– Левушка? Левиафанчик? С тобой все в порядке?

– У-ау, – из последних сил выдохнул кот и выразительно покосился куда-то серо-зеленым глазом.

Проследив за направлением его взгляда, Лилька обнаружила совершенно пустую миску. То есть миска не была так уж пустой. На дне оставалось несколько сухариков, украшенных высохшими следами чьей-то жизнедеятельности.

– Фу, какая гадость! Это ты сделал?

Кот покосился на нее одним глазом и скривился: «Как ты могла такое подумать? Я отлично знаю, где находится лоток, и перестал путать его с ковриком для ног еще пять лет тому назад!»

– Хорошо. – Лилька встала на ноги. – А где рыба?

Кот испустил вздох мученика, пытаемого голодом и жаждой.

– Рыба, Левка, – напомнила девушка. – Тут лежал кусок рыбы!

Кот выразительно покрутил мордой: «Рыба? Какая рыба? Тут со вчерашнего дня валяется только эта вонючая гадость, на которую приличному коту даже смотреть-то совестно!»

– Ну, Левка! – простонала девушка. – Я же опаздываю!

Кот попытался встать на лапы, но упал и так правдоподобно изобразил голодный обморок, что Лилька вздохнула и смирилась. Но, вместо того чтобы помыть кошачью миску, она просто шлепнула на вторую тарелку новый кусок рыбы и устремилась к двери.

– Ешь!

Последнее, что она заметила прежде, чем переступить порог, был рыжий кот, который, не прерывая обморока, медленно полз к вожделенному куску.

Колокол, который сигнализировал о начале занятий, Лилька услышала уже на ступеньках общежития и тихо выругалась. Опоздала! Так и знала. Счастье еще, что студенческий городок – три общежития для студентов и аспирантов и пять коттеджей, в которых обитали преподаватели, – находился рядом с университетом. Достаточно было пробежать мимо всех коттеджей и обогнуть столовую с примыкавшими к ней теплицами.

К сожалению, по иронии злой судьбы корпус, в котором у ее курса сегодня были занятия, находился дальше всех, так что к тому моменту, как Лилька добралась до аудитории, лекция шла уже четверть часа.

На робкий Лилькин стук обернулись все – и профессор теологии пра[2] Гонорий, и студенты.

– М-можно?

– Какое счастье, дочь моя, что вы соизволили почтить нас своим присутствием, – пробасил тучный профессор. – Мы уж не чаяли, что еще раз увидим ваш светлый облик в этих скромных стенах…

– Я н-нечаянно, – пролепетала Лилька.

– Это ваше «нечаянно», студиозус Зябликова, повторяется так часто, что я начинаю верить в то, что вы имеете что-то против моего предмета. Надеюсь, вы не забыли, что нынешняя лекция отнюдь не последняя и после практикума нам еще предстоит с вами теплая встреча на экзаменах?

Теология и космогония с некоторых пор входили в число предметов, которые в обязательном порядке включались в экзаменационные билеты. Возглавлявший кафедру теологии пра Гонорий был не из тех, кто забывает долги.

– Я помню, – вздохнула девушка.

– Сомневаюсь, дочь моя, – поджал губы теолог. – Из-за чего вы проспали на сей раз?

– Из-за кота, – прошептала она. Не признаваться же в том, что вчера отмечали день рождения подруги с факультета целителей! Благодаря эликсирам, которые именинница раздала всем гостям, обошлось без похмелья, но какой в этом смысл сейчас, если она проспала, опоздала и вообще…

– Из-за кота? У вас есть кот?

Лилька обреченно кивнула. Не заметить толстого рыжего кота было трудно. Побочным эффектом его присутствия становилась периодическая пропажа продуктов из кладовки, а также резкое увеличение поголовья рыжих котов во всем районе. Зато мышей и крыс для лабораторий приходилось чуть ли не из другого города поставлять, настолько редкими животными они стали в этом районе Зверина.

– Ваш куратор в курсе, что вы держите в общежитии… животное?

Лилька кивнула, надеясь, что пра Гонорий не побежит к профессору телепатии мэтрессе Деборе Шмыговой по прозвищу Мозгошмыг за разъяснениями. Иначе всем станет ясно, что студентка врет.

– Ну, если так… садитесь, студиозус Зябликова. Однако ради вас я не намерен возвращаться к началу и повторять то, что вы должны были записать и понять с первого раза! Итак, продолжаем: «Таким образом выходит, что мироздание обладает самостоятельным регулирующим механизмом своей деятельности, которая косвенным образом воздействует на все окружающее…»

Студенты прилежно заскрипели перьями. Лилька вздохнула, бочком пробираясь к скамьям.

– Иди сюда! – Сидевший с краю на втором ряду парень подвинулся, освобождая ей место. – Я тебе занял…

– Спасибо. – Девушка устроилась рядом. – О чем лекция?

– Не переживай, я тебе дам списать. – Парень улыбнулся и снова застрочил пером.

– Спасибо, Валь.

Лилька устроилась рядом, развернула стопку на живую нитку сшитых листов и начала писать, особенно не стараясь поспеть за лектором. Рядом уверенно строчил Валька, и девушка полностью понадеялась на него. Валька и лекцию даст списать, и на экзамене подскажет, и вообще… Хороший он друг, Валька.

На самом деле он, конечно, не Валька и даже не Валь, а граф Вальтер фон Майнц, да еще из тех самых фон Майнцев, а именно из династии, приближенной к королевской семье.

Когда на курсе узнали, что с ними будет учиться настоящий герцогский сынок, у девчонок разом отвалилась челюсть. И русоволосого улыбчивого паренька рассматривали, как иноземную диковинку. И дело не в том, что выходцы из аристократии редко становились студентами. Ведь все знали об указе, запрещающем представителям некоторых знатных семейств обучаться некромантии. Король-некромант на троне или даже некромант в числе королевских советников – это катастрофа. Вальтеру фон Майнцу пришлось долго объяснять, что он тут ни при чем: «Я ведь не настоящий фон Майнц, а только наполовину…»

Вальтер был третьим сыном, а его матушка была второй женой герцога фон Майнца. По происхождению она была намного ниже супруга, титул баронессы ей приписали, чтобы совсем уж не позорить семейство, а родители ее происходили из династии ювелиров. Сам Вальтер от этого ничуть не страдал, и довольно скоро девушки поняли, что он такой же парень, как и все остальные. И даже учится лучше многих, всерьез собираясь уйти в науку. Лилии Зябликовой такой поворот дела очень нравился: помешанный на науке Валька вполне устраивал ее как друг, ходячая энциклопедия, помощник и советчик во всех щекотливых вопросах. Сейчас вот он выручит ее с лекцией, а потом… кто знает, на что еще может понадобиться хороший и верный друг! Они с Вальтером дружили чуть ли не с первого курса, и девушка успела к нему привыкнуть. В такого можно было и влюбиться – красивый, умный, добрый, верный, честный, знатный, без недостатков, но…

Но сердце девушки уже было занято другим. Эх, где-то он сейчас? Сколько еще минут им ждать встречи?

– Студиозус Зябликова!

Девушка аж подпрыгнула. Перо дрогнуло в руке, и с его кончика сорвалась жирная клякса, упав точно на середину листа.

– Студиозус Зябликова. – Пра Гонорий смотрел на нее в упор, скрестив руки на обширной груди. – Извольте поведать аудитории, о чем таком интересном вы задумались, что интереснее лекции? Между прочим, все, что я говорю, будет на экзамене!

Девушка медленно поднялась.

– Я… задумалась… задумалась… о том, что вы говорили, – пролепетала она.

– Вот как? И о чем же конкретно? Какое место в моей лекции вызвало у вас столь живейшей интерес? Сообщите. Может быть, ваша мысль достаточно оригинальна для того, чтобы мы обсудили ее всем курсом?

Пытаясь оттянуть неизбежное, Лилька обвела взглядом сидевших рядом парней и девушек, как бы размышляя, стоит или нет доверять им то, что лежит на сердце. На самом деле она отчаянно ждала – не подскажет ли кто-нибудь ей ценную мысль.

И ценная мысль пришла. Именно как мысль: «Влияние нашего разума на совершающиеся события обратно пропорционально масштабу этих событий…»

– Влияние нашего разума на события, которые совершаются обратно пропорционально в масштабе Вселенной, – послушно забормотала Лилька, – они как бы… ну… э-э… влияют…