Полез Карпов на эту свалку, увидел широкое колесо от лобогрейки, то самое, которое с зубьями, которое косогон в движение приводит. В землю вросло колесо от времени, поржавело. Вывернул его Карпов наружу, прикинул — подойдет. Попросил у соседа:

— Верну потом, цело будет.

— Да бери, на кой оно мне?

Прикатил Карпов колесо, привалил к стене, смотрит на него, мозгует. Ульяна подошла:

— А это зачем такого чертогона приволок?

— Маховик будет. Шпалы пилить...

— Ишо что-то придумал! Ой боже, да остепенись ты!

— Пол настелим, тебе ж легче будет. Слыхала, Марья рассказывала? Рази плохо?

В выходной Карпов съездил в город, привез круглый зубчатый диск величиной с таз. Пояснил: циркульная пила. Потом увидела Ульяна: откуда-то объявился в сарае моток широкой прорезиненной ленты. Опять пояснил: приводной ремень.

— Придумываешь черте-што, — отмахнулась Ульяна. Однако мешать не стала — бесполезно.

Соорудил Карпов посреди двора верстак: вкопал четыре стойки, на них две шпалы положил. Не вплотную, щель между ними оставил.

На одном конце верстака ось поперек шпал укрепил, на нее колесо подвесил. К колесу ручку прикрутил, кривоколенную. Вороток. На середине верстака, между шпалами, циркульную пилу приспособил и с ней на одну ось шкив насадил. На шкив и на колесо ремень нацепил, соединил в одну систему, крутанул. Тяжелый маховик поворачивался туго, с трудом раскручивался, зато пила завращалась быстро, зубья слились в сплошной круг.

Доволен Карпов — вроде получилось. Притащил шпалу, положил возле верстака. Мелом шнур набелил, позвал Ульяну. Передал ей один конец шнура, другой в своей руке держит, приложил к шпале, натянул туго.

— Крепче держи, — и — насколько руки хватало, взялся двумя пальцами за шнур, оттянул его и бросил. Тугой струной ударил шнур по шпале — отпечаталась ровная белая полоса.

Разметив шпалу, поднял на верстак.

— А теперь? — нетерпеливо и недоверчиво спросила Ульяна.

— А теперь я буду крутить, а ты подталкивай шпалу потихоньку, — и пошел к маховику, взялся за ручку. — Не сразу толкай, сначала разгон возьму.

Поплевал в ладони, потер, начал раскручивать маховик. Раскрутил, кивнул — давай, мол, толкай. Толкнула Ульяна шпалу, да, видать, не рассчитала силы — резко получилось. Пила с гырком вонзилась зубьями в древесину и застряла, шкив остановился, ремень с шипеньем соскочил на землю. Освободившись от нагрузки, маховик облегчепно рванулся, увлекая за собой повисшего на ручке Карпова. Еле удержал Карпов раскрутившееся колесо. Выпусти он из рук вороток и не отскочи в сторону — быть бы ему инвалидом. Оторопел Карпова, испугался, но виду не показал. Ульяна тоже напугалась, увидев, как тряхнуло ее муженька. А больше испугалась своей оплошности, чувствует: по ее вине случилась авария. Ждет упреков. Притихли у стены дети. То галдели радостно, а тут затаились, знают: когда у отца не ладится — под руку лучше не попадай, влетит.

— Ну, что ж ты?.. — проговорил Карпов, поднимая ремень. — Я ж сказал: потихоньку.

— Дак и то... А оно...— оправдывалась Ульяна, дергая шпалу на себя. Но зубья крепко вцепились, не вырвать. Помог Карпов, выдернул шпалу, нацелил меткой на пилу,

— Вот так. Только потихоньку.

Раскрутил снова Карпов маховик, кивнул — давай. Стала Ульяна подталкивать шпалу, не поддается почему-то. Поднатужилась, и опять неудачно, рывок получился: пила заела, ремень слетел. Карпов не выдержал, ругаться начал.

— Сатана безрукая!.. Мать твою... Говорю тебе — потихоньку подвигай.

Стоит Ульяна, качает укоризненно головой.

— Наверное,— говорит,— из твоего рая не выйдет.., ничего.

Не мог такого вынести Карпова, схватил с земли полено, запустил в Ульяну. Та вовремя пригнулась, полено пролетело мимо, шмякнулось о стенку новой кухни, выбило штукатурку до шпал.

— Ну и чертуйся тут сам. — Ульяна пнула сердито ногой в верстак. — Подавись ты своей пилорамой, сам двигай, и крути сам,— и пошла прочь, шурша юбкой и ругаясь.

Карпов молча натягивал ремень. Натянул, поправил шпалу, оглянулся:

— Иди, Петро, попробуй ты. Ничего тут хитрого нема. Иди.

Робко подошел Петро. Волосы с левой стороны, как всегда, дыбом — то ли подушкой он их в другую сторону расти приучает, то ли от природы так, глаза припухшие, брови насуплены. Суровый мальчишка. Коренастый, низенький, он неторопливо подошел к верстаку, уперся руками и грудью в шпалу, ждал команды. И когда отец крикнул давай, напрягся, мешки под глазами вздулись, щеки покраснели от натуги — двинул шпалу вперед. Пила гыркнула и умолкла, а ремень, извиваясь, полетел на землю. Пока отец, силясь, останавливал маховик, Петро лихорадочно соображал, что делать: то ли бежать, то ли ждать расправы. На всякий случай присел за верстак, следил за отцом.

— Потихоньку надо, — проговорил Карпова, сдерживая гнев.

— Оно не двигается потихоньку, — сказал Петро.

Карпов взял шпалу, двинул взад-вперед несколько раз. Да, идет с трудом, заедает: поверхности не гладкие, шepшавые.

— Смазать надо, — подал совет Петро.

— Че смазать? Смазать! Все смазано, — заворчал Карпо: мол, учить будешь...

— Под шпалой... Чтобы склизко было..

Задумался Карпов над таким советом, перевернул шпалу, прикинул. Нет, тут не смазка нужна. Пошел в сарай, принес два коротких шкворня, подложил под шпалу, катнул туда-сюда — легко подается.

— А ну теперь попробуй, — кивнул он сыну. — На катках должно быть легше.

Снова раскрутил Карпов маховик, кивнул Петру. Петро стал подталкивать шпалу — подвинулась вперед легко. Дзинькнула пила раз, другой и вдруг запела. Запела ровно и натужно, посыпались опилки. Обрадовался Карпова, крутит да покрикивает:

— Потихоньку, потихоньку, сынок!

Вот уже диск наполовину утоп в шпалу, и звон пилы стал глуше. Опилки фейерверком летят, усеивают землю, пахнут сосной. Карпов совсем уже выдохся, но крутит, не хочет останавливать машину: так здорово пошло дело!

Остановил все же, вытер пот со лба, подошел к Петру:

— Идет?

— Идет,— кивнул Петро.

Поправил Карпов шпалу, оттянул шкворни назад, проинструктировал помощника:

— Следи, чтоб пила шла прямо по метке, и смотри, чтоб шкворень в пилу не попал: зубья поломает. Ну, отдохнул? Попробуем ишо.

Дотемна Карпов с сыном грызли шпалу, успели пропилить с полметра и довольны были до крайности. Шутка ли — пила вся скрылась в прорези и только сверху зубья торчали! Чтобы пилу не зажимало и легче было крутить, Карпов клин в прорезь вбил — на ходу постигал премудрость распиловки бревен.

За ужином Ульяна смотрела на мужиков, — видя, как они умаялись, жалела:

— Ухайдакались-то как! Пропади он пропадом и пол тот-то!

— Ну да! — возразил Карпов.

— Ну да! Купил ба досок, и то дешевше стало б.

— Богачка какая — купил бы! А где ты их купишь? Можа, ты знаешь, где их продають?

— Гдесь продають, люди покупают. Вон сколькэ строются: и кирпич, и шлакоблоки, и лес — все достають.

— То-то и оно: достають. А как догонють — шло дадуть,— втолковывал Карпов жене.— На химкомбинате ворують да продають. Все до поры до времени, а то так прижучуть, что больше и не захочешь, запоешь тогда соловки. Не хочу так доставать, понятно тебе? Был ба такой магазин, где пришел и что надо по хозяйству, то и купил: чи кирпич, чи доски, чи шифер... Нема такого магазина!.. А был бы, так я, можа, и купил ба... И все одно не дешевле б обошлось. Ты посчитай, сколько шпала стоит, сколько из ей досок выйдет. Ну? За пилу заплатил, да за ремень на поллитру дал. Вот и весь расход.

— А труда сколько — то ты не считаешь, — не унималась Ульяна.

— Труда! Кто ж свой труд считает? Он всегда бесплатный...

Долго и трудно перемалывал Карпов шпалы, но ни разу не пожалел о своей затее. Довел дело до конца — досок напилил, за полы в доме принялся.

Уже давно зима наступила, а он все ползал на коленках, все не мог кончить работу. То половицы подгонял да сбивал, то сверху строгал, то шпаклевал да красил. Коленки сначала до мослов стер, а потом они задубели, и кожа на них стала тверже, чем на пятках.