Через несколько минут никого из них на этой стороне поля не было видно.
Бой закончился.
Тактический расчёт Семёна оказался верным. Крымцев оставалось ещё слишком много, до тридцати человек против десяти казаков, из которых большая часть была ранена.
Если бы атаман убил мурзу, татары могли уйти, а могли попытаться отомстить, и как дальше бы развивались события, неизвестно. Русские могли все погибнуть, а татары таки прорваться за Белгородскую черту и собрать кровавую жатву.
С негромким шуршанием скрывались мечи казаков в ножнах. Измотанные, окровавленные люди, ещё до конца не веря, что остались живы, падали, раскинув руки, на спину, на нагретый жарким дневным солнцем чернозём, застеленный зелёным ковром, на котором разноцветными островками тут и там выделялись скопления мака, васильков, ромашек.
Нагретый воздух был насыщен свежим дыханием щедрой весны, запахами полевых цветов, зелёной листвы и хвои от ёлок и сосен, попавших в засеку.
Дышали дозорные и не могли надышаться. Смотрели в бирюзовое небо и не могли наглядеться.
Разливался в их душах и над полем сладостный дух победы, где-то высоко-высоко выводил звонкие трели жаворонок, и спёкшиеся губы ратников шептали: «Поживём ещё!»
Отдышавшись, начали помогать друг другу перевязывать раны, с печалью поглядывать на погибших товарищей.
Белогор тяжело слез с коня, отпустив его щипать траву, присел на ствол дубка, вывороченного татарами при расчистке прохода, и задумался.
Я легко переместился в его тело и нырнул в белый клубящийся туман сознания. Мысли читались легко, как строки в открытой книге.
Думал атаман
- Задачу выполнили, отогнали ворога. Теперь надо гонца послать к князю, сообщить о набеге и попросить ускорить отправку подмоги. Усиленного отряда. Что-то облюбовали басурманы этот участок границы, будто тут мёдом намазано. Всё норовят здесь пробиться.
Похоронить погибших хлопцев надо. Пали достойно за землю свою. Честь им и слава! Вечная память в сердцах наших!
Я вспомнил о Мэгоре. Как он там? Напереживался, наверное, бедняга? Побывать в такой страшной сече, в таком вихре неистовых обнажённых страстей – никому мало не покажется, тем более представителю высокоразвитой цивилизации эндорфов.
Ну-ка, загляну я к нему в сознание, жив ли ещё? Что-то совсем потемнел красный туман в его части внутреннего мира реципиента.
В красно-чёрном тумане было неуютно, носились вихри болезненных эмоций, летали мерцающие клочья памяти с какими-то сложными данными, запутавшиеся обрывки мыслей, фрагменты картинок из недавнего прошлого и старых событий.
Нет, как раньше, полной и ясной структуры сознания Мэгора.
Что творится с эндорфом? У него, что, крыша поехала?
Надо попытаться разобраться в этой мешанине.
Стоп! Вот мимо проплывает свеженькое, красно-зелёненькое облачко. Что это такое? Воспоминание? Мысль? Картинка?
Да это целый видеоклип! Ну-ка, просмотрим его повнимательнее.
Напрягаю изо всех сил свои новые «органы чувств», временно данные мне хен-хаем и вижу содержание клипа.
С трудом осмысливаю.
Почему-то произошла задержка с телепортацией хен-хая. Белогор, с момента внедрения в его сознание Мегора и во время боя с татарами, оказывается, был незащищён оберегом и, следовательно, в любой момент мог погибнуть. А Мэгор – тронуться умом.
Задержка случилась потому что на трассе переправки хен-хая неожиданно появились помехи неизвестного происхождения.
Наверное, при отправке личностной, ментальной составляющей Мэгора в сознание Белогора, произошло лёгкое возмущение энергоинформационного поля Земли, ноосферы, которое было принято и расшифровано мракосами.
На всякий случай, они закрыли планету силовым полем, чтобы никакое физическое тело не могло проникнуть к поверхности Земли из космоса.
Ограничено действует только ментальный канал инфосвязи.
Мэгора немедленно вернуть обратно на корабль нельзя, на перепрограммирование оборудования нужно время.
Эндорфы со «Светлячка» делают всё возможное, чтобы пробить в блокирующем поле мракосов канал и переслать хен-хай.
Пока ничего не получается…
Теперь ясно, почему Мэгор нервничает.
Да и мне стало как-то неуютно, хотя интуитивно я понимаю, что моей бестелесной сущности опасность не грозит – я просто удалённый наблюдатель, а не участник давно прошедших событий.
Но это не успокаивало.
Я переживал и за Мэгора, и за Белогора.
Будем надеяться, что эндорфы справятся с проблемой.
Мэгору я ничем помочь не могу, так что лучше вылечу наружу и понаблюдаю за тем, что происходит на Изюмской сторОже. Историки бы полжизни отдали, чтобы увидеть то, что видел я.
Но, вылететь из сознания Белогора и вновь полетать над засекой, не получилось.
Я очнулся дома в кресле.
Глава 38
За окнами было темно, как в «чёрном квадрате» у Малевича. Сколько же я проспал времени? И какой вообще сейчас день недели и час?
Встал, нашарил на столе сотовый телефон, наугад нажал кнопку и посмотрел на засветившийся дисплей – три часа ночи. Вторник, двадцать второе мая.
Всё в порядке, хен-хай, слава Богу, не заставил меня опоздать на работу или даже пропустить несколько дней.
Я ещё и поспать успею.
Быстро разоблачившись и спрятав доспехи с одеждой в шкаф, устанавливаю будильник на восемь утра и ныряю в постель.
Чувствую, наконец, своё собственное тело и неимоверную усталость, будто бы я сам, а не Белогор, рубился на поле у Изюмской сторОжи, защищая русскую землю от татар.
По настоящему засыпаю. Теперь уже без участия оберега.
Оставшаяся часть недели пролетела в сумасшедшем темпе. В город приехала труппа крупного московского театра с обширным репертуаром и несколько известных народных артистов с гастролями и творческими вечерами, открылись очередной съезд писателей России, Украины, Белоруссии и, одновременно с ним, экспозиция картин из Дрезденского музея.
Газета «Новости культуры», безусловно, должна была ярко и полно освещать все мероприятия.
Кроме того, никто не отменял обычной текучки: областных и районных новостей и достижений, встреч с местными деятелями культуры, репортажей.
Все «оперативные сотрудники» - журналисты, ответственный секретарь, я, и даже курьер, и стажёр, сбились с ног.
Мне же приходилось бегать и ездить больше всех, согласовывая с «героями» статей тексты, уточняя списки культурных мероприятий и местных достопримечательностей для организации экскурсий почётным гостям и ещё многое другое.
Водитель, Вова Кубышкин, практически не вылезал из кабины служебной «Волги» пенсионного возраста, мотаясь целыми днями по городу, развозя сотрудников по точкам в порядке важности того или иного задания. Древняя «двадцать четвёрка», к чести Кубышкина, непосильную нагрузку выдержала и ни разу не сломалась.
В конце бесконечно долгого рабочего дня язык у всех «отмобилизованных» висел на плече, а дыхание было прерывистым и частым, как у гончей после охоты на зайцев.
Дни проходили насыщенными до предела, нужно было везде успеть, разобраться в различных «дипломатических тонкостях» того или иного мероприятия, чтобы чего-то не забыть или кого-то не задеть неосторожным словом, сделать удачные фотографии, взять кучу интервью и написать по несколько больших хвалебно-восторженных статей.
Добравшись поздним вечером до кровати, я, смертельно уставший, немедленно падал и засыпал мёртвым сном без сновидений.
Пересекаясь на встречных курсах с Татьяной, мы за день едва успевали переброситься парой фраз, а увидеться после работы не было никакой возможности.
Такие тяжёлые периоды у нас в редакции случались и раньше. Никто не роптал. Все знали, где работают и терпели «напряжёнку», как стихийное бедствие. Новым было только то, что в этот раз мы действовали в сокращённом составе - с нами не было Халина.
