Я оставил на столе запасной комплект ключей от квартиры, взял сумку с составными частями хен-хая и убыл на службу.

На работе сразу же с головой окунулся в текущие вопросы. Кого-то надо отправить в командировку, кому-то срочно прочитать и завизировать материал в номер, с кем-то договориться по телефону об интервью, прислать фотокорреспондента… Всё, как обычно. Даже перерыв на обед не удалось сделать.

Только в конце дня, когда поток забот, наконец, схлынул, я почувствовал какую-то неясную тревогу, лёгкое беспокойство.

Танька так и не появилась в течение всего дня. И не позвонила.

В чём дело? Спит до сих пор?

С трудом досиживаю до шести часов, выгоняю сотрудников по домам и запираю редакцию. Иду домой с нехорошими предчувствиями.

По дороге автоматически отмечаю, что белого тополиного пуха в воздухе и на улицах в этом году стало значительно меньше. В городе затеяли грандиозную программу по озеленению, занялись кронированием и распиловкой на дрова гигантских старых тополей, посадкой вдоль улиц новых пород деревьев, которые не вызывают аллергий и не создают лишнего мусора на обочинах дорог, мостовых, вокруг жилых микрорайонов.

Хорошее дело! Давно было пора этим заняться, исправить ошибки полувековой давности.

Осторожно, чтобы не наглотаться белых пушинок, втягиваю носом июньский, густой и горячий воздух. Он насыщен тысячами тонких пряных ароматов цветущих фруктовых деревьев, нежной молодой листвы, колкой смолистой хвои.

Уже привычно, с грустью, отмечаю, как запахи живой природы смешиваются в невообразимый удушливый коктейль-амбре с «техническими испарениями» цивилизации, основной компонент которых – отвратительные выхлопные газы от десятков и сотен тысяч автомобильных двигателей.

Судя по тому, что смрад и горечь преобладают, цивилизация побеждает жизнь…

Всё вокруг: порывистый ветерок, крытые остановки транспорта с мусорными урнами, скамеечки и дорожки в сквериках и парках, воняют парами бензина, отработанного машинного масла, протухшим пивом, сгнившим жжёным табаком. Валяются неприбранные бутылки, жестянки, опустошённые картонные упаковки из-под продуктов, окурки. Дворники, конечно, работают, убирают, по мере сил.

Но, ведь чисто не там, где убирают, а там, где не сорят.

После того, как хен-хай «вычистил» мой организм, да, пожалуй, даже раньше, наверное, ещё и до того времени, как я стал следовать оздоровительной программе Маршавина, мне стало особенно больно и неприятно видеть и ощущать разрушение естественной среды обитания людей, их физического и психического здоровья.

Хотя я стал на порядок сильнее, энергичнее, способнее, чем был раньше, это не заставило меня чувствовать себя избранным и далёким от проблем окружающего человеческого муравейника. В мозгу и в печёнке сидели так же прочно, как и во время службы в спецназе, установки – «Мы одной крови!» и «Никто, кроме нас!», а, значит, я должен сделать для своего мира, всё, что смогу, воспользовавшись, полученными мною от эндорфов, возможностями.

Надо разобраться с грудой накопившихся проблем, выбрать и решить сначала первоочередные, жизненно-важные, а потом и все остальные.

В нос, с очередным порывом слабого ветерка со стороны шоссе, вместо тополиного пуха, забилась какая-то омерзительная чёрная пыль, тянущаяся хвостом из выхлопной трубы проезжающего мимо древнего автобуса. Я громко чихнул на ходу и невольно подумал, что не осталось уже вокруг почти ничего совершенно чистого, неиспорченного, неискаженного…

Загадили мир.

Всё в жуткой, взболтанной, ядовитой взвеси, как в мути, поднявшейся со дна заилевшей речки, засыпанного отработанными химикатами с бесчисленных заводов, под босыми ногами купающихся в грязной воде и не думающих об опасностях, маленьких детей.

А если продолжить пришедшую на ум аналогию, то… как выглядит сегоднядуховный мир взрослых? О чём они думают, что их беспокоит? Пожалуй, там тоже почти не осталось людей с высокой степенью нравственной чистоты. Может, только в храмах...

Пришло время, в котором сменились приоритеты, ценностные ориентиры, идеалы. Соответственно, и люди стали другими. Больше похожими на роботов, отрабатывающих наиболее выгодную программу для быстрейшего достижения намеченного результата.

Какого?

Да, естественно, личной финансовой независимости, а ещё лучше, материального богатства, больших денег. И чем больше сумма на кону, тем большей частью своей короткой жизни, души, совести, можно пожертвовать…

А вот духовное богатство сейчас никому не нужно. Оно невидимо, неосязаемо и ничего не стоит…На него, ни мерседес, ни квартиру не купишь, даже столик в ресторане не закажешь.

Товар только для внутреннего потребления…

Но, так ли это? Может быть, просто мир перевернулся, как подтаявший айсберг, поплывший не туда, куда надо, случайно занесённый течением из родной Арктики в смертельные для него южные моря? И всё стало вверх тормашками. А айсберг скоро совсем растает и тогда…

Где мир окажется тогда?

Ладно, что-то я отвлёкся. Вот и мой дом.

Таньки нет. Оставленных на кухне ключей тоже нет. Записки… нет…

Куда подевалась моя любимая? Неужели поехала к себе, не сообщив мне об этом?

Странно…

Звоню ей на сотовый.

Выключен.

С тяжёлым сердцем прохожу в гостиную, бросаю на пол сумку с доспехами Белогора и плюхаюсь на диван.

Что-то не так. Может быть, Татьяна опять отправилась в ту «рапсовскую» консультацию? Расквитаться за вчерашнее и вправить кое-кому мозги? Или нарыть информацию для журналистского расследования? Это в её характере. А мне ничего не сказала, решила не вмешивать в женские дела мужика. Сама разберётся.

Да… может быть, может быть…

Она вчера выглядела сильно обиженной. А что может учудить обиженная и разъярённая Багира, я легко могу предположить. Она там в этой странной забугорной конторе всех этих гадских стервочек, змей и акул на уши поставит, жабры оторвёт, наведёт «шороху».

Танька такая. С ней лучше не связываться.

Но, всё-таки, зря она мне ничего не сказала, если туда отправилась. Да ещё одна.

Чёрт, чёрт, чёрт! А ведь эта история может иметь и иное развитие. Ведь эти ненормальные феминистки, «бешеные киски», как-то связаны с мракосами. А мракосам нужен я. Точнее, меч Белогора.

Следовательно…

Нет, нет, не надо нагнетать напряжение, это пока только мои дурацкие беспочвенные предположения. Мнительный больно стал…

Надо успокоиться, перекусить, отдохнуть. Танька скоро позвонит и всё прояснится.

Но Танька так и не позвонила. Ни в девять вечера, ни в десять, ни в одиннадцать. Её сотовый не отзывался.

Если бы у неё что-то случилось с мобильником, она вполне могла бы набрать меня от соседей или с автомата. В конце концов, у кого-нибудь на улице одолжила бы сотовый…

Когда в двенадцать ночи зазвонил городской телефон, я молнией метнулся к нему, сорвал трубку и, забыв обо всём на свете, о конспирации, «жучке», мракосах, заорал

- Ты чего творишь, а? Трудно было предупредить? Ты где сейчас? Алё! Алё! Таня!

В наушнике телефона тихо шумела линия. Можно было разобрать едва слышные автомобильные гудки где-то вдалеке, трески электрических разрядов, шорохи, чьё-то дыхание…

Абонент молчал.

Я, вдруг, почувствовал, что там, на другом конце провода, совсем не Танька, а кто-то другой. Настороженный, опасный, выжидающий моего промаха, лишнего слова. Там – враг.

Мой внутренний критик, видимо, тоже ощутил тревогу. Он подхватился, вынырнул из своего убежища в бездонной глубине моего внутреннего «эго», и бесцеремонно засветил чем-то убедительным и ярким по гипоталамусу, включив полный форсаж мозговой деятельности и центральной нервной системы.

Забыл, наверное, что недавно всё изменилось и у меня сейчас в запасе нечеловеческие ресурсы эндорфа, которые уже сработали автоматически. Но, всё равно, спасибо. Мой критик, мой виртуальный аналитик, часть моего логического человеческого сознания, на боевом посту. Не спит и готов к любым сюрпризам.