Нельяфинвэ не тронуло глумление. И обещанные пытки не напугали. Физическую боль можно перетерпеть, можно заставить тело привыкнуть к ней. А убивать и предавать Мэлько его не заставит. И взглядом не сломает. Кишка тонка. Есть кое-что посильнее его взгляда. Клятва. Данная отцу. Именем Эру. Клятва, уже вынудившая его предавать и убивать. И что делать, если на одной чаше весов - честь и справедливость, дружба и любовь, а на другой - сыновняя преданность и ответственность за младших братьев?! И чем после этого может напугать его Мэлько?
Он спокойно встретил взгляд Стихии Зла. Безбоязненно. В душе была холодная, устоявшаяся ненависть, горечь и опустошение, но страха так и не появилось. Опять возникло ощущение, что он замахивается прутиком на гору, вот только прутик-то был стальным, а гора оказалась из песка. Мало того, Майтимо сделал открытие, что Мэлько не способен вселить ужас в феа, если не отыщет страха внутри нее. Единственное, что удалось обнаружить Врагу - тревога за братьев. И он сразу вцепился в это чувство.
- Как там прозвучало в вашей клятве? "Вернуть Камни любым способом, любой ценой? Положить на это всю жизнь?!" Хочешь, я отдам тебе один сильмариль? - насмешливый вопрос алыми письменами загорается в воспаленном сознании, - и отпущу тебя с камнем на свободу? Но не задаром, конечно! Взамен ты отправишь ко мне своих братьев. Двоих, на твой выбор. Убивать и пытать я их не буду, просто принесут мне клятву верности и останутся на службе в Ангбанде. Что, разве цена слишком высока? Двое братьев за один сильмариль? У тебя же их шестеро, еще четыре штуки останется! А хочешь - всех шестерых за три сильмариля! И клятва будет исполнена. А мне не жалко, сыновья Феанаро, искусные мастера, наделают мне диковинок получше этих блестящих камешков. Ну что, по рукам? Вы же все равно собрались погибать за сильмарили!
Майтимо только молча плюнул на пол. Разбитые губы обожгло болью, но ощущение скользнуло где-то в стороне, не задев сознания. Настройка хроа на нечувствительность к пыткам еще действовала. И бесчестное предложение Врага не смутило душу старшего сына Феанаро. Понял уже, что ни одному слову Моргота верить нельзя. Все, что бы он ни сказал, лишь обман и предательство, старания вывернуть феа наизнанку, запутать и извратить ее. И никакая клятва не может гарантировать честности со стороны Врага.
- Не согласен, значит? Ну что же, предложим обмен твоим братьям!
Нельяфинвэ мысленно успокоил себя: "Младшие тоже прекрасно знают, что этому подлецу нельзя верить. Да и Клятва не позволит им отступить!" Но в глубине души тревога все равно осталась. Дальнейшее помнилось смутно. Сколько прошло времени? Что с ним делали? Иногда выплывали из подсознания бредовые картины, но тусклые, размытые, не связанные между собой...
А потом - еще одна короткая беседа с Морготом.
- Твои милые младшие братишки отреклись от тебя! Не стали выкупать. Это лишь для тебя, дурачка, что-то значат родственные узы!
"Слава Эру, что не согласились!"
- Но я все же сдержу свое слово. Не оставлю тебя пленником в Ангбанде.
И вот Майтимо висит, прикованный за кисть руки на утесе Тангородрима. Вне Ангбанда, как и обещал, издеваясь, Моргот. Феа заперта в теле, а хроа, обеспеченное энергетической подпиткой, не может умереть. Глазами Врага Нельяфинвэ видит, что происходит с братьями, с народом Нолдор. Понимает, что видит все в искаженном, извращенном варианте, что все хорошее Моргот от него скроет, а дурное преувеличит. Но это единственная доступная ему информация. Бесконечные страдания души и тела подрывают волю, не остается сил сопротивляться Дыханию Тьмы.
И вдруг ярко вспыхивает надежда. Войско Нолофинвэ идет к воротам Ангбанда. Но родичи не услышали его, не увидели. И ушли. Последняя надежда ушла вместе с ними. Это было самое страшное время из всех лет, проведенных в плену. Как отчаянно желал он тогда умереть! Уже почти готов был умолять Моргота о смерти, как о последнем милосердии. Останавливало лишь глубинное, въевшееся в подсознание понимание, что все просьбы к Стихии Зла бесполезны. Мрак и черный дым, выползавший из преисподней, казалось, клубился в его душе. Бредовые картины вереницей проносились в воспаленном мозгу. В какой-то миг вдруг зазвенела песенка Финьо, долетевшая из детских лет, светлых и беззаботных... Майтимо уцепился за это видение, чтоб хоть чуть-чуть отвлечься от бесконечных кошмаров. Всплыло, как они бродили вдвоем с кузеном по лесам Валинора. Финдекано всегда шел впереди, размахивая прутиком, и звонко распевал, перекликаясь с птицами... И вдруг Майтимо осознал, что слова в песне другие... незнакомые...
Неизвестно, увижу тебя, или нет...
Только помню всегда, как иначе!
Моей искренней дружбы немеркнущий свет
Пусть к тебе призывает удачу!
Для тебя сочиню много-много стихов
И дождем разбросаю по свету,
Может, снова пойдем мы с тобою в поход,
Может, жизнь разведет нас навеки...
С огромным трудом Майтимо заставил свое измученное тело повиноваться - повернул голову и глянул вниз. Легкий ветерок разогнал клочья дыма вокруг скалы, и там внизу... На узком каменном уступе он увидел... Увидел...
- Финьо! - закричал он отчаянно. Точнее, хотел закричать. Голос сорвался, пересохшее горло издавало лишь мучительный хрип. Судорожный всхлип сотряс все его тело, но слез не было, высохли давным-давно.
Финдекано встал. Сейчас друг спустится со скалы и уйдет. А он опять останется здесь медленно сходить с ума, не в силах даже умереть! Нельяфинвэ обессилено уронил голову на грудь. Но вдруг в душе что-то поднялось, наперекор всему ужасу и злу, воцарившемуся в мире. И Майтимо запел тихо-тихо, с особенной светлой ласковостью их с Финьо детскую песенку. Но слова тоже были другие, пришедшие неизвестно, откуда:
Где весна заблудилась? Никак не дойдет...
А земля загрустила, трава не растет...
В целом мире темно и на сердце темно,
Только верю - вернется тепло все равно!
Я же знаю, что где-то на свете ты есть,
Что приветливым словом ты можешь согреть.
Верю - вспомнишь, отыщешь - и холод уйдет,
Твой привет долетит, и весну приведет!
Черная, искалеченная и отравленная земля удивленно притихла - она никогда не слышала таких звуков. И Финдекано услышал. Поднял голову. И на черной отвесной стене разглядел светлую фигуру.
- Нельо!!! - заорал он так, что многократное эхо сотрясло немыслимые громады Тангородрима.
Майтимо даже рассмеялся тихонько, узнав обычную горячность младшего братишки. Но зашептал предостерегающе:
- Тише ты! Весь Ангбанд перебудишь!
Финдекано порывисто бросился к другу. Но утес, на котором висел Нельяфинвэ, был гладким и отвесным. До прикованного нолдо было не более пятнадцати ярдов, но преодолеть их не было никакой возможности. На скале - ни щелки, ни трещины. Кинжал не оставлял на твердом камне даже царапины.
Майтимо казалось, что он окончательно сходит с ума. Надежда опять сменялась отчаянием. Но больше он не выдержит этой пытки. Это невозможно! И, почти не владея собой, он начал умолять младшего братишку:
- Финьо, друг мой, брат мой! Отпусти меня в Мандос! Я больше не могу так! Не могу! Пожалуйста! Пусти стрелу и подари мне быструю смерть. Я больше не вынесу...
Финдекано в бессилии заколотил кулаком и рукоятью кинжала по каменному монолиту и разревелся. Потом снял с плеча лук и наложил стрелу. Слезы застилали глаза, жало стрелы трепетало перед лицом. Всхлипывая, он опустил оружие.
- Не смогу я... Нельо, друг мой...
Но бросить Нельяфинвэ на дальнейшие мучения было бы предательством. Финдекано снова поднял лук.
- Что тут у вас происходит? - голос, раздавшийся за спиной, заставил нолдо вздрогнуть. Но крепкая рука воина не выпустила стрелу, - Финьо, подожди, не стреляй!
Финдекано обернулся, хватаясь за кинжал. На уступ карабкалась Ондхон. Встрепанная и чумазая, это все же была она - странная эльдалиэ-майа, то появляющаяся в Тирионе, то внезапно исчезающая по поручению Владык. Многие нолдор опасались ее там, дома, не доверяли. Но Финдекано сейчас было не до опасений.
