Десять минут спустя он, уже без всякой от того пользы, помогал сыну влезть через окно спальни.

— Знаешь, па, я не смог его увидеть, хотя бы частично. Потому и задержался. Эй, па, да не хмурься ты так. Он там, это определенно. Просто ванна находится как раз под окном, и надо подобраться совсем вплотную, чтобы туда заглянуть.

— Марсианин принимает ванну?

— Ага. Наполнил ее до краев, наружу только кончик хобота торчит. А твой костюм, па, весит на ручке двери.

Единственное слово, произнесенное Супругой Профессора, прозвучало, как погребальный звон:

— Утонул!

— Нет, ма, вряд ли. Его хоботяра то сужается, то расширяется.

— Может, он оборотень, — предположила Игривая Дочь Профессора в приступе безумной фантазии. — Отлежится в воде, отмякнет, похудеет, станет похожим на угря и пойдет гулять по водосточным трубам. Вот будет забавно, если он проскользнет под улицами, вышибает все затычки и заползает в ванну к президенту Рексфорду, или к Госпоже Президентше Рексфорд, или — посреди пенной ванночки самой Джени «О, как — я — сексуальна» Рексфорд?

— Ради бога! — Профессор рукой закрыл глаза и вцепился в ее локоть другой рукой.

— Ну, придумал что-нибудь? — поинтересовалась его Супруга после некоторого молчания. — Что ты собираешься делать?

Профессор отвел руку, заморгал и глубоко вздохнул.

— Телеграфирую Фенчерчу и Эккерли-Рамсботтому, а затем выламываю дверь, — произнес он отрешенным голосом, в котором, однако, теплился след надежды — Но, прежде всего, я собираюсь дождаться утра.

И он уселся на пол в коридоре, неподалеку от двери в ванную, скрестив ноги и сложив руки на груди.

Так началось долгое бодрствование. Семья Профессора тоже не спала, но он не возражал. Другой, более жесткий человек, сказал он себе, наверняка заставил бы своих детей лечь спать, даже если у него в ванной заперся Марсианин, но он хотел, чтобы его близкие восприняли всю серьезность ситуации.

Наконец из окон спален начал просачиваться рассвет. Когда лампа в коридоре совсем потускнела, Профессор развел руками.

И сразу вслед за этим в ванной раздался громкий всплеск. Вся семья уставилась на дверь. Затем плеск стих, но все слышали шаги Марсианина. Вскоре дверь открылась, Марсианин появился на пороге в сером в полоску костюме Профессора. Когда он увидел Профессора, рот его начал резко изгибаться книзу в широкой инопланетной улыбке.

— Доброе утро! — весело воскликнул Марсианин. — Никогда в жизни я не спал так хорошо, даже в своей собственной маленькой влажной кроватке на Марсе.

Он огляделся вокруг повнимательнее, и его рот напрягся.

— А где же спали вы все? — спросил он. — Не хотите же вы сказать, то оставались сухими всю ночь! Неужели вы у-с-т-у-п-и-л-и мне свою единственную кровать?

Его рот начал страдальчески кривиться вверх.

— Ах, мои дорогие, — произнес он. — Боюсь, я совершил какую-то ошибку. Только не могу понять, какую именно. Перед тем, как начать изучать вас, я не знал, как вы привыкли проводить ночь, но я получил ответ на этот вопрос — и действительно, это выглядело так уютно, по-домашнему, — когда увидел в ваших телепередачах так часто повторяющиеся сцены, где ваши женщины готовятся ко сну в своих маленьких ваннах. На Марсе, конечно, только счастливчики могут всегда быть уверены, что проведут ночь во влажной постели, но здесь, при вашем водном изобилии, я подумал, что влажных кроватей хватит на всех.

Он сделал паузу.

— Действительно, вчера ночью у меня были сомнения, правильно ли я использую слова и так далее, но вы простучали мне в дверь «Спокойной ночи», я ответил дружеским всплеском и погрузился в сон. Но, боюсь, все-таки я что-то напутал и…

— Нет, нет, дорогой друг, — с трудом вставил Профессор. — Он давно уже округло взмахивал рукой в знак того, что хочет прервать гостя. — Все в полном порядке. Это верно, то мы не ложились всю ночь, но, пожалуйста, сочтите это дежурством — почетным караулом, если хотите — который мы несли, чтобы выразить вам свою признательность.