— Не понимаю, что ты в них находишь, — сетовал Эдди. — Совершенно не понимаю.

— У них есть скрытые таланты, Эдди, — многозначительно отвечала она.

Теперь Эдди думал о ней все время. Писал ей длинные страстные письма, которые не решался отправить. Выдумывал причины, чтобы позвонить ей на работу. Посреди ночи лежал без сна с пересохшим ртом, лицо горело, каждая жилка в теле вибрировала от воспоминаний о ее хрупком белом теле. Однажды утром он проснулся и услышал, как по радио стонет Джон Ли Хукер: «О детка, я для тебя — крадущаяся королевская кобра». Эдди закрыл глаза, с трудом сглотнул, угрюмо уставился на свой вздыбленный член и подумал: боже мой, Джон Ли, думаешь, это у тебя проблемы?..

Однажды в сентябре Эдди решил, что с него хватит. Всю минувшую ночь он провел, приникнув ухом к стене ее комнаты, а все утро гладил белье какого-то парня. Он прошел в кабинет, снял фартук и сказал Саломее, что любит ее.

— Я серьезно, Саломея! — воскликнул он. — Я в жизни никогда никому этого не говорил.

Саломея подняла глаза от пишущей машинки, глубоко вздохнула и сняла очки.

— Эдди, ты знаешь меня всего шесть недель. Оставь меня в покое.

— Но как же мы, — сказал он, — как же та воскресная ночь?

— А что — та ночь? По-твоему, если в нас взыграли гормоны, я твоя навек? Ты ошибаешься.

— Гормоны взыграли? — взвился Эдди. — Да я такое с тобой делал — Калигула покраснел бы!

— Что ж, это не моя вина, — ответила она. — Если ты слишком неопытен, чтобы с этим справиться, — ничем не могу помочь, детка.

— А ты слишком уж независима, — огрызнулся он. — Похоже, тебе вовсе никто не нужен.

Саломея скрестила руки на груди, откинулась на спинку стула и принялась насвистывать мелодию из «Одинокого рейнджера». Потом взглянула на Эдди и спросила:

— Ты закончил?

— Вот-вот, — сказал Эдди, — давай, вот это зрело, по-взрослому, давай!

Он ей нравится, сказала Саломея, но она не желает ничего серьезного, при первых же признаках серьезного романа ей хочется взбрыкнуть. На практике это будет означать, что Эдди придется собрать свои вещички и выметаться из дома, хотя бы и на улицу.

— Ну, если я создаю тебе столько проблем… — фыркнул он.

— Я тебя предупреждаю, — оборвала Саломея, — не корчи передо мной сопливого мученика, Эдди.

Потом она подперла голову руками и заговорила очень медленно, с расстановкой. Сказала, что совершенно не против, чтобы Эдди жил здесь, пока не найдет себе другую квартиру, но ему необходимо уразуметь: они живут не вместе, а всего лишь под одной крышей.

— Вот так обстоят дела, — она дернула плечом, — нравится тебе это или нет.

Эдди уперся. Надо выяснить отношения. Саломея вздохнула.

— Опять ты начинаешь все сначала, — сказала она. — Почему тебе нужно все раскладывать по полочкам?

— А кто раскладывает? — возмутился Эдди. — Господи, я задал тебе простой вопрос, и ты сразу выставляешь меня этаким Пол Потом!

Саломея начала несколько зловеще постукивать ручкой по краю чашки и сказала, что это уже пахнет враждебностью. Эдди наставил ей в лицо указательный палец.

— Нет, — медленно прорычал он, — никакой враждебности тут нет!

Она заглянула ему в глаза и улыбнулась.

— Разве мы оба не видим, что происходит? — терпеливо спросила она.

Нет, сказал Эдди, ему нужен четкий ответ. И изобразил на лице обиду. Саломея сказала, она лично считает, что они — добрые друзья, которые время от времени занимаются сексом. Вот и все.

— C'est tout[64], — она улыбнулась, — нибелунг.

Их отношения не подразумевают клятв верности. Оба могут встречаться с кем хотят. Эдди объявил, что она просто боится принимать решения. Нельзя же порхать мотыльком до конца жизни. Саломея возразила, что не понимает, собственно, почему бы и нет.

— Так или иначе, — лучезарно улыбнулась она, — я не намерена спорить с тобой, Эдди. У меня принцип: я никогда не спорю с людьми, с которыми спала.

Эдди вернулся на кухню, мыть пол.

Вскоре после этого на очередной репетиции Клинт выглядел утомленным и раздраженным. Брал неверные аккорды и многозначительно смотрел в окно. Когда репетиция кончилась, он попросил Эдди задержаться. А в пабе сообщил, что должен кое-что сказать. На днях он побывал в «Джордже Роуби», и у него есть новость, которой он хочет поделиться с Эдди.

Он видел Марион. Она сидела за столом со своими приятельницами, причем не в лучшем состоянии: сильно под мухой, взвинченная, какая-то неадекватная. Когда он подошел к ней и попытался заговорить, она попросту его не узнала.

— Она выглядела не очень-то хорошо, Эдди, — сказал Клинт. — Это правда, приятель.

Возле нее ошивались какие-то скользкие типы, добавил он. Эдди отхлебнул пива.

— Она была в депрессии? — спросил он.

Да нет, сказал Клинт, просто пьяная. Эдди спросил, зачем Клинт рассказывает ему все это. Ему до лампочки, а уж Клинту тем более.

— С тех пор много воды утекло, — добавил он.

Да он ничего такого в виду не имел, ответил Клинт, просто подумал, что Эдди это небезразлично. Эдди сказал, что он уже достаточно нахлебался и больше ему не надо. Ладно, сказал Клинт, забудем.

Остаток вечера они подшучивали над Джейком и издевались над рубашками Анди. Но Эдди загрузился, и чем больше пил, тем хуже ему становилось. Зря Клинт рассказал ему о Марион. Такое лучше забыть, похоронить навсегда, думал он, когда под дождем плелся домой.

Как ни пытался Эдди изменить ситуацию, Саломея по-прежнему ускользала от него. Она ловко держала его на расстоянии — прямо хоть плачь. Как-то раз, когда после безуспешной попытки сделать запись, которая потрясет мир, он мрачно бродил по квартире, она выключила видео с Питером Гринауэем и, вздохнув, сказала:

— Ладно, Эдди, я спрошу, что у тебя стряслось. Ведь ты этого хочешь, да?

— Я не знаю, в чем дело, — пожаловался он, — но хочу, чтобы это прекратилось.

Он закрыл лицо руками и попытался выжать из глаз слезы.

Но Саломея на это не купилась. Причитания о любовной тоске не производили на нее впечатления.

— Все дело в том, Эдди, что ты не умеешь дружить. Тебе нужна не подруга, а нянька, которая будет за тобой убирать, но я для такой роли не гожусь.

Он сказал, что жестокость ей не к лицу. Она ответила, что идет спать.

Эдди знал, что это скоро кончится. Со дня на день вернется подруга Саломеи, и ему придется съехать. По ночам его охватывало ощущение, что все расплывается и тает вдали. Он пробовал написать песню о безответной любви, но ничего не вышло. Брал печальные, таинственные минорные аккорды, в надежде, что они вызовут отклик в потаенных глубинах его разума, но тщетно. Твердил себе, что ничего особенного тут нет, обычная история: не успел встретить девушку, которая тебе действительно по душе, как сразу выясняется, что она не для тебя. Однако все попытки воплотить эти мысли в песне закончились неудачей. Вдобавок и рифму к «Саломея» не подберешь. Разве что дурацкое «балдея». Даже ее имя противилось ему! Безнадежная ситуация.

В начале октября Саломея пришла домой, приняв решение. Когда она сказала об этом, Эдди подумал, что вот сейчас его вышвырнут на улицу. Однако решение было другого рода.

«Атака искусства» собиралась устроить «Битву групп» — специальную передачу, в которой восемь новых групп будут играть вживую, а зрители смогут потом позвонить и проголосовать. Саломея включила в это шоу и «Твердокаменных». Поначалу Эдди воспринял эту идею без восторга. Чувствовал, что они пока не готовы. Но Саломея настаивала. Сказала, что из кожи вон лезла ради Эддина выступления, а это не больно-то приятно. Когда Эдди сказал, что должен обзвонить остальных и посовещаться с ними, выяснилось, что Саломея уже все сделала.

— Они считают, что это прекрасная возможность, — сообщила она Эдди. Она и Джейку позвонила, он чуть с ума не сошел от счастья, услыхав эту новость. — Давай, Эдди, — улыбнулась Саломея, — представляешь, какой будет классный оттяг.