Главные силы отряда генерала Крейца остаются расположенными около Уржендова.
Генерал-майор Пашков с одним полком конных егерей и казачьим Грекова полком содержит посты по Висле, от Вепржа (или от постов, выставленных от главных сил вдоль Вислы и по левому берегу Вепржа) до Юзефова, а от Юзефова до Завихвоста, по Висле, содержит посты казачий полк Хоперского.
Полковнику Анрепу (т. е. Давыдову), оставаясь в своем нынешнем расположении, усилить посты в Горшкове и в Желкеве, для удобнейшего наблюдения за неприятелем и сношения с главными силами генерала Крейца.
Несвижский карабинерный полк 21-го числа собирается в Казимирже, а 22-го следует к местечку Ополе. Один из конно-егерских полков с 4-мя орудиями конной роты №28 переходит 22-го числа в Вржеловец. Дивизион драгунского герцога Александра Виртембергского полка, ныне находящийся в Люблине и Глуске, следует 22-го числа с конною батарейною ротою №27 в Недржевице-Косцельна под командою полковника Шилинга, коему, приняв в свою команду и луцкий гренадерский полк, расположенный в Недржевице-Дюжу, доносить прямо генералу Крейцу, а равно и генерал-майору Муравьеву. Самогитский гренадерский полк остается в городе Люблине под командою генерал-майора Муравьева, как равно легкая рота №2, 6-го пехотного корпуса.
Рота литовского саперного батальона остается по прежнему в Казимирже в ведении генерал майора Бракера и в составе отряда генерал-лейтенанта Крейца.
Все сии войска отныне прекращают свои донесения к г. командующему отдельным сводным корпусом (графу Витту) и должны относиться во всём к генерал-лейтенанту барону Крейцу».
Эта бумага — последнее завещание графа Витта в люблинском воеводстве. Немедленно после того, он, усилив своими войсками корпус Крейца, выступил с остальными войсками к главной армии, подвигавшейся в местечко Рыки для переправы за Вислу. Он оставил корпус Крейца между корпусом Дверницкого, стоявшим под пушками Замостьской крепости и корпусом Серавского, расположенным за Вислою, насупротив местечка Пулавы и Казимиржа. В то время все говорили, что отряд Серавского состоял из 7 или 8 тысяч человек новонабранного и худо вооруженного войска.
Отряд мой, принадлежавший к корпусу Крейца, занимал Красностав финляндским драгунским и казачьими Катасанова и Платова полками. Полк Киреева расположен был в Желкевке и Высоком. Первые заботы мои, по вступлении в командование вверенным мне отрядом, были, как я сказал, немедленно объехать аванпосты для осмотра окрестностей Красностава, и для знакомства с войсками, коим было объявлено в приказе о поступлении их под мое начальство. Вместе с тем я отправил курьера к генералу Крейцу с рапортом о моем прибытии и о принятии отряда, в мое ведение; и наконец послал партию для открытия сообщения с генерал-майором Лошкаревым, выставив казачий пост в местечке Войславице для этого же предмета. Партии для наблюдения за Дверницким производили поиски свои по устроенному полковником Анрепом порядку; они ходили с одной стороны от Красностава до Ситанца, с другой из Желкевки почти до Седлиска, а из Высокого до Щербжечина и Франсполя.
Я узнал, что генерал-майор Лошкарев наблюдал отрядом своим течение реки Буга от с. Кладнова, что против Дубенки, до местечка Летовижа, смежного с австрийскою Галициею.
В Грубешове стоял от него казачий Попова полк, а в Устилуге два резервных батальона 26-й пехотной дивизии. Гусарская бригада, состоявшая при этом отряде, заключала в себе 1350 сабель, казачий полк в 350 пик и два батальона в 660 штыков.
Отряд сей принадлежал к сводному корпусу генерала Ридигера, который сам с передовыми войсками своего корпуса прибыл во Владимир Волынский еще 7 марта. С ним прибыли туда 2-я и 3-я бригады 11-й пехотной дивизии в весьма расстроенном составе и заключавшие в себе не более 1700 штыков. Прочие войска, долженствовавшие образовать его корпус, были еще далеко и приближались с различных пунктов. И так у генерала Ридигера состояло в команде всего 1800 сабель и 2420 штыков для защиты волынской, подольской и киевской губерний против десятитысячного корпуса, коим предводительствовал предприимчивый Дверницкий и против многочисленного шляхетства означенных губерний, тайно вооруженного и ожидавшего с нетерпением прибытия Дверницкого для общего восстания.
Теперь оставим Лошкарева в Устилуге, Ридигера во Владимире, мой отряд в Красноставе, Крейца в Уржендове, а неприятельских генералов: Дверницкого у Замостья и Серавского за Вислой и перенесемся за Вепрж, за Буг, за Нарев и посмотрим на положение войск наших, там находившихся до 19 марта. Граф Витт, усилив корпус Крейца частью войск своих, был на походе из люблинского воеводства за Вепрж, для поступления в состав главной армии.
Главная армия находилась на походе из Шеницы на Желихов и Рыки, для перехода Вислы между устьем Вепржа и местечком Казеницы, на левом берегу реки лежащим.
6-й пехотный корпус Розена находился на брестском шоссе у Дембелевки, имея авангард свой под командой Гейсмара в Милосне, а аванпосты его у самой заставы варшавского предместья Праги.
2-й пехотный корпус графа Палена находился на походе из белорусского Минска, через Брест-Литовск, к Седлецу на подкрепление Розена.
Гвардия в Ломзе.
Отряд Сакена в Остроленке.
Нигде еще не было слышно ни единого выстрела; всюду господствовали тишина и спокойствие!
Первая вспышка проявилась вне круга боевых происшествий. Далее, в тылу правого крыла действующей армии возникает мятеж в шавельском и тельшевском уездах Виленской губернии, и почти в то же время (14 марта) корпус Уминского подходит к Остроленке. Пора сказать о цели движения Уминского.
Многие полагали, что причиною этого движения была надежда, после четырехнедельного бездействия, застать врасплох отряд Сакена и гвардию и, воспользовавшись их усыплением, одержать какой-либо успех на Нареве. Другие думали, и это правдоподобнее, что Скржинецкий, выславший Уминского, имел в виду мысль подобную той, которая 12 дней после того была приведена в исполнение Дверницким, то есть: вторжение в наши границы и доставление помощи восставшей шляхте виленской губернии (восстание, о коем польское правительство было заблаговременно извещено), возбуждая при том в подобному же восстанию и прочие литовские губернии, еще доселе спокойные. Как бы то ни было, но натиск Уминского не удался, и он, после нерешительного покушения на Остроленку, остался в окрестностях Пултуска и Сироцка, При всём том мятеж, возникший в части виленской губернии, не переставал распространяться далее и далее!
События такого рода при Начале наступательного движения должны были неминуемо иметь влияние на нерешительного, пылкого и своенравного Дибича. Он, как и все подобного рода люди, подчинялся впечатлению изменяющихся обстоятельств, и уже при открытии кампании твердость духа его поколебалась от неисполнения предначертаний своих, которые впрочем не были приведены в исполнение от неумения, или скорее нежелания воспользоваться победою под Гроховым. Дибич дрогнул, увидя, что счастье начинает ему изменять; это свойство всякого баловня Фортуны, лишенного от природы той твердости душевной, той самонадеянности в собственных дарованиях, которые одни побеждают препятствия. Но эти два испытания были только предисловием более тяжких и гораздо еще более горестных. 10 марта, то есть спустя одни сутки по получении тревожных известий о мятеже в Литве и движении Уминского, и спустя трое суток после выступления главной армии из окрестностей Шеницы, состоялся общий натиск главных сил польской армии из Варшавы на Гейсмара и Розена, по брестскому шоссе, в трех переходах от Дибича, во время марша его к переправе.
Это событие было весьма естественно; неужели Скржинецкий потерпел хотя бы на один час времени пребывание корпуса Розена, разбросанного по зимним квартирам, в присутствии главных сил, им предводимых? Бездействие его до 19 числа основывалось на опасении натиска главных сил наших в тыл его войскам во время напора их на Розена; едва узнал он об отбытии Дибича за Вепрж и предании Розена собственным силам и произволу судьбы, немедленно воспользовался и не мог не воспользоваться превосходством своим над войсками, против него находившимися. Фельдмаршал предвидел этот случай еще пред выступлением из Шеницы, ибо я сам 10 поутру видел призванного к главнокомандующему Розена, которому было поставлено на вид, что главный предмет его состоит в немедленном отступлении к Бресту, при малейшем на него нападении; он должен был соединиться на пути со 2-м пехотным корпусом, идущим от Бреста, который они должны были защищать как хранилище складов и всего для армии необходимого.
