужчина, и мы поняли, что пришли по адресу…
Мы зашли внутрь – ты хоть раз видела, чтобы Доктор уходил, увидев паникующих людей? Его уши навострились, как у пса, услыхавшего свист! Первым же делом мы увидели пару ботинок, которые высовывались из бочки с чернилами. В ботинках были ноги, а ногами заканчивалось тело. Мы достали беднягу из бочки, в процессе испачкавшись в чернилах, но он уже погиб. Утонул. Ужасно.
Мы стояли посреди помещения и думали, что делать дальше. С нас стекали чернила, словно мы только что нашли нефть. Не знаю, говорила ли я, но все склонны подозревать людей, обнаруженных рядом с трупом. Не успели мы сказать: «Раксакорикофаллапаториус», как в помещение вошли люди. Я думала, они позовут полицию (была ли полиция в 1840 году? Надо спросить Доктора) или хотя бы удивятся. Но они начали приближаться к нам, вытянув руки подобно живым мертвецам (а я много зомби успела повидать). Почти все они были одеты в заляпанные чернилами викторианские костюмы, и я решила, что эти люди причастны к смерти того бедняги.
Внезапно я почувствовала скользкую чернильную руку Доктора в своей руке, и он потащил меня подальше от людей. Мы побежали – конечно же, не к выходу из здания, а к другой двери, – и оказались в мастерской. В ней находились десять-одиннадцать печатных станков – здоровенных машин из дерева и металла – и куча огромных пачек бумаги. На стенах сушились новенькие «Черные пенни». Множество профилей королевы Виктории взирали на марки слева от них. Я знала, что это королева Виктория, но для меня она выглядела по-другому. Доктор объяснил, что этот профиль рисовали, когда она только взошла на престол, а когда мы с ней познакомились (я же говорила, что мы с ней знакомы? она меня чуток пугала), она была на сорок лет старше.
Я помогла Доктору подтолкнуть печатный станок ко входу. Едва мы успели его пододвинуть, как с другой стороны двери послышались удары чернильных людей. Я огляделась в поисках другого выхода из комнаты и внезапно заметила, что мы не одни. В углу помещения свернулся мужчина. Он пытался спрятаться за котелком, что ему явно не удавалось. Его руки были испачканы чернилами, но не так сильно, как у тех людей. Я подошла к нему и спросила, как он себя чувствует. Он начал бормотать: «Я должен слушаться, должен слушаться». Прямо как зомби. Доктор спросил, кого он должен слушаться, и тот ответил: «Королеву». Доктор отметил, что это очень похвально, а затем поинтересовался, чего от мужчины хотела королева. Тот ответил: «Убивать». Этот ответ похвальным точно не был.
Доктор вытащил из кармана старинные часы на цепочке и начал раскачивать их перед глазами мужчины. Он постепенно успокоился, а вместе с ним и я. Не успела я опомниться, как Доктор пытался привести меня в чувство. Мужчина уже был в сознании и теперь казался совершенно нормальным. Он сказал, что его зовут Томас Скотт, он работал на печатном станке. Мужчина объяснил, что узор марок был выгравирован на металлической пластине, желобки которой заполнялись чернилами. Один из рабочих вытирал лишние чернила, а затем Томас Скотт опускал рычаг так, чтобы пластина плотно опускалась на бумагу и оставляла на ней рисунок из чернил.
Доктор попросил мужчину вспомнить о случившемся, и через несколько минут тот сказал, что начинает припоминать. В мастерской появилось странное создание – тощее желтое чудовище с огромными фиолетовыми глазами. Доктор спросил, было ли оно гибким, словно сделанным из резины, и Томас с удивлением согласился. Доктор улыбнулся, словно над его головой появилась лампочка, и сказал: «Ага! Хоботи». Хоботи, как он нам объяснил, были пришельцами (даже не спрашивай, как мужчина отреагировал на это слово), и, если Доктор не ошибался, этот инопланетянин решил захватить Землю.
К этому моменту люди стали еще сильнее пробиваться через дверь, и я начала волноваться, сдержит ли их печатный станок. Тем временем Доктор объяснял, что хоботи – знатоки гипноза, но обычно для передачи сигналов они используют какой-то проводник. Он спросил Скотта, чем занимались в мастерской те, кто пытался пробиться через дверь, и тот ответил, что они были чернильщиками – людьми, которые заполняли станки чернилами. Они вдруг сошли с ума и напали на курьера, который доставил в типографию бумагу (полагаю, он и был в бочке). Мы с Доктором тут же вспомнили, какими грязными были те люди, и одновременно воскликнули: «Чернила!», но затем поняли, что сами ими покрыты.
Краем глаза я увидела нечто желтое, но не смогла на нем сосредоточиться. Я слышала лишь то, что Доктор говорил о марках. «Идеальный проводник! – сказал он. – В этом году люди отправят миллионы писем, и если на каждом будет марка, на которой хоботи сможет сосредоточить свою гипнотическую силу…»
Но его голос затих. Я видела лишь листы с «Черными пенни», сотни сотен королев Викторий. Каждая из них повернулась ко мне. «Ты будешь убивать, – сказала она сотней голосов. – Убивать, убивать, убивать…» И я знала, что ее нужно слушаться.
Краем уха я слышала глухой треск выбивания двери, но не обращала внимания ни на что, кроме королевы Виктории, которая смотрела на меня с марок. Но затем я поняла, что Виктория не такая. Я знала ее, настоящую королеву. Да, она была той еще занудой, но марочная Виктория была совсем другой. Мне все это привиделось.
Мои мысли тут же прояснились. Рядом со мной стоял Доктор, он зажмурился и что-то бормотал. По полу к нам полз Томас Скотт. В мастерской стояли готовые к нападению чернильщики – в руках они держали металлические инструменты. А прямо перед собой я увидела резинового желтого монстра, который смотрел на меня огромными фиолетовыми глазами и говорил: «Убивать, убивать, убивать…»
Не задумываясь, я схватилась за ближайшую балку печатного станка и качнулась вперед, ударив пришельца в живот и опрокинув его на металлическую пластину другого станка, у которого как раз стоял Томас. Привычным движением он опустил рычаг. Бум! Пластина опустилась на бумагу, прижав вместе с собой и хоботи.
На этом все закончилось. Хоботи перестал передавать гипнотические импульсы, и чернила стали безвредными (по крайней мере, так сказал Доктор). Все работники тут же пришли в себя и смутились. Доктор сказал, что разрешит ситуацию так, чтобы их не обвинили за убийство бедного курьера, ведь они не были виноваты. Затем Доктор с Томасом (как же нам повезло, что в своей работе он мало соприкасался с чернилами и оказался под слабым гипнозом!) уничтожили листы с марками, которые получились странного желтого цвета с фиолетовыми разводами. Все, кроме одной, которую я сочла заслуженным сувениром, – ведь именно я всех спасла.
Ты знала, что если на марке есть какой-то изъян, какая-то ошибка печати, то она может стоить тысячи фунтов? Чем реже встречается марка, тем она ценнее. Я помню, как Френки (или все же Фредди?) рассказывал мне об этом во время перемены. Как думаешь, сколько стоит единственный на свете Черный пенни с расплющенным пришельцем?
Посмотри на конверт! Доктор пообещал как-нибудь отправить тебе это письмо. Пожалуйста, не выкидывай его. Мне кажется, Фредди (или Френки) все же был прав. Марки могут быть крутыми. Я думаю начать их коллекционировать…
