Лишь Рустам зевал в кулак да жевал, хрустя косточками. Ярмамед тоже без устали насыщался, он незаметно подобрался и к тарелке Шарафоглу, стянул оттуда куски шашлыка.

Сидевший у дверей Ширзад морщился - он один из всей компании понимал, как плохо играет Салман.

Майя напрасно надеялась, что никто не заметил ее слез. У Салмана были зоркие глаза. Отойдя от пианино, он как бы случайно сел рядом с Майей и, наклонившись, шепнул:

- Лишь чуткое сердце понимает красоту музыки. Хотел бы знать, почему вы плакали?

- Мало ли причин? - уклончиво ответила Майя.

- Завидую Гарашу, - горько вздохнул Салман и, сохраняя на лице печальное выражение, присоединился к веселившимся гостям.

Салман уже успел сравнить манеры девушек. Майя вела себя сдержанно и приветливо, - а в поведении Першан не видно было и следа лоска: движения размашистые, стремительные, она и улыбаться-то не умела, а сразу принималась хохотать. "Но если эту дикарку отшлифовать, то она красотой затмит и Майю, и всех наших девушек", - решил он и направился к Першан.

- Потанцевать бы следовало. На свадьбе брата сестра непременно танцует, обычай таков.

- И сестра, и мать, и отец! - подхватил Наджаф.

- Станцуем все вместе "Яллы"! - неожиданно предложил Ширзад.

Першан, которая все время уязвляла Ширзада, вдруг подобрела.

- Этот игит говорит редко, да метко.

Салмана усадили за пианино, хотя он упирался. И грянул лихой танец.

Едва раздались звуки музыки, как Рустам выбрался из-за стола и осторожно, чтобы не мешать плясунам, вышел на веранду. Вот времена! Он без устали шагал по темной холодной веранде, вдыхая горький, как и его размышления, табачный дым.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Приземистый глинобитный домик с плоской крышей прохожий мог бы и незаметить. Днем он ничем не отличался от окружавших его сараев, а с наступлением вечера его очертания сливались с темно-желтой муганской землей. Это был колхозный клуб. Дверь домика только что выкрасили яркой голубой краской. Около клуба, стояли Салман, Ширзад и Наджаф, поджидая председателя, беседовавшего невдалеке с колхозниками. Удальски сдвинув на затылок каракулевую папаху, широко расставив ноги в синих, военного образца брюках, вправленных в высокие начищенные сапоги, Рустам выглядел молодцевато - высокий, широкоплечий. Он мирно разговаривал с односельчанами, отдавая распоряжения по хозяйству, а со стороны могло показаться, что он вот-вот начнет с кем-нибудь бороться.

- Самый подходящий момент для разговора с председателем, - сказал Салман и толкнул в бок Ширзада.

Тот с досадой отстранился.

- Когда ты бросишь эту привычку толкаться? Где только ни учился, по внешности - прямо кандидат наук, а как заговоришь - сразу пускаешь в ход кулаки.

- Такая порывистая натура, - хихикнул Салман.

- Привычка, - объяснил Наджаф. - Или толкнет тебя, или повторяет после каждого слова: "Дай пять!"

- И с такими привычками ты хочешь стать заместителем председателя? без обиняков спросил Ширзад.

У Салмана была удивительная способность отвечать на обидные слова шутками или смехом. Его ничем нельзя было уязвить. И сейчас он рассмеялся.

- Я не сумасшедший, у меня и так серьезная профессия. А колхоз жалко. Самый разгар работ, а у Рустама нет заместителя.

Салман действительно зарился на пост заместителя. Он считал что должность колхозного бухгалтера только ступенька; ему хотелось командовать, давать указания, быть окруженным послушными, исполнительными помощниками.

Чтобы выпытать мнение Ширзада, Салман скромно добавил:

- Какой же я заместитель? Опыта нет.

Он ждал, что ему ответят, что, мол, опыт - дело наживное, были бы способности да старание. Но Ширзад и Наджаф промолчали.

Закончив беседу с колхозниками, Рустам направился к клубу. Молодые люди приосанились, подтянулись.

- Комсомолец Наджаф, чего косишься? - ворчливо спросил на ходу председатель.

- Слепота пусть покарает того, кто косится, а я привык смотреть в глаза людям прямо, - с достоинством ответил Наджаф. - Собрание, говорят, опять созываете? - осведомился он с усмешкой.

Рустам и виду не подал, что почувствовал иронию.

- Да, созываю. А что, у комсомола тоже собрание? Мировой политикой станете заниматься? Или опять об урожайности разговор?

Председатель спрашивал об этом не без тайного умысла. Всего два-три дня назад Наджаф на правлении колхоза предложил запланировать в этом году урожайность хлопка не менее тридцати центнеров с гектара.

Правда, у Наджафа не оказалось никаких расчетов, - так, отвлеченная мечта, пылкое стремление... И опытному в словесных схватках Рустаму с помощью Салмана и Ярмамеда удалось высмеять комсомольца.

- А ты подумал о колхозниках? - сказал ему в упор Рустам. - Я сею восемьдесят гектаров и сдаю государству плановых тысячу шестьсот тонн хлопка. За каждую сверхплановую тонну получаем в два раза дороже! В два! Приму я твое предложение - и завтра найдется в районе умник, сразу увеличит нам план на восемьсот тонн. Вот и пыхти!... Да мы тогда ни единой тонны не сдадим сверх плана. А что получат на трудодни колхозники? Гроши!

Утихомирился ли Наджаф? Не начнет ли сегодня на собрании опять эту детскую затею?

В эту минуту в беседу вступил немногословный Ширзад.

- Думаем обсудить опыт колхоза "Красное знамя", чтобы в этом году весь хлопок убрать машинами. Как вы на это смотрите?

Вокруг умных глаз Рустама венчиком собрались морщины.

- Салман, деточка, ну-ка повтори стихи Сабира! Ты ж мне их недавно читал.

С покорной улыбкой Салман продекламировал:

Засучиваем брюки задолго до реки,

Ручаемся за дело рассудку вопреки...

- Золотые слова., - покачал головою Рустам. - Проникновенные слова великого поэта! Будто о вас, фантазерах писал. Потеха, право, потеха! Боюсь, и хлопок-то станете собирать, совсем как Кара Керемоглу. Половина хлопьев застрянет в кустах, половина рассеется по ветру.

- Во всяком новом деле есть свои трудности., - согласился Ширзад. Некоторым каждая новинка кажется фантастической, а стоит взяться, подучиться - и постепенно все наладится.

- Да ведь и так случается, деточка, - возразил Рустам, - в бой кидаются львами, а возвращаются мокрыми курицами. Тебе такие истории известны, а?

Ширзад промолчал, а угодливый Салман тотчас же подхватил:

- Врагу не пожелаю такого позора.

Теперь пришла пора высказаться Наджафу. Переубедить упрямого председателя почти невозможно, это все знали, но у Наджафа был веселый нрав, и он поддержал друга:

- Дядюшка Рустам смотрит на хлопкоуборочную машину, как верблюд на кузнеца.

У Рустама дрогнули под пышными усами губы. В самом деле, он не слишком-то верил в хлопкоуборочный комбайн и считал, что лишь женская рука способна бережно и аккуратно вынуть из лопнувшей коробочки белоснежный комочек хлопка, пушистый, как вылупившийся цыпленок. А когда по Мугани поползли слухи о, колоссальных потерях хлопка при машинной уборке, то хозяйственный председатель схватился за голову и твердо решил про себя пока уклониться от применения машины. Но свои мысли Рустам хранил в тайне и от жены и от детей. Он умел прятать сомнения, не хотел раньше времени вступать в споры, признавая справедливой украинскую пословицу: "Раньше батьки в пекло не суйся". Эту пословицу он слышал на фронте и не раз вспоминал.

- Когда привезут машину в поле, вот тогда, деточка, ты увидишь, как я к ней отношусь.

- А почему же раньше клянчили в МТС другие машины? - резко спросил Наджаф.

- Во-первых, деточка, я ничего не клянчил, это не в моем характере, а во-вторых, такие вопросы тебя не касаются.

- Нет, касаются, даже очень касаются, - не сдавался Наджаф. - Колхоз не твоя усадьба, дядя.

- Чепуху мелешь, деточка. Слов-то много, а все - пустые. Знаю, что не моя, а народная.

- А если народная, так не держись, как бекский управляющий.

Рустам опустил вспыхнувшие злым огоньком глаза и сокрушенно вздохнул.