Несколько минут мы молчим, пока я обдумываю её слова. Все, что она сказала, пугает.

— Тогда почему ты принялась за его дело?

Она глубоко вздыхает. Я слышу, как из неё выходит воздух.

— Приготовься, это прозвучит ужасно.

Я хватаюсь руками за стул, и у неё вырывается смешок.

— Я почувствовала связь с ним. В тот день мы оба боролись с нашими одержимостями, — она широко распахивает глаза, когда приступает к финальной части. — Мы оба искали кого-то. Мы оба были так чертовски одиноки, поэтому рискнули такими не быть. Ты чувствуешь отвращение ко мне?

Я улыбаюсь и провожу мизинцем по руке Эстеллы.

— Нет, Герцогиня. Твоя способность видеть ситуацию с разных сторон и мысленно ставить себя в один ряд с отбросами мира — вот за что я люблю тебя.

Я жалею о своих словах в ту же минуту, как они вылетают из моего рта. Вглядываюсь в её лицо, чтобы увидеть реакцию, но её нет. Может, она привыкла к моим признаниям в любви. Может, не услышала меня. Может…

— Я тоже тебя люблю.

Я встречаюсь с ней глазами и долго удерживаю её взгляд, а в это время моё сердце бешено стучит.

— Ну, разве это не прекрасно. Вся эта чертовски неуместная любовь.

Наши головы устремляются к двери, когда Лия врывается в комнату. Она проходит мимо, даже не взглянув на нас. И направляется прямо к Эстелле. Признаю, хотя бы приоритеты она расставила правильно. Слышу, как у неё перехватывает дыхание, когда видит Эстеллу.

— Дерьмо, — произносит она. Её ладони прижаты ко лбу, а пальцы напряжены. Если бы ситуация не была такой плачевной, я бы рассмеялся. Она наклоняется к ней, еще раз повторяет: — Дерьмо, — а потом быстро встает. Качается на каблуках, затем опускается на кровать.

Она поворачивается ко мне.

— Она приходила в себя? Спрашивала про меня?

— Да и да, — отвечаю я. А в другой части палаты Оливия встает, словно собирается уйти.

Я беззвучно прошу: «Подожди» и поворачиваюсь к Лие, которая начинает плакать. Кладу руку на плечо бывшей жене.

— Она выбралась из леса. Все будет хорошо.

Лия смотрит на мою руку, а потом на мое лицо.

— Ты имеешь в виду, из рощи, — говорит она.

— Что?

— Из рощи, — повторяет она. — Ты сказал «лес». Но учти, что ты больше не в Англии, ты в Америке, а в Америке мы говорим «из РОЩИ»! (Прим.: имеется в виду устойчивое выражение «Be out of the woods» (дословно: «выйти из рощи»), означающее «избежать опасности». Калеб же употребил вместо «woods» («роща») слово «forest» («лес»).

Ее голос становится громче, и я понимаю, что за этим последует.

— А если бы ты остался в Америке, этого бы не произошло. Но ты сбежал из-за неё! — она показывает пальцем на Оливию. Если бы её палец был стрелой, то вонзился бы в сердце Оливии.

— Лия, — тихо произносит Оливия, — ещё раз покажешь на меня своим наманикюренным пальцем, и я вырву его прямо из твоей руки. А теперь отвернись и улыбнись, твоя дочь просыпается.

Мы с Лией поворачиваемся к Эстелле, чьи глаза распахнуты.

Я быстро одариваю Оливию благодарным взглядом, прежде чем она выходит из палаты.

Похороны назначены через три дня. Сэм приходит посидеть с Эстеллой, пока нас нет. Закрадывается подозрение, что между ним и Лией что-то происходит, но потом вспоминаю, что он сказал Кларибэль, что Лия была в Таиланде с мужчиной. Я с горечью размышляю, был ли этим мужчиной мой идиот-брат, но потом отбрасываю эту мысль. Я лицемер. Я спал с Оливией, когда та была официально замужем. Каждому по заслугам. Делаю глоток из бутылки с водой и нажимаю на газ. Несколько дней назад я попросил Оливию прийти на похороны.

— Твоя мать ненавидела меня, — ответила она по телефону. — Это будет неуважительно.

— Она не ненавидела тебя. Клянусь. Между прочим, если бы твой отец ненавидел меня, я бы всё равно пришел на его похороны.

Она тяжело вздыхает и соглашается.

— Хорошо.

Я всячески отгонял мысли о родителях, стараясь сконцентрироваться на том, что нужно Эстелле, но войдя в двери похоронного зала и увидев их гробы, стоящие рядом, теряюсь в воспоминаниях. Извиняюсь перед старым соседом, который хочет выразить соболезнования, и иду на парковку. На территории растет плакучая ива. Я встаю под неё и дышу. Тут она находит меня.

Она ничего не говорит, просто стоит рядом со мной, взяв за руку и сжав её.

— Это все неправда, — прошу её. — Скажи, что всего этого не было.

— Это правда, — отвечает она. — Твои родители мертвы. Но они любили тебя. И любили твою дочь. У тебя осталось так много хороших воспоминаний.

Я смотрю на неё. Она видела, как умерли оба её родителя, и, без сомнений, только один из них оставил достойные воспоминания. Интересно, был ли кто-то рядом, чтобы держать её за руку, после того как умерли Оливер и Виа. Я сжимаю её руку.

— Пойдем, — говорит она. — Скоро начнется служба.

Когда мы заходим в церковь, все взгляды устремлены на нас. Лия сидит рядом с моим братом. Когда она видит меня с Оливией, в её взгляде смешиваются ярость и ревность. Но она быстро отводит глаза и сдерживает гнев. Пока что.

Она знает, что Оливия не моя? Какая разница, если старый друг просто поддерживает меня? Потом она просто поедет к мужу домой. Я занимаю свое место впереди.

У моей матери был любимый сорт роз — «Английские садовые». Несколько корзин установлены вокруг её гроба и рядом с её портретом, который стоит на мольберте. Оба гроба закрыты, но Оливия сказала мне, что попросила одеть её в черное платье от «Шанель», которое выбрала из шкафа матери. Стив всегда в шутку говорил, что хочет быть похоронен в своей старой бейсбольной форме. Она покраснела, когда рассказывала, что взяла этот костюм и принесла его в похоронное бюро и как ушла назад в машину с ним же. Я нахожу её руку и сжимаю. Невероятно, что она обо всем подумала. Я никогда бы не смог зайти в гардеробную матери, никогда бы не смог подобрать одежду, которую бы она оценила. Когда служба закончилась, я становлюсь с одной стороны двери, а мой брат с другой. Мы не разговариваем друг с другом, но общаемся со множеством людей, приносящих соболезнования. От этого меня тошнит. От всего этого. От того, что они мертвы. Что Эстелла не узнает их. Что все это — моя вина.

Когда комната пустеет, мы идем к могиле. На улице так солнечно, что все прячутся за солнечными очками. «Похоже на похороны из «Матрицы», — со смехом думаю я. Моя мать ненавидела «Матрицу». Когда гробы с родителями опустили в землю и закопали, Лия начала ссору.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Настоящее

Возможно, это произошло из-за того, что она увидела меня, держащим за руку Оливию. Или, если в тебе столько яда, который больше невозможно сдерживать, то время от времени он просто вырывается наружу, отравляя всех вокруг. Что бы это ни было, это произошло.

— Калеб?

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Лия стоит рядом с машиной моего брата. Я направлялся к машине Оливии, прежде чем поехать в больницу. Такое чувство, что некоторое время мы с ней не увидимся, поэтому хотелось поблагодарить её за заботу обо мне. Оливия идет впереди, но оборачивается, чтобы посмотреть, почему я отстал. Дует ветер, который развевает её платье и спутывает волосы. Мы все стоим на одинаковом расстоянии друг от друга. Мы с Лией в середине, Оливия и Сэт — по краям от нас.

Я чувствую, как все начинается. Клянусь Богом, у противостояния есть свой вкус. Я колеблюсь, прежде чем ответить.

— В чем дело, Лия?

Её волосы убраны наверх. Всегда думал, что когда она делает такую прическу, то выглядит более невинной. Бросаю взгляд на своего брата, который смотрит на неё с большим любопытством, чем я. Его палец застыл над кнопкой блокировки на ключах от машины. Если бы нас сейчас всех заморозили, получилась бы сцена из фильма Квентина Тарантино. Она открывает рот, и я знаю, что это не к добру.