– Если бы, – ответил Николаич. – Пойдем-ка сядем. Выпьем для аппетита по сто пятьдесят с прицепом, и я все тебе расскажу.
Как выяснилось, у Николаича был рак простаты. Оперировали его в Америке. Сопровождающим был хороший петербургский врач, то ли уролог, то ли геронтолог, который сам долго работал в Штатах.
– Надо бы тебя с ним познакомить, – сказал Николаич. – Вдруг когда-нибудь понадобится. А пока пусть расскажет, как нам с тобой по-научному с бабами обращаться. Правда, хоть мы с тобой, в отличие от него, Военно-медицинскую академию не кончали, насчет баб сами можем доктора чему-нибудь научить. Заодно выпьем вместе.
Услышав, что врач, долго работавший в Штатах, может ему понадобиться, суеверный Дымов решил с ним не знакомиться: не буди лихо, пока оно тихо. Боялся Андрей Семенович всего этого.
Года два назад он попросил врача, который лечил его семью более десяти лет, порекомендовать хорошего уролога. Добрейший Эдмонд Протасович выполнил просьбу и записал его к врачу. Но, как на зло, за десять минут до того момента, когда Андрей Семенович должен был выехать из офиса, к нему ввалилась толпа сотрудников с завода, с которым он четыре года поддерживал тесные связи. Какой врач?! Секретарь стала спешно накрывать стол прямо в кабинете. Предполагалось, что здесь будут только бутерброды, а на основное блюдо они поедут в ближайший ресторан.
Андрей Семенович позвонил семейному доктору с просьбой перезаписать его на другой день.
– Вы знаете, может, это и к лучшему, – ответил Эдмонд Протасович. – Я запишу вас к самому шефу.
Через пару дней они вместе приехали в клинику «Вирайл» на улице Подковырова. В регистратуре Андрей Семенович обратил внимание на одну из фотографий, висевших на стене: мужчина тридцати пяти – сорока лет, снятый на фоне какой-то американской клиники. Память услужливо напомнила ему рассказ Николаича о докторе из Штатов. Но Андрей Семенович отмахнулся от воспоминания: «Мало ли в Петербурге врачей, которые бывали в Америке?».
Их позвали в кабинет Жизнева. За столом сидел крепко сбитый мужчина, явно когда-то занимавшийся спортом. По привычке Андрей Семенович протянул доктору свою визитную карточку. Как только Александр Владимирович взял ее в руки, тут же сказал:
– Я слышал о вас много хорошего – от Николаича.
Тот самый врач! Все-таки Земля маленькая и очень круглая.
Они сразу понравились друг другу. Андрей Семенович почувствовал в докторе крепкого профессионала – на таких людей у него был нюх. Александр Владимирович тоже разгадал своего пациента. На прощание он сказал:
– Вам бы прийти ко мне через полгодика, но ведь не придете. Можете не обещать. У вас командировки, наука, бизнес, приемы. Ну дай вам Бог.
Он крепко пожал руку Андрея Семеновича и этим еще больше ему понравился. Рукопожатие дает первое представление о человеке: у настоящего мужика оно должно быть крепким. У Дымова была своя идея на этот счет. Руку при встрече начали протягивать в древние времена, показывая, что в ней нет оружия. Хорошо, оружия нет, но рука должна быть сильной, чтобы дать понять: если что пойдет не так, возможны варианты и без него. Что-то вроде: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».
Андрей Семенович набрал телефон Жизнева, напомнил о себе и, не называя причину визита, договорился о встрече в 6 часов вечера.
Весь день, трудный и предкомандировочный, он работал с остервенением, пытаясь хотя бы на время забыть утренний разговор с Анной Ивановной. Но не тут-то было! Число 5,64 впечаталось в памяти и не желало исчезать, как Андрей Семенович его оттуда ни гнал. Это крепко мешало. Он, достаточно сильный и волевой человек, ничего не мог поделать.
«Ну его на фиг, – подумал Андрей Семенович около пяти. – Поеду пораньше, так будет легче».
Он попросил секретаря вызвать машину и через 30 минут входил в «Вирайл».
Жизнев стоял у регистратуры, словно поджидая его.
– Здравствуйте, Александр Владимирович. Как поживаете? – Дымов говорил спокойным веселым голосом, а сам лихорадочно подыскивал тему для продолжения разговора, не связанную с причиной своего визита.
Жизнев выглядел усталым. Он был явно не настроен поддерживать светскую беседу.
– У вас что-то не так, Андрей Семенович? – в лоб спросил он.
– Видите ли, – игриво начал Дымов. – Сделал я PSA, а мне говорят «5,64». Вот я и думаю, не многовато ли?
– Нужно делать биопсию, – резко, словно выстрелом, прервал его Жизнев.
Андрей Семенович рассказал ему историю двухлетней давности – о переделанном анализе, своем тридцатипятилетнем опыте работы с лаборантками, которые только и делают, что ошибаются, поэтому их надо контролировать, а анализы переделывать.
Желая перевести разговор в другую тональность, он хотел сказать что-нибудь двусмысленное о хорошеньких лаборантках, но не успел – Жизнев снова его прервал:
– Андрей Семенович, нужно делать биопсию.
Дымов немного растерялся, что бывало редко, а в последние годы, когда он стал заниматься коммерцией, такого почти не случалось. Он взялся разрабатывать новую тему – бессмысленно что-то делать, так как он уезжает на месяц.
– Ведь так, Александр Владимирович?
Но Александру Владимировичу, видимо, надоели препирательства. Да что там – бессмысленность вялотекущего спора была очевидна для обеих сторон.
Жизнев повернулся к регистратору:
– Танечка, дай, пожалуйста, журнал биопсий.
Взглянул на Дымова:
– Есть время на завтра, 10 часов утра. Вас устраивает?
Андрею Семеновичу стало ясно: нужно соглашаться либо уходить – входная дверь из-за страшной жары была широко распахнута. Как же она манила.
Удерживать в клинике силой или уговорами его никто не будет. Всем своим видом Жизнев показывал, что в его деньгах он не нуждается. Но главное, как человек, всю жизнь занимавшийся точными науками, Андрей Семенович понимал: доктор прав, на его месте он повел бы себя точно так же или даже более резко. В конце концов, речь идет о его здоровье. Тем противнее и глупее выглядело его поведение.
Надо было кончать балаган.
– В десять? Вполне. Спасибо, Александр Владимирович. Всего хорошего, извините за сомнения. До завтра, доктор.
Он повернулся и вышел из клиники. В конце концов, сегодня пятница. Нелегкий рабочий день закончился, и надо ехать домой – реализовать конституционное право на отдых.
Андрей Семенович не успел сесть в машину, как раздался звонок на мобильный.
– Папусик, миленький, ты, наверное, забыл, что твоей младшей доченьке послезавтра исполняется восемнадцать лет, и не подумал, что ей надо купить хороший подарочек? – щебетал в трубке голосок дочери. – И вообще, куда ты пропал? Мы ждем тебя, не садимся ужинать.
– Ну что ты, доченька, разве я могу забыть про твой день рождения? – пересилив себя, ответил Дымов. – Я сейчас приеду, и мы все обсудим.
– Но сначала поужинаем, папусик. Мы с мамочкой приготовили тебе что-то очень вкусное, а вот что, я не скажу – это секрет. Приедешь и попробуешь.
– Хорошо-хорошо, конечно. Я буду минут через сорок.
От одной мысли о еде становилось не по себе. Андрей Семенович не представлял, как будет запихивать в себя это вкусное. Но делать нечего. Он должен не только оценить кулинарные способности своих женщин, но и похвалить их.
Когда умер отец, и на плечи Андрея легла забота о больной матери и сестре, ему было пятнадцать лет. Это закалило юношу. Он уже в девятом классе знал, что свои проблемы должен решать сам, а близких необходимо ограждать от неурядиц, которыми в молодые годы его щедро «баловала» жизнь. Такое поведение по отношению к близким стало частью его натуры. Вот почему со всеми неприятностями и тревожными вопросами, какие можно скрыть от жены, Андрей Семенович разбирался сам. Зачем грузить супругу и подрастающих дочерей проблемами, решать которые он будет сам? События сегодняшнего дня тоже должны остаться тайной для семьи. Будет ли ему тяжело это скрывать? Конечно. Но на то он и мужик – глава семьи. Такова доля, определенная Всевышним, который создал его мужчиной.
