Уже идя к выходу, я заметила висящую на спинке стула кожаную куртку, которую я вчера повесила, чтобы она просохла. Захвачу и ее, подумала я. Куртка была еще сыровата, но кожа оставалась мягкой на ощупь. Она была хорошо сшита, а сама кожа – очень качественная. Я взглянула на этикетку: «Орвис». А я думала, они торгуют только собачьими подстилками и товарами для туристов, надо же. Вынув из ящика целлофановый пакет, я положила туда куртку.

Паула сидела за своей стойкой, грызла морковку и разворачивала газету, когда я спустилась в лобби.

– Мисс Брэндфорд, – позвала она меня. – Думаю, принтер будет готов к работе уже после обеда.

– Спасибо, – ответила я, удивившись, как это можно заставить функционировать такое старье. – Он мне больше не нужен. Я уже провела переговоры, – я пошла к двери, но остановилась. – Кстати – я уверена, что уеду сегодня вечером, – я подняла брови. – Это на тот случай, если вдруг у вас есть желающие на этот мой «номер люкс».

Паула посмотрела на меня, а потом снова уставилась в газету.

– Но вы забронировали номер на две ночи, – она с хрустом откусила еще кусок морковки.

Пакет с курткой начинал оттягивать мне руки.

– Да, я в курсе, но я, наверно, закончу все дела уже сегодня. Разумеется, я заплачу за эту ночь тоже и…

– Ого! – Паула открыла рот, в котором виднелась непрожеванная морковка. – Кто-то свалился в воду на причале в Марлин Бич. Это же у нас, в Багл! – она поднесла газету поближе к глазам. – Вчера во второй половине дня, прямо рядом с тем новым строящимся домом. И это было незаконное проникновение!

Мой желудок подпрыгнул и перевернулся.

– Правда? – я очень постаралась, чтобы мой голос звучал небрежно и непринужденно, но, кажется, все-таки это не очень получилось. Там написано мое имя? Неужели они написали там мое имя?! Я не хотела, чтобы Паула знала, что это я. Не хотела, чтобы вообще кто-то знал, что это была я. Я всегда гордилась тем, что все могу контролировать, что могу справиться с любой ситуацией. И этот эпизод на причале был тем, что мне хотелось поскорее забыть. Как будто его вообще не было.

Я сделала шаг к Пауле, говоря себе, что надо сохранять спокойствие. Никто на пляже не знал, как меня зовут. Там, в газете, просто не может быть моего имени.

– Надеюсь, все кончилось хорошо, – сказала я, стараясь выглядеть уверенно. – Что там пишут?

– О, ничего особенного. Кто-то из приезжих, – Паула сделала паузу. – Чуть не утонул.

Чуть не утонул?! Они так и написали? Я вовсе не тонула. Я просто… чуть-чуть устала, вот и все.

Паула повернулась ко мне, склонив голову и закусив губу:

– Какой-то парень спас… сильно рисковал. Но кто они были – неизвестно.

У меня внутри что-то перевернулось.

– Парень ее спас, – я постаралась, чтобы голос звучал легкомысленно. – Повезло.

– Хм-м-м? – Паула снова уставилась в газету.

– Ей повезло, что он оказался поблизости, – я подошла поближе к стойке, пытаясь заглянуть в газету, но Паула сложила ее пополам и перевернула.

– Интересненько получается, – сказала она, откусив еще кусок морковки.

– Пардон?

Она посмотрела на меня.

– Откуда вы знаете, что это была женщина?

Я?!

О, Боже, точно. Думай, думай. Скажи же что-нибудь. Я махнула рукой в направлении двери:

– Ну, чисто теоретически предположила. Ведь тут пятьдесят на пятьдесят. Это было просто… предположение, – я чувствовала на себе взгляд Паулы, пока шла к двери – как будто у меня на спине была нарисована мишень. Выйдя на улицу, я прошла несколько шагов, уговаривая себя успокоиться. Моего имени не было в этой заметке, иначе Паула обязательно сказала бы что-нибудь язвительное.

Я обогнула здание гостиницы и вышла к парковке, где солнечные блики играли на черной поверхности моего «БМВ», отражаясь от гостиничной крыши. Забив в навигатор «Дорсет-Лейн, 55» – там жил Каммингс, – я включила музыку. Голос Дайаны Кролл наполнил машину чуть ускоренной версией песни Ирвинга Берлина «Давайте слушать музыку и танцевать». Я как будто услышала голос бабушки: «Эллен, с музыкальной точки зрения ты родилась не в свое время». Эта мысль невольно вызвала у меня улыбку.

Механический женский голос вел меня к Дорсет-Лейн, а я ехала и представляла себе Чета. Какой он? Например, полноватый, со снежно-белыми волосами, морщинистым лицом и добрыми глазами. Он угостит меня чаем и расскажет все об их любви с моей бабушкой и о том, как все закончилось. И он до сих пор ее любит. И жалеет. Но не злится.

У него будет печенье – наверно, имбирное. А может быть – то, у которого внутри абрикосовое желе. Бабушка всегда его любила. Он проведет меня по дому и покажет старый альбом с фотографиями юной бабушки.

Я доехала до Дорсет-Лейн – улицы, на которой стояли старые, хорошо сохранившиеся дома, и остановилась перед домом номер 55. Дом Каммингса был облицован белым кирпичом, это было двухэтажное здание в колониальном стиле с зелеными ставнями и каменной трубой. Выложенная булыжником дорожка вела к широкому подъезду, а вместо забора была живая изгородь из самшита высотой добрых четыре фута.

Дом выглядел так, словно его только что покрасили. Судя по всему, человеку, который в нем жил, кто-то помогал – иначе старику трудно было бы содержать дом в таком порядке. Я заметила зеленую «Ауди» на подъездной дорожке, когда забирала из своей машины конверт с письмом бабушки.

Ну вот, бабушка, я на месте. Надеюсь, ты это видишь, думала я, поднимаясь по ступенькам крыльца. Я была одновременно взволнована и возбуждена предстоящей встречей с мужчиной, который был когда-то так важен моей бабушке. Набрав в грудь побольше воздуха, я постучала в первую дверь из полупрозрачного экранного стекла, и стук получился довольно громким. Я стала смотреть на деревянную дверь за экраном, ожидая, что Чет Каммингс ее вот-вот откроет.

Я ожидала услышать за дверью шаги, скрип ступенек, треск половиц – но ничего этого не было слышно. Только собака лаяла где-то вдалеке. Может быть, Чет живет один и просто плохо слышит. Может быть, он носит слуховой аппарат – бабушка вот носила. Он так жутко трещит, когда батарейка садится.

Открыв стеклянную дверь, я постучала прямо в деревянную. По улице проехал белый «Вольво», он свернул в соседний двор, и из машины вышла женщина лет сорока. Она несла в руках два бумажных пакета с продуктами и внимательно смотрела на меня, ее кудрявые белокурые волосы смешно подпрыгивали при каждом шаге.

Я снова постучала, на этот раз сильнее. Он должен быть дома, ему восемьдесят! И машина его тут. И почему он не вставил этот дурацкий слуховой аппарат? Я зашла за угол дома и постучала в окно, через которое была видна столовая с широким столом и стульями. На двух стульях стопками были сложены газеты и какие-то бумаги, словно кто-то в течение месяцев копил тут почту. На столе, прямо в центре, развалившись, возлежал пушистый дымчатый кот. Итак, он любит котов, подумала я. А я всегда была собачницей.

Я обошла вокруг дома, заглядывая во все окна и стуча в стекло. Дойдя до кухни, я позвала:

– Мистер Каммингс! Мистер Каммингс, вы дома? – я постучала в окно. – Мне нужно поговорить с вами! Пожалуйста. Я приехала сюда аж из Нью-Йорка!

Но ответом мне было только пение птиц.

Расстроенная и разочарованная, я пошла к машине. Я так радовалась предстоящей встрече, там хотела поговорить с ним, узнать, что случилось с ними – а теперь чувствовала только пустоту и раздражение. Нужно вернуться попозже и еще раз попробовать, решила я. Ему восемьдесят – он никуда не денется. Он же должен вернуться в конце концов домой.

Я поехала по Пэджет-стрит к пляжу, к тому месту, где строили новый дом. С облегчением заметив, что грузовика Роя там не было, я припарковалась рядом с пыльным и очень грязным джипом. Двое мужчин клали на крышу рубероид и забивали в него гвозди. Входная дверь была открыта, поэтому я вошла внутрь, неся куртку в руке. Внутри здание было похоже на лабиринт с отсутствующими пока стенами и бесчисленными кабелями и проводами, разбросанными повсюду. Визжала циркулярка, повсюду сновали рабочие со строительными пистолетами и электродрелями. Оранжевые шнуры питания змеились по пыльному, забросанному чипсами и сигаретными окурками полу.