Егоша сидел в церкви в третьем ряду и оглядывался по сторонам. Все вокруг были ему незнакомы, и все незнакомо, и в церкви такой он никогда не был, да вообще в церквах за всю свою жизнь почти и не бывал. Зашел раза два, еще мальчишкой, из любопытства, и только. Впереди, у алтаря, стояли Миша-ангел и Машка. Обычно Егоша видел Мишу-ангела в какой-нибудь невзрачной одежке, теперь же он был в темном строгом костюме и белой рубашке, длинные светлые волосы схвачены на затылке в хвостик, и показал­ся Егоше очень красивым. Егоша даже возгордился немного, что у него такой красивый ангел-хранитель. Машка же представляла собой что-то совсем другое. Она была в очень коротком белом платье и длинных черных сапогах, волосы же у нее были наполовину черные, а наполовину рыжие и торчали в разные стороны. И глаза у нее были разного цвета — один голубой, а другой зеленый. За спиной у Егоши какие-то женщины злословили и критиковали Машкину внешность, Егоша повернулся к ним и сказал:

— Вы просто завидуете, ведь это она выходит замуж, а не вы.

На что две средневозрастные девицы возбудились и стали доказывать Егоше, что он ничего не понимает, что им выйти замуж — запросто, просто у них нет гарантии, что им не захочется разводиться. А это слишком большая проблема.

— Тем более, — сказал Егоша. — Она — храбрая.

Между тем церемония бракосочетания была в разгаре и уже шла к концу, а девицы за Егошиной спиной все не могли успокоиться и все подталкивали его в спину и говорили, что они запросто, просто не хотят.

— Тише! Тише! — зашикали на них со всех сторон.

Уже выходя из церкви, Егоша столкнулся с Ив-Ивом, тот сидел в сторонке на последнем ряду и старался быть незаметнее. Ив-Ив молча пожал ему руку и сказал:

— Ну, встретимся.

На улице была глубокая ночь. Рядом с церковью стоял ряд длинных, похо­жих на сигары, вместительных темных машин. Надо всем этим тяжело нави­сало облачное небо, чуть подсвеченное намечающимся рассветом. Моросил дождь. В глубине души Егоша даже возмутился — почему ночь? Ведь еще совсем недавно он сидел на берегу своего пруда, и после завтрака прошло совсем мало времени, а до обеда было еще далеко.

— Не понимаю, — невольно вырвалось у Егоши.

— Не парься, — шепнул ему проходящий мимо Миша-ангел. — Почему ты должен что-то понимать? Ты не должен ничего понимать.

А Машка довольно фамильярно ущипнула его за локоть.

— Рассаживаемся по коням! — объявил Миша-ангел. — Экономим бензин!

Гости стали рассаживаться по машинам и увлекли Егошу в одну из них. Егоша оказался рядом все с теми же девицами, которые критиковали Машку в церкви. Теперь он мог рассмотреть их получше. Они были довольно-таки обыкновенными, скорее носатыми, одетыми не так вызывающе, как невеста, но тоже довольно вызывающе, ну никак не походившие на ангелов. Вели они себя довольно развязно, хихикали, пищали и толкали Егошу в бок острыми коленками. В машине вообще началось самое что ни на есть крутое весе­лье — открывали шампанское, обливались пеной, кричали, галдели, пели, по очереди и все одновременно.

— Свадьба, свадьба! — вскричала одна из девиц и вылила на Егошу бокал шампанского.

Егоше это совсем не понравилось, и он уже думал дать ей это понять, как девица пропела в самое его ухо:

— Да ладно тебе, зануда! Сидит себе на берегу пруда, рыбку ловит, отпуск у него, понимаешь ли. А тут пашешь и пашешь, пашешь и пашешь. И никаких развлечений!

Как раз в этот момент машина остановилась, все высыпали наружу — длинный ряд таких же машин, переполненных гостями, стоял вдоль берега реки. На волнах покачивался небольшой нарядный пароходик, светящийся, как новогодняя елка, множеством огней. Огни отражались и трепетали в воде, отчего сама вода казалась темнее, как темнее казалось небо, хоть рассвет уже занимался.

— Это Сена? — спросил Егоша.

— Сена, Сена! — ответила одна из девиц.

— Солома! — послышался насмешливый голос Миши-ангела.

И по трапу гости стали перебираться на пароходик. Гостей было много, тем более, машины все подъезжали, привозя новых, и Егоша подумал, как может такой небольшой пароходик вместить всех. Но произошло то же, с чем он столкнулся в зале суда и потом, когда встретился с Высоким. Он ступил на трап и поднялся на палубу как будто бы уже совсем другого судна — огром­ного океанского лайнера, — каким-то немыслимым образом разместившегося все в той же реке. Со всех сторон звучала музыка, горела гигантская красочная иллюминация, официанты обносили гостей шампанским, столы ломились от фруктов и закусок самых немыслимых видов и форм.

В машине Егоша чувствовал себя стесненно и шампанского не пил, а тут вдруг выпил целый бокал и опьянел. «Действительно, — подумал хмельной Егоша. — Подумаешь, отдых — сидеть на берегу тухлого пруда. Да я и рыбу- то ловить не умею. Отдых нашли! Один сосед-липучка чего стоит. Подгорев­шие сырники на завтрак. Загорелые, говорят, сырники. А они не загорелые, они подгорелые!» Прямо перед Егошей появился поднос с шампанским, и Егоша взял еще один бокал. Музыка неслась со всех сторон. Танцы были в разгаре.

— Эй! — кричала ему уже знакомая девица. — Давай! Разомнем косточки!

Егоше очень захотелось танцевать. Танцевал он редко и плохо, вообще- то, стеснялся, а тут лихо рванул навстречу девице, замахал руками, затопал ногами, не всегда попадая в такт, и был момент, когда он поскользнулся и чуть не растянулся на полу, то бишь на палубе.

— Давай, давай! Не ленись! — подзадоривала девица, перед тем ловко подхватив его под руку, чтобы он все-таки не упал.

Сердце у Егоши колотилось как бешеное. Весело было. Может, Егоше никогда и не было так весело. «Мне никогда не было так весело!» — подумал Егоша. И он танцевал, танцевал, танцевал, размахивал руками и топал нога­ми. Знакомая девица исчезла, на ее месте появилась другая, потом третья, а Егоша все танцевал и танцевал. Тут мимо пронесли гигантский торт, не торт, а какую-то бело-розовую башню, — запахло сладостью, шоколадом, ванилью и фруктами. Егоша любил сладкое, а танцевать уже и сил не было. Он взял, как положено, тарелку и встал в очередь за тортом. Тут над головами взметнулась большая птица и, описав дугу, бросилась в воду. Раздались возгласы изумле­ния, но никто не успел даже опомниться, как она появилась вновь — на палу­бе стояла хохочущая Машка, на ней, на ее платье и в рыже-черных волосах не поблескивало ни одной капли воды. Тут что-то грохнулось совсем рядом с Егошей — это упала в обморок одна из официанток. Вокруг засуетились.

— Ну, это она зря, положим, — заметил чей-то голос.

Егоша оглянулся. Рядом с ним, вернее, за ним стоял Ив-Ив, тоже с тарел­кой, в ожидании получить свою порцию торта.

— Нашла где выпендриваться.

Он еще долго что-то бурчал, но музыка заглушала.

Подошла их очередь. Торт нарезал высокий молодой человек в белом костюме. Ив-Ив подмигнул ему по-свойски, и им положили по гигантскому куску роскошного разноцветного торта, они отошли в строну, подальше от толпы и стали есть. Ив-Ив даже урчал от удовольствия. Дожевав и проглотив последний кусок, Ив-Ив как-то особенно размягченно, задушевно посмотрел на Егошу и даже взял его за руку:

— А я ведь тебя так и не поблагодарил.

— За что? — удивился Егоша.

— Да за все! Даже за этот торт! Если б не ты тогда на суде. знаешь, где б я теперь был?

— Где? — спросил Егоша.

— В краю непуганых птиц! А сейчас вот. в хорошем месте. Даже сюда вырвался.

Солнце взошло, стало припекать. Музыка все гремела, наполняя воздух ликованием.

— Мать повидать хочешь? — спросил Ив-Ив неожиданно.

— Мать?! — заорал Егоша. — Мою мать?

— Не мою же.

Егоша разом онемел и только тупо, набычившись, смотрел на Ив-Ива, не произнося ни слова.

— Не мог бы — не предлагал, — сказал Ив-Ив ворчливо. — Подарок хотел тебе сделать. Почему нет? Ну так как — хочешь или не хочешь?

Егоша помолчал, а потом выдавил, еле шевеля губами: