Пора садиться в машину и ехать – дел много. Но вместо этого он начал вспоминать эпизоды из школьной жизни и поступление в университет.

«Это что такое? Подведение итогов? Тьфу-тьфу-тьфу!» – Он автоматически собирался постучать по дереву, но протянутая рука будто натолкнулась на каменную стену. В конце июля дерево имело осенний вид: листья желто-зеленые и готовые опасть. Больное дерево или… кто-то намекает ему на осень жизни? Ведь рядом совершенно нормальные деревья. На мгновение страшно захотелось выпить. Нет – даже напиться до бесчувствия.

Усилием воли Андрей Семенович переломил себя и чуть не закричал на всю улицу.

«Тебе Жизнев сказал, что все будет в порядке? – с яростью убеждал он самого себя. – Веришь ему или нет, другой вопрос. И нечего устраивать сцену подведения итогов, вспоминать классиков с их „Осенью патриарха“.

Лето сейчас, лето, – продолжал внутренний монолог Дымов. – Мало ли какой идиот кинул полкило соли под дерево. „Пошел в машину, к такой-то матери“, – скомандовал он себе!»

Предстояло выбрать дочке подарок и забыть обо всем до 31 августа. Хотя нет, 31-го он уже вернется. Звонить Жизневу прямо из аэропорта? Не годится! Тогда в четверг? Вроде бы четверги, как и понедельники, считаются тяжелыми днями. Ты позвонишь Жизневу лучше в пятницу, 2 сентября, и не с утра. Сначала надо отправить документы в банк и посмотреть почту. В общем, 2 сентября, часиков в 12–13. А до этого – никаких простат, PSА и иной дребедени! И никто не должен ничего заметить. Еще не хватало испортить отпуск семье, все больше распаляясь и кляня себя за малодушие, думал Андрей Семенович.

В детстве мальчики из его класса учили наизусть и декламировали письмо Онегина к Татьяне. Андрею Семеновичу, тогда просто Андрею, очень понравилось одно из наставлений, которыми Евгений щедро одарил девушку: «Учитесь властвовать собой». Можно сказать, что эти слова стали одним из девизов его жизни.

«Так властвуй же собой, твою мать!» – чуть не крикнул сам себе Андрей Семенович и рванул дверь машины на себя.

– В Гостинку, Ванечка, – сказал он водителю. – Будем искать Нине подарок. Восемнадцать лет бывает раз в жизни.

Андрей Семенович решил думать о другом, переключиться. И вдруг какой-то голос, идущий прямо из его собственной головы, спросил:

«Интересно, а была ли у Онегина простата?»

«Была, черт возьми, была, – сам себе ответил Андрей Семенович. – Ведь приставал же он со вполне определенными целями к уже замужней Татьяне Лариной.

Все, хватит про это, – мысленно взмолился Андрей Семенович. – Думай о чем-то другом».

И вдруг он ощутил, что кроме него и Ванечки в машине по-хозяйски, вольготно обосновался третий. Этим наглым непрошеным пассажиром был страх. Его Величество Страх. Он, Дымов, должен и будет с ним бороться. Только сумеет ли победить в этой схватке?

Легко давать указания другим властвовать собой. Себе – немножко труднее, но тоже возможно. Но принять этот призыв к исполнению и следовать ему – неимоверно трудно. Внезапно Андрей Семенович понял, что ближайшие тридцать семь дней до звонка Жизневу ему жить с этим страхом, он будет преследовать его, «как тень или верная жена», ходить по пятам и ни на шаг не отступать. Андрей Семенович думал о том, что на этот раз у него, в общем-то достаточно волевого человека, может не хватить сил побороть эту вязкую субстанцию, которая, проникнув в каждую пору его тела, вот уже второй день заполняла его целиком. И, что хуже всего, страх отравлял его сознание. Вцепился в него и не хотел отпускать. Прав был Гоголь, когда писал, что страх прилипчивее чумы.

За день до отъезда Андрея Семеновича в отпуск в Петербург из Израиля прилетел его давний друг Павел с женой. Они давно мечтали съездить в Финляндию с супругами и, ничего не делая, отдохнуть несколько дней на суровой и прекрасной северной природе, вдоволь накупаться в аквапарке хорошего SPA-отеля и всласть поговорить.

А поговорить им было о чем: они дружили больше тридцати лет, были очень близки и после Павликова отъезда в Израиль друг по другу скучали. Жена Павлика говорила, что их отношения – пример настоящей мужской дружбы.

Однако поездку с женами на природу снова пришлось отложить. Из-за командировок и отпуска Андрея Семеновича на этот раз время «стыковки» друзей составляло лишь сутки. Конечно, в другой ситуации он затащил бы их домой и оставил ночевать – чисто номинально, так как они всю ночь пили бы водку, закусывая изощренными вкусностями, в приготовлении которых жена Андрея Семеновича была большой мастерицей.

Между длинными тостами они, постоянно перебивая друг друга, разговаривали бы обо всем, о чем можно и нельзя… Потом, если бы совсем не напились, может быть, начали бы петь то «Хава Нагилу», то «Катюшу». Жены при этом выражали бы свое глубокое неудовольствие, и утром супруга Андрея Семеновича отпаивала бы их огуречным рассолом вперемешку с пенталгином, а Павликова Надя крыла матом проклятых пьяниц, от которых нет в жизни покоя ни днем ни ночью. И Павел улыбался бы виновато, а «верный ленинец» Андрей Семенович, усвоивший высказывание вождя о том, что «нападение – лучший способ обороны», кричал на обеих женщин:

– А куда вы смотрели, когда замуж выходили? Вот и терпите теперь, дуры.

К обеду они бы протрезвели, чинно попили чаю, долго целовались при расставании, у женщин навернулись бы слезы. И потом водитель Андрея Семеновича отвез бы гостей к их родственникам, у которых они обычно останавливались. Так бывало уже не раз.

Однако на следующий день вся семья улетала. Ему-то что, а жене надо собираться. Но главное, Андрей Семенович вряд ли бы выдержал разгульную ночь после всех своих «предстательных» событий. Сейчас ему была больше по душе таблетка снотворного, чтобы забыться – как можно быстрее и на максимально долгий срок.

Поэтому они с женой пригласили Павла и Надю в хороший ресторан. Чтобы загладить свою «вину» за то, что не позвали близких друзей домой, они с женой организовали роскошный ужин – заказали чуть ли не все меню. Андрею Семеновичу очень хотелось поговорить с Павлом о РSA и биопсии, поделиться проблемами и, вероятно, переложить часть собственных переживаний на плечи близкого, но все же не родного человека. Но что-то остановило. Может, просто не хватило характера.

Он завел общий разговор о простате и о том, чем ее лечат в Израиле в их возрасте (Павел был на тринадцать лет старше). Ведь этой болезнью природа щедро «наградила» почти всех мужиков. Павел обещал прислать лекарство, которое принимал сам и все их общие знакомые.

Но это было не из той оперы. Тема была исчерпана.

Перед встречей с Павлом Андрея Семеновича волновало, сможет ли он забыть о своих проблемах, сидя с женой и друзьями в ресторане. Была жива надежда на несколько часов пусть относительного, но покоя. Однако, увы: часть его сознания выпивала и закусывала, рассказывала о детях и работе – в общем, говорила все то, что говорят близкие люди после долгой разлуки, а вторая половина думала о Жизневе, PSA и результатах анализа.

Так продолжалось и потом – весь отпуск. Сознание и мысли Андрея Семеновича раздвоились. Одна его часть радовалась восемнадцатилетию дочки, развлекала семью на Майорке – наверное, вполне удачно, ведь жена, дочки и внучка то и дело покатывались со смеху. А он в это время думал о другом: о том, как кто-то берет кусочки его тела, обрабатывает их чем-то, помещает на предметное стекло и рассматривает под микроскопом. А потом пишет, пишет, пишет диагноз, думая в это время о чем-то другом: может быть о вчерашней ссоре с женой и завтрашней встрече с любовницей – да о чем угодно, только наверняка не о том, что его знания, его глаза, его авторучка решают в этот момент судьбу другого человека. Да разве только судьбу!

Если бы он был на работе, то ему было бы легче, ведь дело – лучшее успокоительное. Но он отдыхал, был до неприличия долго свободен – целых три недели. Они дались ему тяжело, несмотря на близких и бесконечно дорогих людей вокруг. Если бы удалось все рассказать, ему стало бы легче, зато им – несоизмеримо тяжелее. А этого Андрей Семенович допустить не мог.