Присматривалась и прислушивалась к зудящему, как рана, пространству, и старалась сделать все от нее зависящее: «Накричал на жену – забудь ключи дома и мерзни около дома добрые пару часов. Нагрубил нижестоящему по служебной лестнице – застрянь в лифте и подумай о том, что работа лифтеров также необходима, как и президента банка. Осудил кого-то – порадуйся испорченным продуктам и бессонной ночи в туалете. Пожадничал – бесполезная трата не за горами…»

Первое время бежала к сильному источнику возмущения – церкви, и слушала. Никакой благодати Катенок в храме не чувствовала. Но желания людей там были более конкретные и оформленные, а значит, и более слышимые.

…Женщина с угрозой выкидыша на маленьком сроке ждет ребенка и отчаянно просит доносить его здоровым. Смотрит Катенок ребенка, а он – будущий убийца, подлейшее существо. Кроме горя матери и обществу ничего не принесет, а мать слезно умоляет за его здоровье и жизнь, еще нерожденную жизнь. Мать – женщина хорошая, существо жизненно стабильное и положительное. Катенок, нисколько не сомневаясь, принимает решение – не быть этому ребенку – уродливой, больной души, случайно очутившейся в теле человека. Лучше бы этой душе было бы родиться в теле крысы, считает Катенок и начинает работать – мешают. Рядом возникает наисветлейший хранитель: «Не трожь, не распоряжайся душами, которые не ты вложила в тела».

«Молчи, глупый «ангел», я сильнее тебя, я умнее. Души попадают в тела часто также случайно, как если бы их вкладывал человек. И совсем не туда, где их место. Они портят себя и окружающих. Нельзя быть сплошной доброте и любви, она может породить такое зло, которое убьет своего родителя», – трудно быть хирургом Катенку в такие моменты, но не отрезать гангренозную часть нельзя: сгниет еще больше.

Вот дальше, ребенок – инвалид. Физически и психически неполноценный. Генное заболевание. Мать стоит, молится о здоровье и выздоровлении.

«Очнись, мать! Чудес не будет. Ну, есть они, но не в такой же степени! Опять недосмотр при его зачатии и вкладывания души растения в заведомо негодное для жизни человеческое тело. Что же они там наверху, то ли слепы, то ли пьяны? – раздумывает Катенок. Слишком тяжелы их последствия. Тут проще, и высшего существа рядом нет, негоже ему на такого время тратить – ускакал уже куда подальше, как увидел, что получилось. Катенок смотрит линию жизни: мать уходит рано, а ребенок не доживает и до двадцати. Чахнет в своем инвалидном кресле на седьмой день в закрытой квартире. – Ну и ну. Не лучше ли избавить его от ожидания такого «конца» раньше?»

Старуха просит снижения квартплаты и доброй смерти. Старуха «черная», всю жизнь в зависти и подлости прожила. Дети хорошие у нее, помогают. «Живи старуха, помирай своей смертью, не буду тебя трогать. А квартплату повысят, и соседи зальют тебя сверху, чтобы обои отошли, и твой белый потолок в желтых разводах действовал тебе на нервы каждую ночь», – вредничает Катенок.

Мужчина, убитый горем: потерял любимую женщину. Ничего не просит. Что просить-то, коли уже отняли? Отняли случайно, зацепив с кем-то. Стоит в горе мужик, ожидая успокоения. Жалко его, до слез жалко. «А что было бы, останься она в живых? Посмотрим, – Катенку не составляет труда увидеть предполагаемые судьбы. – Ничего хорошего. Прекрасная работа. Деньги, женщины, алчность, зависть, жадность. Что ж, женщину твою избавили от лишних страданий, а тебя – от гибели души».

Мальчишка топчется у порога в рваных ботинках. Погреться зашел. Денег просит. Несчастный ребенок из рядовой семьи алкоголиков. Вырастет – быстро в гору пойдет, за любую работу возьмется, чтобы кров заиметь. Будет и жилье, и деньги, и дело любимое. Правда, с семьей не повезет. Жена – гулящая. Но дети – хорошие, отрадой будут. В них и счастье свое найдет. «Будут тебе деньги! Иди в булочную магазин через две улицы, понадейся оброненный кусок найти, там бумажник под ящиком. Иди, мальчишка! Его богатый дядька уронил. Там визитка. И денег много. Позвонишь по номеру – найдешь себе покровителя. Не позвонишь – на год тебе хватит», – улыбается Катенок.

…Вот и еще один напряженный день пролетел. Устала Катенок не от того, что сделала, а от бессмысленной и нескончаемой рутины.

Катенок прекрасно понимала, что помощь единицам лишь поглощает и убивает ее саму, бесполезно расходуя драгоценную энергию. Но закрыться от всего – не получалось. Скорее всего, посчитала она, что с переходом в тело кошки, как земного физического существа, тонкий, ее собственный, идеальный мир треснул или ослабился. И сквозь него стали проникать человеческие души, их сознания, то есть течь чужая энергия. Катенок, неожиданно для себя, стала нервной клеткой большой человеческой массы.

«К Семенычу!» – бежит Катенок по городу, не придумав еще, как остановить обрушившуюся на нее лавину чужих эмоций и желаний. Стремление очутиться в нежных, любимых руках Семеныча побеждает все. Его ладонь иллюзией создает защиту от физического мира. Его любовь делает головную боль терпимее, скуку превращает в спокойствие, тоску позволяет не замечать, а треснувшую душевную оболочку восстанавливает.

Но внезапно Катенок останавливается. Что-то в пространстве меняется, как предгрозовая туча заслоняет небо. Катенок напрягается: утренняя беременная женщина из церкви находится в больнице после случайного падения на тротуаре. Ей в ноги бросилась кошка, неожиданность и наледь на асфальте свое дело сделали. Но женщине сохранили плод и остановили кровотечение.

«Да что же это такое?! – возмущается Катенок, а лапы безвольно поворачивают к больнице. – Кто-то пошел за женщиной и помог. Оставить все как есть, пусть этот «кто-то» потом очаровывается своим подопечным? Нет, надо. Не попасть сегодня вовремя домой».

Катенок не стала церемониться и внушать надежду на другого ребенка, которого никогда не будет. И в больнице, как и в церкви – тяжелая липкая от чувств атмосфера, от которой сразу не отряхнешься. Кто-то плачет, кто-то боится, кто-то руки наложить на себя хочет, еще и хирург на дежурстве пьяный. Пока в каждую голову влезешь и перенаправишь мысли – с ума можно сойти…

Во время процесса «работы» с людьми Катенку необходимо было быть ближе к источнику возмущения, вероятно, сказывалась физическая форма настоящего существования. Но большей трудностью оказывалось оставить свое кошачье тело, а потом его найти. Покинутый на доли секунды из каждой секунды кошачий организм мог попасть под машину, прищемиться дверьми, кинуться на человека, спуститься в метро или, хуже того, мог быть разодранным собакой. Животного, лишенного разума и инстинктов, на каждом шагу подстерегали смертельные опасности. Несколько раз Катенок пробовала не спать ночами, чтоб днем спокойно «оставить себя» спать в подвале одного из старых домов. После того как мальчишки, обнаружив спящую кошку и долго потешаясь, кидали в нее камни, от этой идеи пришлось отказаться. На крышах от людей укрыться было можно, но Катенок могла упасть, потому что в моменты «отсутствия» не видела и не слышала практически ничего. Несмотря на то, что в кошке Катенок практически была, мгновенно перемещая свою энергию в нужное место и обратно, «быть» полноценной кошкой до полного завершения «процесса» она не могла. А безопасных мест в городе оказалось мало.

Оставаться в квартире Семеныча, Катенок в такое время не хотела, чтобы не беспокоить его своим полубезумным состоянием. К тому же, Катенок не исключала возможности, что кошка могла и наброситься на него, а сонная артерия у людей такая тонкая…

Осень незаметно встретилась с зимой. Город побелел от снега. Воздух к вечеру сковывался холодом, заставляя сжиматься ноздри. Земля немела от мороза и покрывалась коркой льда на тротуарах, от которой древенели подушечки на лапках. Во двор Катенок попала только после полуночи.

В родных окнах слабое голубое мерцание – работает телевизор.

«Не спит. Семеныч! Погляди в окно, вот я!» – Катенок видит его силуэт, тотчас возникший у окна, будто Семеныч услышал ее.