II
Поначалу население города жило скучено, так как помещений пригодных под жилые комнаты в бункере было мало, но после отражения атаки акремонцев, трофейное оружие, отобранное в бою, приспособили под собственные нужды. Предметы в виде черного полумесяца удобно ложились в человеческую ладонь и при надавливании на небольшую выемку посередине, с обоих концов излучали направленный поток ультразвука, который с легкостью разрезал пополам как человеческое, так и вражеское тело на расстоянии до двадцати метров. За свою форму оружие получило название «серп» и стало использоваться для отвоевывания нового жизненного пространства у скалы. С расстояния в два метра серп с легкостью вырезал из горной породы массивные куски камня. В течение трех месяцев непрерывной работы город внутри скалы разросся на несколько километров. Из высвободившейся горной породы соорудили сторожевые посты, обозначив тем самым территорию между землями города и владениями акремонцев.
Однако плата за добытые блага была высока. Все триста мужчин из бурильной бригады, после окончания основных работ, утратили слух, а в течение двух месяцев умерли в страшных мучениях. Как, впоследствии выяснилось, в результате различных экспериментов, легкий свист, сопровождавший серп, при его применении в закрытом пространстве разрушал не только барабанные перепонки, но и другие человеческие органы. Были неоднократные попытки разобраться в устройстве серпов и как то их отрегулировать, но после того как один из грамотеев, устроил взрыв, эти эксперименты прекратили.
Эти грамотеем был Гленн – американец по происхождению, с польскими корнями. Первоначально он претендовал на роль одного из лидеров совета. С его слов, до вторжения он был ведущим военным аналитиком своей страны, но когда выяснилось, что каждый раз Гленн возвращался из дозора в засцанных от страха штанах, его решили задействовать только на сельскохозяйственные работы, сэкономив тем самым запасы обмундирования, хранившегося в бункере с оружием. Ведь испоганенные штаны Гленн не стирал, а прятал в укромных уголках и втихаря брал со склада новые.
На сельхозработах он тоже проявил себя. Вместо того, что бы заниматься делом, Гленн только ходил и покрикивал на слепых, к которым был приставлен для оказания помощи при обработке продуктов питания. После того как один из слепых китайцев не выдержал его оскорблений и одним четким ударом выбил ему несколько зубов, Гленн был переведен в уборщики. В его обязанности входило следить за наполняемостью пустых бочек от бензина, приспособленных в качестве резервуаров в отхожих местах внутри бункера. Однако и с этой работой он справлялся отвратительно. Вывозя из бункера наружу тележки с испражнениями, использовавшимися в дальнейшем в качестве удобрения на полях, Гленн умудрялся расплескивать их содержимое на всем своем пути по ходу движения. Закончилось тем, что Гленн однажды упал в бочку с фекалиями и если бы не Камила, зашедшая в это время по нужде, то история про него закончилось бы на этом. С тех пор его по имени никто не называл, а величали просто – дурень.
От греха подальше Гленна отправили в помощь скотоводам. После случая со старым самцом оленя, который поднял этого дурня на рога из-за того, что тот ничего лучше не придумал, как от нечего делать тыкать рогачу веточкой в глаза, ему определили простейшую работу – носить с козьего пастбища молоко. Но и на этом поприще Гленн опростоволосился. Когда выяснилось, что молока, предназначавшегося для детей, до пищеблока систематически стало доходить в два раза меньше, скотоводы проследили за ним. В итоге, поймали Гленна за руку, когда тот преспокойно сидел в кустах и выпивал по несколько глотков из армейских котелков, приспособленных для переноски и так скудных надоев. Кара наступила тут же. Лишившись последних зубов, Гленн приобрел право ничего целыми днями не делать. Он шлялся по коридорам города и давал всем дельные советы, как нужно делать ту или иную работу. В последний раз Гленн дал совет в мастерской. На то, что он что-то шамкал своим беззубым ртом, давно уже никто не обращал внимания. Техники в это время занимались починкой вышедшего из строя генератора. Последние слова Гленна были: «Я разобрался». Дурень приставил два серпа рожками друг к другу и их активировал. Результат не заставил себя ждать. Организм Гленна в буквальном смысле слова «разобрался» на отдельные составляющие. Благо мужчины были в другом углу мастерской и никто не пострадал. С тех пор его имя стало нарицательным и если, кто-то допускал какие-то промахи в работе, его в шутку обзывали Гленном.
III
Гленн был исключением. Все остальные представители его нации, проживавшие в бункере, были прекрасными людьми. А в темнокожем Дастине вообще души не чаяли все без исключения жители города от мала до велика. Высокорослый и худощавый Дастин, был мастер на все руки и с его лица никогда не сходила приветливая улыбка, глядя на которую при встрече невольно хотелось улыбаться самому. Лишь изредка его лицо омрачало печаль – когда он вспоминал своих погибших, во время нападения акремонцев, двоих сыновей и тогда, когда его вторая половина Камила, выпив самогонки, кричала матерными словами.
Камила была из какого-то племя в Африке и, выпив, любила распевать национальные песни своего народа, которые почему то разбавляла русскими матерными словами. Она искренне считала, что чем громче петь, тем красивее песня. Дастин рассказывал, что когда они жили еще в одном бараке в городе Архонтов, Камилу часто наказывали акремонцы, используя нейростимуляторные браслеты, когда та слишком громко кричала «гимн Плероме» в «Доме радости». Казалось, что спокойный и скромный Дастин не пара маленькой и плотно сбитой хохотушке Камиле, но души они друг в друге не чаяли. Раз в два года Камила рожала девочек, поэтому Дастин так и грустил, вспоминая своих погибших сыновей.
Женщин в городе было намного больше, чем мужчин, хотя мальчиков и девочек рождалось одинаково, но мальчики часто умирали в детстве, не справляясь с многочисленными болезнями, гулявшими периодически по городу, к тому же из медикаментов в городе были только запасы конца двадцатого века, в основном антибиотики, иммуностимуляторы и перевязочные материалы. В связи с нехваткой сильной половины Юрка стал мужчиной в четырнадцать лет. Его к себе в комнату завлекла латиноамериканка Джессика, которая когда то в лагере Архонтов, была в одном бараке с его мамой. Джессика в ту одну единственную зиму, которая была после восстания акремонцев, серьезно простудилась и с тех пор не могла иметь детей, поэтому свою навязчивую любовь она дарила мужской половине бункера налево и направо. Со временем взрослые мужчины бункера перестали ей интересоваться, и она перешла на более молодое поколение. Как ни пытался Юрка сопротивляться умелым ласкам Джессики, природа все-таки взяла свое.
Получив свой первый сексуальный опыт, Юрка начал во всю практиковать со своими ровесницами. То, что девочки рожали в четырнадцать – пятнадцать лет, было нормально и каким-то преступлением, как когда то до нашествия, не считалось. Пар в городе, которые постоянно проживали вместе, было немного и иметь разных половых партнеров, зазорно не считалось. Образ жизни, навязанный Архонтами в городах-поселениях, людям нравился и менять его на семейные ценности особо не хотелось, поэтому жители города, в своем большинстве, жили как большая семья. Где был, чей отпрыск известно не было и только со временем, когда ребенок подрастал, определяли условное отцовство по схожести с кем-либо из мужчин, при условии, что он еще был жив. Детей похожих на Юрку, пока что не рождалось, хотя недостатка внимания со стороны прекрасной половины человечества он не ощущал. Высокий и широкоплечий брюнет со слегка просматривающимися азиатскими чертами на славянском лице, с ясными лучистыми темно-синими глазами, пользовался определенным успехом среди женщин. Он выделялся среди своих одногодок, своим обаятельным взглядом, скромной улыбкой и манерой разговора, выражавшейся в уважительном отношении к собеседнику. Даже невзрачное форменное обмундирование давно уже не существовавшей страны, в котором ходили почти все жители города, смотрелось на нем элегантно и ладно.
