— Пора возвращаться, — встрепенулся вдруг Миша-ангел. — Зовут.

— Что-то я не слышал, — сказал простодушно Егоша.

— Ты и не услышишь.

Они вернулись к человеку с застывшим лицом.

— В гостиницу, — сказал тот бесстрастно, и Егоше даже показалось, что он захотел зевнуть, но сдержал зевок. — Пусть дает показания.

— Надолго? — испугался Егоша и, забывшись, зашептал Мише-ангелу: — У меня сегодня дела!

— Какие там дела. — сказал человек с застывшим лицом и опять еле сдержал зевок.

Егоша и Миша-ангел опять вышли в галерею и долго шли по ней, хотя это была уже вроде и не галерея — портретов и бюстов там уже не было, а какой- то бесконечный коридор. Миша-ангел толкнул небольшую дверь, и они ока­зались совсем в другом месте. Прямо перед ними сидела полная, миловидная женщина в старомодной вязаной кофте. Ну такая привычная и совсем своя.

— Двадцать первый номер свободен, — сказала женщина мягким, при­ятным голосом. — Что-нибудь еще?

— Какую-нибудь еду.

Двадцать первый номер напоминал самый обычный номер в какой-нибудь средней руки гостинице среднего города. Кровать, телевизор, холодильник, шкаф и небольшой столик, на котором лежали стопка бумаги и ручка.

В дверь постучали, Миша-ангел выглянул и вернулся с подносом, на котором стояли стакан с мутным чаем, тарелка с котлетой и сероватым кар­тофельным пюре.

— Да, — сказал Миша-ангел смущенно, устанавливая поднос на сто­лик. — У нас тут, внизу, всегда было бедновато. А ты давай, время не теряй — пиши. Свистнуть могут в любую минуту.

— Что писать? — спросил Егоша.

— А ты что, не понял? С самого начала — как познакомился с Иван Ива­нычем. О чем говорили, ну и так далее.

Когда Миша-ангел вышел, Егоша обследовал номер и убедился, что все совсем не так, как ему показалось с первого взгляда. Окна не было вовсе, а была какая-то имитация окна — картинка на плоской стене, как на детском рисунке. Он чуть отогнул край, заглянул за него и даже бесстрашно просунул туда палец — там была какая-то серая пустота. Так же с телевизором и холо­дильником. Он сел писать, но не очень-то у него это получалось. Ну, поджи­дал его на лавочке, ну, сели в машину. А о чем говорили и какими словами, он и не помнил.

Егоша еще немного походил по номеру и все усиленно вспоминал, потом лег на кровать, не разуваясь, но чуть свесив ноги, чтобы ботинками не заде­вать покрывало. И тут же заснул. Разбудил его Миша-ангел.

— Который час? — спросил Егоша сонно.

— Глупее вопроса не придумаешь, особенно в этом месте, — сказал Миша-ангел. — А ну, живо давай! Ведь ничего не написал!

— Нет, — сказал Егоша. — Что-то не получается.

— Идти все равно надо, — вздохнул Миша-ангел. — Захотят — считают.

— Как? — спросил Егоша.

— Да так, прокрутят твою память до того момента и считают.

— Как прокрутят память, если я ничего не помню?

— Да все ты помнишь, просто не используешь.

Они вышли из номера и опять пошли по каким-то коридорам, потом ехали в лифте и опять куда-то шли. По Егошиному соображению, дома уже была глубокая ночь, и он хотел спать. Наконец они оказались в крошечной

комнате, ненамного большей, чем камера лифта, совсем пустой. Егоша бы сел, но сесть было не на что. Он так хотел спать, что прямо сползал на пол.

— Ешкин кот! — сказал Миша-ангел. — Нет чтобы накарябать что-то внятное. Другое дело, все равно была бы проверка.

Тут одна из стен комнаты-камеры раздвинулась, и они оказались в про­сторном помещении, где стоял рентген-аппарат, ну как в какой-нибудь самой обычной районной поликлинике. У аппарата сидела женщина, очень похожая на ту, которая была в гостинице. Егоше даже показалось, что это она и есть.

— Мне раздеться? — спросил Егоша робко.

Миша-ангел только фыркнул:

— Это еще зачем? Становись так.

Егоша стал как положено, у экрана, и экран вдруг расширился, разросся, как мыльный пузырь, охватив Егошу с головы до пят. Послышалось жужжа­ние, тихое, но какое-то неприятное.

— Голова не болит? — спросила женщина.

— Нет, — ответил Егоша.

— А мысли путаются?

— Нет, — сказал Егоша. Если честно, в этот момент у него вообще не было никаких мыслей. А если нет мыслей, как они могут путаться?

— Техника у нас здесь, конечно, паршивая, ну так финансирования нет. Как-то еще работает, — сказал Миша-ангел, когда они вернулись в комнату- камеру.

Стена опять сдвинулась.

— Теперь ждать неизвестно сколько! — сказал Миша-ангел с досадой.

— Почему? — спросил Егоша.

— Спроси что-нибудь полегче!

Егоша очень хотел спать. Он прислонился к стенке и закрыл глаза, тут же перед глазами что-то поплыло, тело обмякло, и если бы не Миша-ангел, он свалился бы на пол.

— Ладно, — сказал Миша-ангел. — Заглянем ко мне.

Они опять пошли по каким-то коридорам, ехали на горизонтальной дви­жущейся ленте, а потом произошло что-то, чего Егоша не понял. Миша-ангел крепко взял его за локоть, что-то свистнуло в ухе — так, чуть-чуть, и они ока­зались в совершенно другом месте, в какой-то квартире. Это была большая комната, тонувшая в полумраке. Вспыхнул свет, на необъятной тахте лежала взлохмаченная девица в шортах и прозрачной блузке.

— Привет! — сказала девица. — Давно не виделись.

— Замотаешься тут, — сказал Миша-ангел и рухнул рядом с ней. — Без выходных! Без отпуска! Найди что-нибудь пожрать.

— Разбежалась! — сказала девица, но ловко скатившись с тахты, пошла вглубь комнаты, где была кухонная стенка, и чем-то там занялась. Скоро она принесла поднос с бутербродами.

— Жуй! — сказал Миша-ангел Егоше и сам взял бутерброд.

— Спасибо, — сказал Егоша и обратился к девице: — Как вас звать?

— А как хочешь, так и зови, — сказал Миша-ангел. — Хочешь, зови Машкой. — И обратился к девице: — Он будет звать тебя Машкой.

— Мне как-то без разницы, — сказала Машка.

Когда с бутербродами было покончено, Миша-ангел сказал:

— Заваливайся! — и показал Егоше на край тахты.

Егоша лег на край тахты, привычно положил руку под щеку. и тут же заснул. Сквозь сон он слышал за спиной какую-то возню, воркование и повизгиванье, из чего можно было догадаться, чем там занимались Миша-ангел и Машка, но тут сон его стал таким глубоким, что он не слышал уже и этого.

Проснулся Егоша от грубого, бесцеремонного толчка — рядом стоял незнакомый, узкоглазый, волосы ежиком. Машка сидела на другом конце тахты в строгом английском костюме и плакала. На полу стоял поднос с недо­еденными бутербродами, лежала пустая бутылка из-под шампанского.

— А где Миша? — спросил Егоша сонно.

— Теперь я вместо него, — сказал незнакомый.

Маша громко всхлипнула.

— Где он? — повторил Егоша. Он-то к Мише-ангелу уже привык, а этот, который появился вместо него, Егоше совсем не нравился.

— Сослали его! Что тут не понять! — выкрикнула Машка хрипло.

— Помолчала бы, — сказал незнакомый. — А то быстро за ним отпра­вишься, вдогонку! — И кивнул Егоше: — Пошли!

Добирались долго — коридорами, эскалаторами, лифтами, бегущей под ногами дорожкой. Егоша аж взмок.

— Это так далеко? — спросил Егоша.

— Я на тебя свою энергию тратить не буду. Я не этот придурок.

— Он не придурок, — обиделся Егоша. — Он мой ангел-хранитель.

— Был. Теперь я.

— Он, когда я маленький был и тонул, мне корягу под ногу подсунул и мать под бок толкнул, когда я спичками баловался.

— Был, — сказал незнакомый. — Теперь я.

— Но вы меня совсем не любите.

— А чего мне тебя любить? И Миша твой тебя не любил. Любовь здесь при чем? Это работа. Ну ты и болтун, скажу я тебе. Лучше держи язык за зубами.

Незнакомый смотрел на Егошу мрачно своими узко поставленными гла­зами.

— Он хоть веселый был, — подумал Егоша про себя, но вслух эту мысль не высказал.

— Не веселый он был, а легкомысленный, — сказал незнакомый ворчли­во и скорее грубо подтолкнул Егошу к очередному эскалатору. — Работай. Надо будет — вызовут на очную ставку.