Светлана быстро закрыла дверь, щёлкнув предохранителем замка, и они быстро переоделись без какого-либо стеснения. Вскоре в больничке воцарилась тишина. Игорь проводил Светлану до входной двери и открыл её.

- Поцелуй меня на прощанье, - тихо попросила Светлана, стоя у раскрытой двери.

- Может увидеть кто-нибудь, - тихо возразил Игорь.

- Ну, пожалуйста, - умоляюще проговорила она, - Я прошу тебя. -

Игорь прикрыл дверь так, чтобы оставался лишь маленький участок открытого пространства, и быстро, но с нежностью поцеловал Светлану в подставленные ей для этого губы. После этого Светлана улыбнулась и, сказав "до завтра, Игорь" быстро переступила порог и пошла по крыльцу.

- До свидания, Светлана Ивановна, - громко сказал Игорь и закрыл за нею дверь.

Он отошёл от двери и остановился. Ему не хотелось идти в палату. Ему хотелось побыть одному. Он чувствовал, что мир перевернулся для него. Это было как глоток свежего воздуха, полученного там, где воздух уже много лет был для него смрадным и застойным.

Игорь был счастлив от внезапно открывшейся для него взаимной любви. И он хотел хоть немного открыто насладиться этим счастьем, внезапно свалившимся на него в зоне. Хотя даже это "открытое наслаждение", было определено для него лишь короткой возможностью побыть одному и в тишине, в этом убогом вестибюльчике, где никого больше нет, и где никто не сможет увидеть его, опьянённого счастьем.

Игорь уже знал, что лишний его жест или лишнее его слово, как и не спрятанное от посторонних глаз выражение его лица, могут причинить большой вред его любимой в этой проклятой зоне. А что такое зона, Игорь уже знал достаточно хорошо. Светлана же имела о ней самые смутные представления.

Весь этот вечер и часть ночи, до тех пор, пока он не уснул, Игорь чувствовал себя просто обалдевшим от счастья. Он впервые за несколько лет начал ощущать себя обычным человеком, а не просто мерзким совейским зэком.

И это ощущение себя человеком было неимоверно ошеломляющим. Оно наполнило свежим ветром паруса его ещё совсем недавно обвисших духовных сил. И этот свежий ветер как бы наполнил и его самого этой свежестью, и позволил ему и дышать уже более широко и свободно в опостылеашей зоне, где у него нет и долго ещё не будет свободы.

Но все эти ощущения были лишь внутри него. Лицо же его надёжно прикрывала маска обычного совейского зэка. И она показывала всем, что он такой же зэк, как и многие в этой зоне, и что с ним ничего не произошло, да и не могло произойти с ним в зоне ничего особенного и значительного, тем более сногсшибательного.

ЗОНОВСКИЕ МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Этой зимой в половине барака, где находился пятый отряд, было намного теплее, чем в предыдущие зимы. Продувавшаяся прежде пустая завалинка этого крыла барака была засыпана шлаком, который каким-то образом сумел раздобыть Михалыч. До этого Игорь успел организовать все необходимые работы, чтобы быстро засыпать шлак и накрыть завалинку листами жести. И когда завезли шлак, то эти работы были легко сделаны зэками его отряда за один вечер.

Теперь лишь в морозы за сорок градусов зэки на ночь набрасывали на себя телогрейки или чисовские бушлаты во время сна, но пряча их под одеялами. Набрасывать их поверх одеял, было запрещено лагерным порядком. Но подлые совейские зэки всё же ухитрялись таким образом безнаказанно нарушать режим содержания, обманывая этим лагерную администрацию.

Территория, предназначенная для уборки пятому отряду, была перед штабом зоны, и была всегда чистой от снега и от окурков. Участок запретной зоны для её уборки от снега был слабо заснеженным, и расчищать его от снега было легче других в зоне. Игорь даже перестал обращать своё внимание на эти вещи. Он вовремя отдавал зоновской мамке, Алиму, положенное количество пачек сигарет за всё это раз в месяц, и проблема этим и исчерпывалась.

Козлы просто не заходили в половину барака пятого отряда, как и обещал Игорю Эдик Тесликевич. Да и прапора навещали пятый отряд всё реже и реже, потому что "стуков" о пятом отряде им не поступало, и они занимались своей "трудной и опасной службой" в других местах и в других отрядах зоны.

Были случаи, что в прежней бригаде Игоря намечались низкие проценты по норме выработки за какой-нибудь месяц. Тогда он в конце месяца брал у бугра этой бригады документы и чистые бланки и за ночь переделывал всё как надо, повышая этим проценты нормы выработки. Затем он сам относил эти документы к Юрке в отдел труда. И многие бригадники отоваривались в зоновской лавке за этот месяц на девять рублей, а не на шесть, как если бы не было в их бригаде этих нужных "дутых" процентов.

Довольно часто к Игорю обращались мужики его отряда с просьбой разрешить им отметить чей-либо день рождения или ещё какой-либо "праздник", даже знаменательные дни их кентов из других отрядов. Игорь, коротко обговорив намеченное и предупредив о том, чтобы не было никаких "проколов", давал своё "лады". И такие небольшие праздники проходили, как правило, "с музоном".

В общем, жизнь для зэков пятого отряда стала протекать намного лучше, чем для зэков в других отрядах. И к Игорю начали обращаться зэки его отряда и с просьбами перевести их кентов к ним в отряд. Но Игорь всегда говорил, что этого он сделать просто не в силах, потому, что отряд укомплектован полностью, и такие просьбы вскоре исчезли.

Михалыч появлялся в отряде уже на короткое время, потому что проблем в отряде становилось всё меньше и меньше. Иногда он лишь узнавал, что в отряде всё в порядке, и спешил по каким-то своим делам. Пару раз за эту зиму Игорь "стороганул" для него портреты к дню рождения молодых симпатичных женщин, и лишь это было для него какой-то более-менее серьёзной творческой работой.

Игорь заходил к Толику Карпачу помыться в его душевой. Один раз приводил к нему в душ и Юрку Яковлева. Юрке понравился душ, и то, как Толик виртуозно играет на баяне, но впоследствии он всё же по-прежнему ходил в зоновскую баню, потому что это для него было давно налаженным им вариантом, не приносящим ему никаких проблем.

Бывая у Юрки, Игорь иногда помогал ему подправлять портреты, которые Юрка изредка строгал "на заказ", и узнавал некоторые новости об их общих знакомых и о том, как дела на промке и на "свинюшнике".

Этой зимой угнали этапом Мансура куда-то в другую зону. Этой зимой ушёл "на посёлок" Саня Шашников. И Юрка сказал Игорю под большим секретом, что он тоже подготовил всё для того, чтобы подать заявление "на химию".

Юрка сообщил Игорю, что он давно уже начал переписку с судьёй, которая его судила. Он сказал Игорю, что писал ей так, чтобы убедить её в том, что он "стал на путь исправления". И эта "байда" имела успех.

Недавно судья прислала Юрке местную газету, где она написала статью об исправлении советских заключённых в лагерях по их перевоспитанию. Она писала и о том, что с нею якобы переписываются осужденные. И даже осужденные именно ею. И одним из них, а на самом деле, скорее всего, единственным из них, она конкретно называла Юрия Яковлева, про которого эта судья конкретно писала, что он "твёрдо стал на путь исправления". А она была "заслуженным судьёй".

- Теперь эта газетёнка даёт мне гарантию, что я точно уйду на химию, - сказал тогда Игорю Юрка, улыбаясь от мыслей об успешном претворении в жизнь его планов.

- Да, Юрка, ты мыслишь намного времени вперёд, - констатировал факт Игорь, - Если бы ты жил на "загнивающем западе", то точно был бы там или президентом или миллионером. -

- Сейчас я в родной совейской зоне, - хохотнул тогда Юрка, - А здесь не хочется быть и президентом. Отсюда необходимо лишь вырываться. -

Этой же зимой в Отделе труда разыгралась "подпольная война". По-видимому, кто-то из евреев захотел устроиться на "тёплое местечко" рядом с Мариком, и Марик начал деятельность по выживанию Юрки из отдела. Юрка рассказывал Игорю при встречах, как проходит эта "война". Он за четыре года постоянных общений евреев в Отделе труда, хорошо узнал их методы, которые он называл "еврейскими штучками".