- Ага, понятно. Однако ж мозги-то у них цыплячьи?

- Само собой. А зачем мозги для куриных окорочков?

- Логично, Симон.

- Именно, Учитель. Истинно рука рогатого!

- Тут, пожалуй, ты прав. Помнишь притчу о сеятеле?

- Как же, Господи, как же! Это - зерно, што упало при дороге.

- Верно, Симон. Так чем там кончилось твоя беседа у Гостиного?

- Да какая уж там беседа! Не до слов. Тут уж надо было срочно чудо творить. Вот я возьми да и вознесись, штоб руками не достали. Подвис меж фонарями, как вертолет, прости Господи, и краткую речь сказал. "Опомнитесь, - говорю, - люди! Вам што, крови мало? Используют вас в который раз ваши властолюбивые вожди, как навоз, и забудут. Не рушьте все до основания, было это! Не меч в руках ваших, но кнопка ракетная! Подумайте, оглянитесь. Пойдите в храмы и покайтесь! Да простит вас Господь!"

- И што?

- Затихли, Учитель. Даже крикуны. Однако скорее от недоумения. Как так. Вот висит подле троллейбуса человек без всяких приспособлений и вещает. Ну, штоб не искушать, я растаял, как туман. А то ведь собьют, чего доброго. Да не камнем, а стингером. Обидно будет. Хорошее тело поломают.

А тем временем толпа все густеет. И по проспекту движение стало. Как в табачный бунт. Уж большинство и не видело меня меж фонарями, и смеются в глаза тем, кто рассказывает о чуде. Пить, мол, меньше надо. ОМОН приехал в своих машинах-клетках, пожарная объявилась и скорая помощь от медицины.

- Што это ещё за ОМОН, Симон?

- Это, Учитель, как преторианская гвардия у кесаря.

- Ага, понятно. Ну и дальше что?

- Как обычно. Кого побили палками, кого в клети свои на машинах сунули. Взяли и зачинщика чернорубашечного. Потоптали его товар - газетки, книжки, матрёшки с мордами вождей.

Ввечеру спустился откушать в гостиничную ресторацию. Тело-то питать нужно. Присел у стойки выпить пива. Всё чин чином. Не зря заведение "Европейским" зовётся. Люблю я эту гостиницу. Рядом храмы искусства и на Невском малая копия храма в мою честь. Только здесь он зовётся Казанским собором. Хорошо. Только энти большаки опаскудили его. Заместо храма Богоматери превратили его в хранилище антирелигиозного блуда. Какая-то сука спилила на двери центрального входа с бронзового барельефа моё изображение. Хорошо ещё, што не рванули храмину динамитом, как в Москве храм в Твою честь, Спаситель.

Так вот. Сижу у стойки. Ставит буфетчик передо мной банку железную с пивом. - "Ты што, милый, мне поставил?" - спрашиваю. - "Как что, отвечает, - пиво. Как заказывали. Немецкое". - "Да нет, отчего в железке, как собаке, сунул пойло? Вон у тебя ведь стаканы есть. Подай в стакане". Удивился он. - "Нынче все требуют в банке, чтоб запечатано было". - "Не доверяют тебе?" - "Не доверяют. А боле шику ради. Чтоб как за границей было. А вам, если хотите, вот стакан, пожалуйста". - И подает стакан. Сижу, пью. Неплохое пиво. Но Жигулёвское лучше.

Вижу - женщина молодая рядом сидит, эдак с любопытством меня рассматривает. Сама потягивает из стакана через трубочку какое-то цветное пойло с вишенкой и кусочком льда на донышке. На хрустальной пепельнице слабо исходит дымом длинная сигарета с золотым ободком. Очень хороша собою, грудь, и плечи, и руки. Видимо, слышала наш разговор. И я стал её рассматривать. Екнуло што-то у меня внутри и опустилось вниз. Улыбнулся ей. Всё ж тело у меня зрелого мужика, и не могу я не реагировать на женские прелести, Господи.

- Вот видишь, Симон, сам ведь учил, - не прелюбодействуй, не отдавайся телесной похоти.

- Так, Господи, я имел в виду, как, впрочем, и ты учил, - не злоупотребляй. Ведь и сам Ты в земной жизни не отказывался от женской ласки даже блудницы.

- Гм... Ты прав. Если в меру, то можно. И даже нужно. Но - с любовью. Продолжай.

- И она мне улыбнулась. Придвинулась поближе. - "Я вижу, вы не здешний, - говорит, - и скушно вам одному. Я бы, если пожелаете, могла скрасить ваше одиночество". - "Ты права, я не здешний". И от твоего общества не откажусь. Никак блудом кормишься?" - спрашиваю. - "Верно, отвечает. - Эксплуатирую прелести своего тела. Но не хожу с каждым. Сама выбираю, кто мне по вкусу". - "Стало быть, я тебе по вкусу?" - "Вы интересный мужчина. Похожи на арабского шейха в европейском костюме". - "А я и есть из тех мест". - "Откуда же?" - "Из земли Израиля". - "А-а, говорит, - понимаю. Вы - бывший наш эмигрант. То-то так хорошо по-русски говорите. Даже лучше чем наши родные". - "Да нет, - говорю - я не эмигрант. Просто выучил хорошо язык. Ещё лет триста тому назад. А здесь я в командировке. По делу, то есть". - "Понимаю, - улыбается, - я тоже люблю шутить. От какой же вы фирмы и чем занимаетесь?". - "От Господа нашего. Создателя и Учителя Иисуса Христа". - "Раз от Христа, значит мне повезло. Может, поможете спасти мне мою душу", - смеётся. - "Спасти Душу можешь только сама, покаявшись и уверовав. Тебя как зовут, милая?". - "Анна. А вас как?" - "Симон, - говорю, - по прозвищу Пётр". - "Кто же дал вам такое прозвище?" - спрашивает. - "Господь наш - Иисус Христос. А последняя должность, в коей я работал - первосвященник в Риме, Папой, то есть, "римским", - отвечаю.. - "Это как же?" - смеется. - "Да так. Я есть тот самый Апостольский Советник при Господе нашем Иисусе Христе и держатель ключей от врат Царства Божия. Иногда отправляюсь, как Посол для специальных поручений, на землю. Вот как нынче. При этом воплощаюсь в своё тело тех самых времён, когда Учитель позвал нас с братом Андреем от трудов наших земных за Собою, и снизошел на меня Дух Святой, и учил я людей по воскресении Спасителя Именем Его. А так - я рыбак... Обыкновенный рыбак из Галилеи, с озера Кинарет". Посмотрела она эдак на меня насмешливо, а потом говорит: "Вроде как на сумасшедшего вы не походите, а, впрочем, если и того, всё равно очень милы. Я как раз работала в дурдоме. Медсестрой. Так что у меня глаз намётан". "0-о! - говорю, - помощь страждущим - благое дело. Отчего же ты промышляешь нынче блудом?". - "Во-первых, мне нравится утешать. Не только морально, но и физически. Во-вторых, на деньги, что мне платили в клинике, нынче и колготок не купишь. Все подрабатывают, или воруют, или торгуют. Так что то, чем я занимаюсь, не самый большой грех. По крайней мере, никого не обираю и не обманываю. Вот я вся перед вами. Может быть, и я хотела бы иметь около себя любимого мужчину, родить от него дитя... Но не вовремя я родилась. Сейчас себе такую роскошь могут позволить лишь очень богатые люди. Вот так-то, Симон. Как вас по отчеству?". "Ионович, - отвечаю. - Говори мне "ты", Анна. Не привык я во множественном числе". - "Хорошо, Симон Ионович. Интересно с вами было познакомиться. А нынче - мне работать надо. Пойду, коль не желаете меня "снять". - "Постой, - говорю, - Анна. Я же не оттолкнул тебя. Ты мне нравишься. Не уходи". - "А вы знаете, сколько это стоит?" - "Ты мне скажешь". - "Как на долго?" - "Что значит - как на долго, - спрашиваю. - Может, навсегда", - говорю. Смеётся. - "Сто за час и двести за ночь". - "Чего?" - спрашиваю. - "Баксов, естественно. Обычная цена. Половину-то отдавать приходится", - говорит. - Я вообще предпочитаю иностранцев". - "Отчего?" - спрашиваю. - "Они ухоженные, чистые. - И пахнет от них туалетной водой. Правда, и наши богатенькие стали выходить на международный уровень. Даже запахи от них куда как дороже. Дурные деньги развращают". - "Ты ещё и не глупая женщина, Анна", - говорю. Тебе цена не двести за ночь, а царство на всю жизнь". Смеётся. - "Не откажусь от царства, Симон. Можно мне тебя так называть, котик?". "Называй, Анюта. Поужинаешь со мной для начала?" - "Поужинаю".

Не пользовался я своими возможностями, Учитель, но мое великое желание приголубить эту женщину вызвало у неё ответное чувство. Со мною была не блудница, но любящая женщина. Господи, тело её, как еллинский сосуд, благоухало миррой, и она в любви была умела и прекрасна, как язычница, воистину, еллинская Афродита.

Наутро стала она собираться. Вижу - не хочется ей уходить. Не безразличен уж я ей. Да и в ласке её ощутил я это. Не бывает так у блудницы, но у любящей только. - "Куда ты собралась, Анюта?" - спрашиваю. "Куда же. Домой. Отдыхать. Я ведь только два дня в неделю тружусь на ниве секса", - и грустно так улыбается. - "Вот что, - говорю, - я тебя беру к себе на работу. Пойдешь?". - "Только-то? - улыбается. - Это в качестве кого?" - "Секретарём-референтом будешь... И потом, - говорю, - ты мне люба. Говорил я тебе..." - "Мало ли что мне говорят мужики в постели. Ты говорил то же, что и иные... Но не так... И ласки твои были не такие... От души шли... От любви... Может, и вправду ты от Бога... Кто тебя знает... Впервые вот так не могу уйти от мужика... Прости, если что...". - "Ты не ответила, пойдешь ко мне в секретари?" - спрашиваю. - "Я бы с тобой на край света пошла, коли не шутишь. Только ведь шлюха я, блядь... От слова блудница...". - "Што ж, - говорю, - што было, то было. Быльём порастет. Своей любовью ты покаялась. Любовь покрывает все грехи, как говаривал мудрый Соломон. А потому и прощение за былые грехи заслужила. Ведь и Господа нашего, Иисуса Христа, любила блудница, и Он её любил. Не ты первая, не я последний. Так што, согласна?" - Кивнула головой: "Да!". - "Сколь тебе нужно времени, штобы рассчитаться со всеми делами?", - спрашиваю. - "День". - Подал ей пачку баксов. - "Вот. На расходы. Жду тебя через три часа. Если будут какие трения с кем - только подумай. Я мигом буду рядом". Обняла она меня так нежно, поцеловала и говорит: "Ты правда будешь рядом?" - "Правда", отвечаю.