Крутые меры, предпринятые Спытигневом II согласно завещанию отца, ничем не напоминают весьма умеренный сеньорат Изяслава Ярославина, каким он виделся Ярославу Мудрому. Возникает впечатление, что завещание Бржетислава I, если оно действительно имело целью единовластие Спытигнева II, типологически должно быть сопоставлено не с «рядом» Ярослава Владимировича, а скорее с волевыми десигнациями польского князя (в конце правления – короля) Болеслава I (992-1025) и, кажется, киевского князя Владимира Святославича. Болеслав определенно отказался, а Владимир предположительно намерен был отказаться от традиционного раздела державы между всеми взрослыми сыновьями в пользу единовластия одного из сыновей, в обоих случаях даже не старшего, а выделявшегося по другому династическому принципу: Мешко II был с 1013 г. женат на внучке германского императора Оттона II[50], Борис же Владимирович отличался своим происхождением – его матерью была, по-видимому, представительница болгарского царского семейства[51]. Наделяя сыновей по мере их взросления, и Владимир Святославич, и Бржетислав I действовали в полном соответствии с требованиями corpus fratrum, но в какой-то момент решили отказаться от него, пойти на коренную ломку порядка столонаследия. Однако и здесь, при ближайшем рассмотрении, оказывается, что сходство касается больше внешности, нежели существа дела. И польский, и киевский князья пытались утвердить единовластие одного из сыновей, не имея опыта сеньората[52], тогда как чешский – критически оценивая этот опыт. Следовательно, в династической истории древнерусского княжеского дома для завещания Бржетислава I достаточно полных параллелей не видно.
Обратимся теперь к завещанию польского князя Болеслава III 1138 г. Наиболее ранним свидетельством о нем является известие польского хрониста Винцентия Кадлубка (рубеж XII–XIII вв.), который в свойственной ему высокопарно-риторической манере пишет в общих словах об установлении «тетрархии» Болеславичей, причем старшему из них отдавались «княжение в Краковской земле и верховная власть»[53]. Границы уделов «тетрархов» очерчены только в много более поздней «Великопольской хронике» (начало XIV в.), согласно которой старший из них, Владислав II (1138–1146), получил Краков, Силезию, Серадз, Ленчицу и Восточное Поморье (Гданьскую марку), Болеслав IV – Мазовию, Мешко III – Великую Польшу, Генрих – Сандомир; а родившийся уже после смерти отца Казимир (будущий Казимир II) пока оставался без удела[54]. Из совокупности более ранних разрозненых данных реконструируется несколько иная картина: Владиславу принадлежала также восточная часть Великой Польши с прежней столицей Древнепольского государства – Гнезном, а также Сандомирская земля, тогда как Генрих, подобно Казимиру, не имея сначала, по малолетству, собственного удела, жил при матери Саломее, которой были выделены Серадз и Ленчица[55] (см. рис. 2).
Остается неясным, какое именно конкретное содержание скрывалось за неопределенным выражением Кадлубка о «верховной власти» краковского князя над братьями согласно завещанию Болеслава III, как неясны, собственно, и полномочия Изяслава Ярославина. В любом случае попытка изгнать младших братьев из их уделов, которую Владислав II предпринял сразу же после смерти отца, была (если полагаться на сведения Кадлубка), в отличие от действий Спытигнева II в Чехии, безусловным превышением этой «верховной власти». Если же задаться в отношении завещания Болеслава III тем вопросом, каким выше мы задались в отношении завещания Бржетислава I, а именно: было ли это завещание актом учреждения сеньората (который в польской историографии, применительно к порядку, предусмотренному завещанием 1137 г., предпочитают именовать «принципатом»), – то ответить на него со всей решительностью будет нелегко по недостатку данных.
Рис. 2. Уделы по завещанию Болеслава III 1138 г.
Довольно очевидно и – в силу прецедентного характера средневекового права – естественно, что раздел по завещанию Болеслава III исходил из предшествовавшего раздела по смерти (и, вероятно, по воле или с согласия[56]) его отца Владислава I (1079–1102), поскольку, как можно понять, Болеслав III получил в 1102 г. Силезию и Краковскую землю (с Сандомиром), а его старший сводный брат Збигнев – северную половину: Великую Польшу, Мазовию и лежащие между ними Серадз, Ленчицу и Калиш; Гданьское Поморье было завоевано Болеславом III позднее[57]. Таким образом, Болеслав III завещал старшему сыну свою половину по прежнему разделу с братом Збигневом, а двум следующим сыновьям, Болеславу и Мешку, вместе с их малолетними братьями и матерью Саломеей (Владислав происходил от первого брака Болеслава III с дочерью киевского князя Святополка Изяславича Сбыславой) выделил на всех северную половину Збигнева, из которой к тому же, если полагаться на выводы Г. Лябуды, был изъят гнезненско-калишский «коридор», соединивший Краков с Гданьском. Принцип, лежащий в основе восстанавливаемого таким образом раздела по смерти Владислава I выглядит, в силу примерного равенства уделов Збигнева и Болеслава, весьма архаичным; высказываемые иногда догадки, что старший из братьев, Збигнев, по завещанию отца располагал какими-то сеньориальными правами[58], насколько нам известно, не могут быть подтверждены свидетельствами источников. Кроме того, само завещательное распоряжение Владислава I было предпринято в весьма специфических условиях последних лет правления князя – после поражения, которое он потерпел от солидарно выступивших против него обоих сыновей[59], поэтому только паритетный раздел мог быть объявлен без риска немедленно вызвать новую смуту. Таким образом, специфический раздел по завещанию Владислава I, не выказывающий черт сеньората, вряд ли можно рассматривать в качестве верного отражения династической традиции в польском княжеском семействе, как она сложилась ко второй половине XI в.
Углубляясь ретроспективно в более ранний период, видим несомненный сеньорат Болеслава II (1058 – около 1080) над младшим братом Владиславом (будущим Владиславом I). Хроника Галла Анонима, правда, ничего определенного на этот счет не сообщает, но в иностранных источниках 1060-1070-х гг. Болеслав со всей очевидностью выступает как правитель Польского государства, так что его безусловная доминация сделала даже возможной коронацию королевским венцом в 1076 г. Но был ли сеньорат Болеслава установлен уже завещанием его отца – польского князя Казимира I (1038/9-1058)? Казимир оставил после своей смерти троих сыновей – помимо Болеслава и Владислава, еще и младшего Мешка. Едва ли приходится сомневаться, что родовой Плоцк вместе с Мазовецким уделом, в котором застаем Владислава в правление его брата Болеслава II, он получил еще по разделу после смерти отца. О владениях Мешка сведений не сохранилось, хотя такие владения наверняка имелись, так как третий из Казимировичей умер только в 1065 г. на двадцатом году жизни[60]. Поскольку единственным источником, сообщающим день его смерти, является синодик регенсбургского монастыря святого Эммерама[61], то закрадывается подозрение, что удел Мешка располагался на западе или юго-западе Древнепольского государства, то есть что младший сын Казимира Восстановителя владел либо Великой Польшей, либо Силезией. Первый вариант представляется более вероятным ввиду неустойчивого статуса Силезии, которая была присоединена только в 1050-е гг., незадолго до кончины Казимира I, и с которой поляки были обязаны платить дань Праге[62]; в такой ситуации было естественно сохранить ее под властью сениора, а не делать уязвимой, отдавая в удел самому младшему из братьев. Если так, владельческая конфигурация, образовавшаяся по завещанию Казимира I, была бы, что показательно, весьма сходной с разделом 1137 г. Судьба старой польской столицы и митрополичьей резиденции Гнезна остается при этом неясной (оставалась ли она в Великопольском уделе Мешка или была выделена, как в 1137 г., чтобы быть включенной в удел старшего), но ясно одно: в династии Пястов сеньорат отнюдь не был учрежден завещанием Болеслава III. Учитывая сказанное выше о передаче престола от Болеслава I к его сыну Мешку II, а также временный распад Древнепольского государства в ходе смуты после смерти Мешка II в 1034 г., приходим к заключению, что возникновение сеньората в Польше следует скорее всего отнести к 1058 г. и связать это событие с завещанием Казимира I, отстоящим от «ряда» Ярослава Владимировича всего на четыре года. В силу тесных династических связей между Ярославом и Казимиром совершенно не исключаем, что «ряд» Ярослава Мудрого мог послужить образцом для завещания Казимира I.
