До реки  было недалеко. Минут десять-пятнадцать. Дорога прямая, наезженная и нахоженая. Спуск только не очень удобный к воде: узкая тропинка через кусты, изобилующая крутыми поворотами и резкими спусками-подъемами.  

     Озерки - это не озеро, как можно подумать, а река. Почему она так называется, неизвестно. Один берег почти по всей длине представляет собой скалы из красного песчаника и глины, крутые и обрывистые. Зато другой берег - идеальный пляж, поросший мягкой травой и редкими, но такими удобными для купальщиков, кустиками. И переодеться спокойно можно, и поцеловаться подальше от любопытных глаз.

     Река была весьма коварная, хоть и не широкая, но обладала так называемым вторым дном. И дно первое  периодически проваливалось, образовавшийся водоворот затягивал злополучного купальщика в подземное, точнее поддонное русло. Выбраться из такого водоворота редко кому удавалось, вода там ледяная, тело мгновенно немеет и ноги сводит судорогой. Если и выплывали такие утопленники, то уже в соседнем поселении, у плотины. Пока оперативника сюда не назначили - незадачливых купальщиков много было. Теперь на нескольких пляжах уже можно купаться спокойно, не опасаясь незапланированного утопления. Дно Савка укрепил, а где не получилось - знаки предупредительные расставил.

      Савка - это наш водяной, как мы говорим. Заправляет всем на реке: русалками, вирниками и настоящими водяных не пускает на подведомственную ему территорию.  В прошлом мой однокашник, вместе Академию заканчивали. Именно к нему я и направлялась. Искупаться, кваску или пива с рыбешками солеными попить, а заодно и жалобу отдать на его русалок.

     Совсем, распустил безобразниц. Повадились у парней одежку тягать, пока те купаются, да в омутах ее топить или на деревьях развешивать. Весело им! А ко мне потом с жалобами толпой идут, не понимая, что русалки это уже не мой участок. Только объяснять это местным замучаешься, проще взять заявление и адресату, то есть Савке-водяному передать. Пусть разбирается.

      Преодолев коварную тропинку, кивнув паре таких же как и я припозднившихся купальщиков попавшихся на встречу, я вышла на обрывистый берег. Солнце уже почти спряталось за горизонт, на прощанье,  расцветив реку всеми оттенками красного, оранжевого и розового. Я застыла на пару минут, позволив полюбоваться гаснущим в воде светилом. Казалось, что вот сейчас, коснувшись кромки реки, Солнце зашипит и изойдёт паром.

     Отвлекшись от красивого заката, я огляделась. Водяного я увидела сразу - Савка сидел на песчаном уступе, обхватив колени руками, и любовался закатом  что-то напевал себе под нос.

     Хороший парень. Только лентяй жуткий. Такая не пыльная работенка, на спокойном и тихом участке, ему под стать. Еще немного послушав достаточно мелодичные завывания, я его окликнула.

      - Привет.

      Савка, не оборачиваясь, махнул рукой. Я аккуратно спустилась к реке. Спуск тут крутой, недолго и ноги переломать. Пристроившись, наконец, на уступе я молча протянула ему жалобы. Савка несколько секунд взирал на протянутую ему пачку исписанных листов. Со вздохом взяв их, начал вдумчиво читать. Периодически он зачитывал вслух особо понравившиеся ему моменты.

     - "А тако же порты, мамкой вышитые, утопили. И рубаху тятькину, парадну. Мать ишо ничего, а вот батька за рубаху пришиб почти до смерти. Тако ж хочу и требую, компенсации за такое непорядочное поношение. И ущерб моральный тоже стребовать не мешает. Я ж неделю сидеть не мог, ибо вся зад..."

     Какой слог... - Савка улыбнулся.

     - Есть еще лучше. Это ты прочитал весьма приличную. - Я усмехнулась. - Ты решай, что со своими русалками делать будешь. Твой участок ведь. Твои подчиненные.

     Савка вздохнул, тоскливо поглядел на исписанные листики.

      - Да, знаю я все, знаю. Русалок моих местные девки попросили, надоело им, что парни подглядывают, когда те в сугубо женской компании нагишом в реке купаться изволят. А мои дуры и рады стараться. Хоть и русалки, но  у них женская солидарность. Помощницы, чтоб их! Ладно. Устрою завтра разбор полетов. Премии лишу их что ли... Пойдем на мостки. У воды теплее.

     На мостки было идти удобно. По маленькой полоске травы, невесть как выросшей на этом красном песчанике, вдоль русла.

      У воды было не то чтобы теплее, но как-то уютнее. Зная, что я люблю туман, Савка что-то бормотнул под нос и махнул рукой от воды начал подниматься теплый парок.

      Где-то слышался плеск  и журчащий смех русалок. Пошарив рукой под мостками, штатный водяной выудил оттуда бочонок темного пива, рядом с ним, на мостках, лежала завернутая в газету низанка вяленых рыбешек.

     Присмотревшись, я поняла, что газета наша, местная и за сегодняшнее число. Я удивилась про себя сему факту, ранее Савка в чтении местной прессы замечен не был, как, впрочем, и в чтении вообще. Так что до покупки местной газетенки он опускаться точно не станет. Вывод напрашивался сам собой - рыбешку Савка где-то свистнул, видимо и пиво тоже... хотя может и не сам.

      - Угощайся. Вишь - какую мне взятку принесли? - Савка так самодовольно кивнул на пиво и рыбешек, как будто ему как минимум вручили ежегодную премию за изобретательность. Я вздохнула и покачала головой - воспитательную работу с ним проводить совсем не хотелось. Да и толку от этого как от быка молока.

     - А знаешь за что? - Савка так и лучился.

     - Нет. - осторожно ответила, боясь что подобное мздоимство встанет мне большой проблемой.

     - Ни за что не догадаешься! - Савка выдержал эффектную паузу. Я молчала. - Короче, разрешил я воду из реки по трубам на полив отводить. Правда, не всем, а у кого дома стоят близ русла. Не далее чем в 30 саженях.

     - Мда... а если экологи придут? Ведь там где воду берут, могут и сливать начать.

      С экологами встречаться не хотелось. Эти товарищи были в чести у нынешнего правителя нашей славной страны, и пользовались большой властью. Нет, часто они делали хорошее дело, но еще чаще перегибали палку.

     Пару лет назад был большой шум. Эти самые экологи решили, что домашний скот надо освободить от тирании людей, нелюдей и прочей нечисти. А правитель наш взял, в пылу похмелья не иначе, да и подписал закон "Об освобождении скота домашнего и птицы всякой, от рабства у людей, нелюдей, и прочей нечисти не опасной считающейся".

     Радостные экологи пошли по городам и селам с благой вестью коровам и прочим хрюшкам, что дни их рабства сочтены, и теперь они могут совершенно спокойно жить свободно, привольно, и там, где хотят.

     Крестьяне, при виде такого закона, были ошарашены. Проще говоря, в той деревне куда приходили "освободители", люди впадали в ступор. А сами экологи, с дурнинкой счастья во взоре, выпускали из хлевов домашнюю живность. Живность, чаще всего, уходить не хотела, орала дурным голосом, и цеплялась за теплый хлев и полные корма ясли всеми копытами.

     В этот момент обычно приходили в себя крестьяне, и с криком "Ироды проклятущие! Куда ж вы животинку мучаете!", хватались за вилы. Экологи, конечно животных любили, но на людей их нежные чувства не распространялись. Потому парочка предупредительных выстрелов из арбалета, и крестьяне начинали орать тише, а вилы прятали за спину.

     Выгнанная на произвол судьбы скотина, с запретом её кормить, поить, обратно забирать, ломилась в хлева сутки на пролет. А освободители, только умильно вздыхали, и говорили ,что с рабами всегда так. Они своего счастья просто не понимают пока.

     Зато счастье быстро пришло в государство. Резко сократились поставки мяса, молока, сала, колбас, яиц. Рынки стояли пустыми. Крестьяне перешли на картошку, репу, лук. Скотина дохла. Зато волки, и прочие охотники поживиться дармовым мясом, ходили упитанные. Нечисть перестала нападать на людей, проезжие купцы видели стаи гулей, которые валялись на солнце, и не обращали на проезжающих никакого внимания. А ведь считалось, что гуль - это постоянно голодный хищник. Сытости не понимает совершенно. Оказалось, его тоже можно накормить до отвала.