А что отсюда следует?
Мне нужно просто ментально «крикнуть», обращаясь к мечу?
Что-то вроде «Сезам, откройся!» или «хен-хай, отзовись!»
И назвать этот искусственный интеллект именно так, как называли его эндорфы на «Светлячке». Может быть, это есть своеобразный тест на догадливость землянина?
От того, пройду я его или нет, догадаюсь, что представляет собой хен-хай, как выходить с ним на связь, как сотрудничать с ним, тьфу, взаимодействовать, не нарушая программных установок и законов создавшей его цивилизации, и зависит дальнейшее развитие событий?
А вот последнее – самое важное! Тут-то, наверное, и зарыта собака! Почему этот хен-хай столько со мной возится, переносит во времени, в чужие сознания, позволяет многое узнать о древних событиях на Руси, об эндорфах, мракосах, их конфликте?
Я нужен этому устройству, чтобы что-то сделать, запустить какой-то процесс, который не может включить сам хен-хай?
Сбой в программе или…
Или это должен сделать внешний оператор, эндорф?
А раз тут нет эндорфов, и хен-хай мне в предыдущих кинотрансляциях открытым текстом показал, что он был перепрограммирован на защиту человека, то, может быть, допустима замена? И я могу вместо эндорфа запустить какой-то зависший процесс в компьютерных мозгах хен-хая или исправить тупиковую ситуацию? Только как?
Прямо перед моими глазами, прикрыв лежащего Белогора с окружившими его мужиками, возникла картинка, похожая на голографический экран – висящий на фоне звёзд «Светлячок». Вот с него протянулась к Земле, прорвав оранжевую энергетическую сеть, тонкая зелёная нить. И я сразу понимаю, что оранжевая сеть – это силовой экран планеты, выставленный мракосами, а зелёная нить – траектория телепортационной передачи хен-хая.
«Светлячок» выдал максимальную мощность луча, чтобы передать оберег и спасти Мэгора.
Эндорфы слышали его сообщения о смертельной опасности.
Как только телепортация прошла, мракосы засекли точные координаты корабля эндорфов.
Они не стали с ними связываться и объясняться, почему оказались в запретном секторе пространства, почему нарушили Договор о перемирии, почему сели на эту планету и пытались скрыть следы работы своих двигателей.
Я понял, что произошло.
Ослепительная вспышка в небе была следствием удара деструктора по «Светлячку». Защитой от такого мощного оружия лёгкий разведчик эндорфов не обладал.
Все, кто находились на борту корабля, мгновенно погибли.
Сгорело тело Мэгора, значит, погиб и он сам или его сознание свернулось в сингулярность, что равносильно смерти интеллекта.
Мне стало невыносимо жаль астронавтов, которые были так похожи на людей и близки им по облику и духу. И которые мне очень понравились с того момента, как я их увидел. Первые в истории планеты - братья по разуму.
Я вспомнил умное и властное лицо Брэкона, красивое и милое Элении, спокойное и чуть отрешённое Циона, слегка ироничное Лазарда. А Мэгор, как выглядел Мэгор?
Мне показалось, что он был похож на меня.
Или мои впечатления и картинки не соответствуют действительности, а являются дизайнерскими продуктами и генерациями хен-хая?
Неважно.
Мне сейчас нужно слушать свои чувства! Что они мне говорят?
Чего молчит мой внутренний критик? Пора отзывать его из отпуска! Отсидеться и поиграть в молчанку я ему сейчас не дам, пусть не надеется.
Мне нужен его совет.
Мне нужно, жизненно необходимо общение хоть с кем-то, чтобы не сойти с ума!
Лезу в собственное сознание и начинаю бродить по нерукотворному, огромному и странному зданию памяти, полному красивых разноцветных залов с фонтанами и цветущими садами, которые олицетворяют собой мои лучшие воспоминания, по тёмным коридорам, подвалам, полупустым заброшенным комнатам и массе других помещений, выглядящих далеко не самым весёлым образом.
Эх, тяжело мне здесь бывать!
Тут полно старых складов с запыленными детскими игрушками, книжками с картинками, фотографиями, тут живут мои скелеты и привидения, мои ошибки и грехи молодости…
Но я знаю, что противный критик, который является органичной неотъемлемой частью меня, и без которого я не могу долго обходиться, спрятался где-то здесь и надеется отсидеться.
Он не хочет быть Кассандрой или Нострадамусом, не хочет быть гонцом, приносящим плохие вести, не хочет в одночасье порушить все мои жизненные устои, с потом, синяками и кровью выстроенные за все прожитые от рождения годы.
Я его понимаю.
Я даже догадываюсь обо всём, что он скажет.
Но я хочу, чтобы он это сказал, а я услышал.
До сих пор, в трудных и спорных ситуациях, он был моим оберегом. Пусть соответствует и сейчас. Нечего юлить, если знаешь ответы.
Критика я нашёл под старой и скрипучей деревянной лестницей, ведущей на чердак, где хранились мои самые болезненные и тревожащие воспоминания – о первой любви в пятом классе, о первой мальчишеской драке, о совсем ещё юной маме и моих детских грешках перед ней…
Сволочь, знал, где затаиться, куда я загляну в самую последнюю очередь, чтобы не бередить себе душу!
Я вытащил его за шкирку и, как следует, встряхнул.
Маленькая голова замоталась на тщедушной шее, а лёгонькое тощее тело повисло у меня на руке, едва касаясь ногами пола. И был мой вечный оппонент и ругатель так слаб и жалок на вид, что я разжал пальцы и предоставил ему возможность очухаться и придумать, как выкручиваться.
Критик походил на нашкодившего ребёнка, спрятавшегося от заслуженной порки родителями, и невольно вызывал сострадание.
Я вспомнил, что когда видел его раньше и мой оппонент чувствовал себя правым и компетентным в обсуждаемом вопросе, он выглядел совершенно по-другому. Тогда это был мощный и крепкий атлет с фигурой Турчинского, с уверенным взглядом иронично прищуренных серых глаз и с несокрушимой логической аргументацией своего мнения.
Того критика я б не поднял. Да он бы и не прятался от меня.
А тут…
Выходит, его дела, точнее, мои… тьфу! - наши, настолько плохи, что…
- Говори, - тряхнул я критика за худые плечи и, затем, не очень вежливо, вновь схватил пальцами за шкирку.
- Чего говорить-то? – нехотя промямлил он, - ты ведь и сам всё знаешь. Труба тебе! Со всех сторон…
- А ну, поподробнее! – потребовал я.
- Отстань! – захныкал критик, попробовал вывернуться и смыться, оставив в моих руках только воротник хлипкой рубахи.
Но это у него не получилось. Я держал своего строптивого «родственничка» крепко.
- Чего привязался? Отпусти! Потом поговорим. Я сам появлюсь, когда мне будет что сказать.
- А что, сейчас совсем нечего?
- Тебе обязательно от меня услышать, что ты перестал контролировать ситуацию вокруг? И в той части, которая касается хен-хая, эндорфов и мракосов, и в той, что касается твоих отношений с Говорухиной?
И там, и тут тебе труба. В первом случае, ты рискуешь шкурой, ввязываясь в криминальные разборки и тайны инопланетных цивилизаций. Но не ввязываться в них и не пытаться поступать идейно правильно, ты, как пионер, комсомолец, и просто «порядочный» человек - тут критик выделил слово «порядочный», презрительно наморщив нос, - тебе не позволяют высокие нравственные идеалы и морально-этические принципы, вбитые в голову ещё с сопливого детства. И в школе, и родителями. Взятые тобой из разных приключенческих книг. Из фантастики!
А это, по большей части, чистая утопия и постоянный геморрой для современного человека. Что-то вроде кодекса строителя коммунизма для сегодняшних бизнесменов или, что почти то же самое, для каннибалов позапрошлого века с острова Пасхи. Сейчас так никто не живёт. Во всяком случае, умные деловые люди.
Я поморщился, надоело…
- Будем считать, что я не очень умный и деловой. И неважный бизнесмен. Мы об этом с тобой и раньше спорили, сошлись на том, что меня уже не переделать. Какой есть - такой есть и тебе придётся с этим мириться. Давай, говори по делу!
- По делу? Ты утратил возможность влиять на ситуацию, оставаясь в поле душевного комфорта и собственного понимания справедливости. Ты сейчас не можешь выйти из истории с расследованием смерти Халина, мечом Белогора и всем остальным, потому что это, по-твоему, несправедливо и постыдно, а потому неприемлемо. Если попытаешься «соскочить», то тебя совесть до смерти замучает! Значит, будешь плыть по течению, будешь заложником развивающихся событий, которые не ты инициируешь, не ты контролируешь, а хен-хай, мракосы и ещё неизвестно кто.
