По вспышкам желтовато-соломенного пламени, снопами вырывавшегося из жерл орудий по линии фашистской обороны, Иванов подсчитал количество огневых точек и понял, что подавить их самостоятельно не сумеет. Выйти же на открытое, насквозь простреливаемое пространство значило бы понести неоправданные потери. Но приказ есть приказ, и его нужно выполнить во что бы то ни стало. Вспомнились слова командира бригады: «Вы же опытный командир, Иванов! Проявите находчивость, используйте всякую возможность прорваться». Сейчас эти слова звучали почти упреком.

Гвардии майор вздохнул, открыл люк и, высунув голову, стал осматриваться. Скрадываемый шумом работающего мотора, сейчас грохот боя резко ударил в уши. В воздухе близко над головой, свистя и взвизгивая, пронеслась болванка, другая. Совсем близко ухнул снаряд и, разорвавшись, обдал горячей тугой струей воздуха. Но Иванов, вместо того чтобы спуститься на сиденье и прикрыться броней, еще больше высунулся наружу и, вытянув шею, не отрываясь, смотрел в одном направлении. Он видел, как на левом фланге несколько танков ворвались в первую траншею и теперь с остервенением утюжили ее и поливали огнем пулеметов. Даже несколько подбитых, неподвижно застывших машин вели огонь с места. Два гитлеровских танка, выскочившие к первой траншее в контратаку, почти уперев длинные дула орудий в землю, горели, окутанные густыми, черными клубами дыма. Майор отметил, что дым, быстро уносимый ветром, создает естественную завесу, прикрываясь которой можно было бы подобраться к первой траншее незаметно. И тотчас же его пронизала одна, сразу захватившая все внимание мысль: немедленно идти туда, поддержать танкистов, уже понесших потери. Ведь если не помочь им, наступление может захлебнуться! Но, привыкший все тщательно обдумывать и взвешивать, Иванов еще какое-то мгновение колебался. Вновь посмотрел туда, откуда явственно доносилось свирепое скрежетание гусениц, отрывистые, точно удары хлыста, пушечные выстрелы, рев моторов, преодолевающих препятствия, хлопки гранатных разрывов. Вспомнил, что сзади сотни танкистов периодически прогревают моторы боевых машин, нетерпеливо ожидая того часа, когда им можно будет ринуться вперед. И кто знает, может быть, от его, Иванова, умелых действий, от проявленной им инициативы будет зависеть успех прорыва обороны и ввод в образовавшийся проход тех танков?

Решение свое Иванов доложил командиру бригады уже в движении. — Одобряю. Действуйте! — коротко ответил полковник.

Набирая скорость, танки вынеслись на левый фланг и развернулись. Затем, раскачиваясь на ухабах, словно лодки на крупной зыби, на предельной скорости устремились вперед.

Дым, как и предполагал Иванов, позволил подойти к первой траншее незамеченными. Но как только передовые танки вырвались вперед, слева хлестнули орудия противотанковой батареи, укрытой в кустарнике. Это было опасно. Машины подставляли под выстрелы бортовую часть. Правее, уже на окраине вытянувшейся на добрый километр по фронту деревни, часто били орудия. Майор видел, что танкисты атаковали в центре, в направлении серой квадратной башни кирхи. Его привычное ухо различало выстрелы советских танковых пушек и частую ответную стрельбу противотанковых орудий противника. Соотношение было не в пользу наступающих. Сообразив все это, Иванов отказался от подмывавшего его желания развернуться на батарею в кустарнике. Нужно было идти на помощь атаковавшим. «Только какого черта они полезли с фронта? — с досадой подумал он. — А батарею подавит Власов». Майор оглянулся назад и бросил нетерпеливый взгляд на опушку рощи, где оставил роту старшего лейтенанта Власова с задачей поддержать атаку огнем с места. «Что это он все еще молчит? Может…» — но не успел подумать, как разрывы снарядов заволокли вражескую батарею.

— Отлично! — отметил Иванов и свернул в лощину, тянувшуюся вдоль фронта. По ней можно было, не подвергаясь огневому воздействию, незаметно подобраться к деревне.

Внезапно комбат поднял руку, останавливая движение колонны. Сверху в лощину стремительно ополз танк и, резко затормозив, остановился. Из него проворно выпрыгнул высокий, худощавый офицер в шлеме и громко спросил:

— Где комбат?

— Я комбат, — ответил Иванов, насторожившись. Голос спрашивающего показался ему знакомым. Худощавый офицер быстро приблизился. Иванов, заглянув в смуглое, чернобровое лицо, радостно воскликнул:

— Дмитро!

— Борька? Вот так встреча!

— Так это, значит, ты опередил меня? — спрашивал Иванов, отвечая на крепкие объятия друга. — А я только вчера узнал, что ты здесь. Откуда?

— А помнишь, Боря, бои под Ржевом? — не слушая, спросил Пинский.

— Под Ржевом? Что под Ржевом! А Курскую дугу, когда ты меня из противотанкового рва вытащил, не забыл? — перебил Иванов, улыбаясь и хлопая Пинского по плечу.

— Помню, все помню… Эх, Борис, некогда сейчас воспоминаниями заниматься.

— Да, да! Конечно. Слышу, как твои орлы стреляют. Как у тебя там? Трудно?

— А что ж у меня, — нахмурив черные, густые брови, ответил Пинский. — Прорвать прорвал — артиллерия хорошо помогла, а за чертов Мюнхеберг никак ухватиться не могу. И противотанковая артиллерия, и фаустники, и отдельные танки, и самоходки… Гибнут, а стреляют. Ну да ты ведь сам знаешь, — это не от хорошей жизни: за спиной-то у них пулеметы! Все равно достану, — Пинский сжал кулак и, выразительно помахав им в воздухе, добавил: — Вот ты присоединишься, вдвоем и ударим. У меня ж еще десант!

— Не выйдет! — вдруг сказал Иванов.

Пинский растерялся. Несколько секунд он смотрел на Иванова непонимающим взглядом. Потом на его скулах заиграли желваки.

— К-как ты сказал? Не присоединишься? — выдохнул он.

— Остынь, — улыбнулся Иванов. — Вдвоем нам лезть в лоб не следует. Сам же говорил, что у них тут всего понапихано! Предлагаю так. Я зайду слева, по пути захвачу роту Власова и ударю во фланг…

Комбаты, склонившись над картой, выработали совместный план действий. Пинский оставался с десантом на месте и атаковал с фронта, а Иванов обходил населенный пункт слева, чтобы повести наступление во фланг. Местом встречи наметили высокую кирху в центре Мюнхеберга, а чтобы начать боевые действия одновременно, договорились: как только Иванов выйдет на рубеж атаки и откроет огонь, начнет наступление и Пинский.

…Выйти на фланг Иванову удалось без особых затруднений. Правда, на дороге и по обочинам было много мин. Но в спешке отступления гитлеровцы не успели их закопать, и приданные батальону саперы без труда находили их и обезвреживали. Не оказал противник серьезного сопротивления и на окраине деревни. Его немногочисленный заслон, сделав всего несколько выстрелов и бросив единственное орудие, поспешно отступил к центру деревни. Но как только батальон Иванова ворвался в деревню, гитлеровцы всполошились не на шутку. Навстречу советским танкистам двинулись «тигры» и «пантеры» с черными паучьими крестами на боках. Иванов насчитал их двенадцать.

Завязался бой. Выстрелы беспрерывно гремели с обеих сторон. С воем и визгом проносились снаряды, грохотали разрывы. Прикрываясь постройками, танки гвардии майора Иванова вели огонь с коротких остановок. Уже запылали три вражеские машины. Потом еще одна. Дравшийся впереди командир роты старший лейтенант Власов доложил, что у него подбито два танка. Однако танкисты упорно, от укрытия к укрытию, продвигались вперед, оттесняя противника к центру деревни, откуда уже доносились частые автоматные очереди— вступил в бой десант автоматчиков Пинского.

Следуя за боевыми порядками батальона, Иванов наблюдал за действиями танкистов, давал дополнительные указания. Вот уже на большую площадь у кирхи стремительно вынеслись танки старшего лейтенанта Власова. Их встретили четыре гитлеровские машины. Расстояние между ними оказалось настолько малым, что вести огонь из пушек было опасно. Но Власов не растерялся. Иванов увидел, как он круто развернул свои машины на гитлеровцев и пошел на таран. Фашистские танкисты не выдержали. Один за другим они стали выскакивать из танков и спасаться бегством. Но уйти им так и не удалось. Власов устремился за беглецами, подминал их под гусеницы, расстреливал пулеметным огнем.