Я уставилась на забрызганные кровью ноги Кришны.

— Это не моя, — сказал он, увидев мое выражение лица. — Я не ранен.

Но я увидела, что с его указательного пальца на правой руке капала кровь. (Мог ли бог пораниться?) Возможно, Кришна повредил палец, когда метнул диск. Диска уже не было в его руке, и я его не видела еще много лет после этого. Оторвав кусок ткани от своего сари, я перевязала рану.

— Ты испортила свое дорогое сари, — сказал Кришна. — Я куплю тебе новое. Хотя оно не сможет сравниться с прежним. В конце концов, я же не такой богатый правитель.

Я уставилась на него, пораженная, и покраснела. Неужели он знал, что я думаю о Карне?

Цари поднялись со своих мест. Кто-то гневно возмущался. Некоторые даже вытащили оружие. Мне показалось, что я увидела, как Нарада наклонился вперед и наблюдал за происходящим хаосом со смешанными чувствами восторга и ужаса. Печальный Юдхиштхира пытался призвать всех к порядку. Другие мои мужья вышли к народу, чтобы всех успокоить. К кафедре, где стояла я, поднимался человек с поднятыми руками, который намеревался усмирить разъяренную толпу. Неужели это был Карна? Но в это мгновение меня больше заботил другой человек.

Если я хотела сказать Кришне то, что чувствую, то сейчас был подходящий момент. Почему для меня было так важно рассказать ему о своем страхе? Земля уходила из-под ног, мне стало невыносимо жарко. Я бы никогда не открылась Кришне. Я боялась, что он посмеется надо мной. И все же я сказала:

— Когда я подумала, что ты умрешь, я тоже захотела умереть.

Кришна посмотрел мне прямо в глаза. Увидела ли я любовь в его взгляде? Если это так, то эта любовь отличалась от любой другой, какую я встречала. Или просто я не знала настоящей? Она пронзила мое тело, мысли, мое трепещущее сердце и проникла в самую душу. Мои глаза закрылись сами по себе. Я чувствовала себя бахромой шали, которая распустилась на сотни ниток.

Как долго я так стояла? Миг или целую вечность? Некоторые вещи нельзя понять. Я знала только то, что я не хотела, чтобы это мгновение закончилось.

Затем его голос вернул меня с небес на землю, и я услышала смех.

— Я надеюсь, что ты не скажешь об этом моим дорогим друзьям Пандавам! Иначе у меня будут неприятности!

— Неужели ты не можешь быть серьезным? — сказала я, похолодев от страха.

— Это сложно, — ответил Кришна. — В жизни так мало того, о чем стоит говорить серьезно.

И тут мы почувствовали, как пол заходил ходуном под нашими ногами. Колонны закачались. Хотя Майя заколдовал их, и они не могли упасть, люди в панике кричали от ужаса. Мне показалось, что я слышу карканье ворон. Кто-то взял меня за руку. Я вырвала ее, но потом увидела, что это был Бхима.

— Будь осторожна, — сказал он, печально потирая щеку. — Старший брат попросил меня проводить тебя до дома. Здесь тебе не место.

Я сначала разозлилась, но Кришна легонько подтолкнул меня.

— Иди. Мы бы не хотели, чтобы с тобой что-то случилось.

Бхима уныло покачал головой.

— Как несчастливо закончилась наша яджна! Что же будет теперь? Жрецы считают, что землетрясение — плохой знак. Они говорят, что боги разгневались из-за убийства Шишупалы.

— Жрецы любят такое говорить, — ответил Кришна. Казалось, до гнева богов ему не было дела.

Когда мы с Бхимой бежали домой, я заметила Карну. Он не пускал взволнованную и объятую ужасом толпу к выходу возле кафедры. Когда он увидел, что я с Бхимой и мне ничего не угрожает, он резко кивнул ему и собрался уходить. Я пристально смотрела, как он отдаляется от меня, благодаря его, желая, чтобы он еще раз взглянул на меня. Я уверена, что он чувствовал силу моего желания искупить свою вину. Даже Бхима взглянул на меня в недоумении. Но Карна уходил спокойным шагом, как будто он никогда не знал о моем существовании.

23

Озеро

Дурьодхана вел себя странно. Все цари покинули наш дворец вскоре после смерти Шишупалы — в большинстве своем сердитые, с угрюмыми лицами, не соблюдая даже церемоний прощания, — а Кауравы остались. Нам хотелось, чтобы они тоже уехали, но Юдхиштхира был слишком вежлив, чтобы позволить нам намекнуть на это. К тому же, вероятно, обиженный недоверием других наших гостей и расстроенный неприятным концом яджны, которой он так ждал, Юдхиштхира находил утешение в том, что Дурьодхана рад его обществу и ему так нравится наш дворец. Моему мужу льстило восхищение своего двоюродного брата, и он позволил Дурьодхане разгуливать везде, где пожелает.

В результате я встречалась с принцем Каура в самых неожиданных местах: то на кухне, где он внимательно изучал устройство очагов, то в саду, где он расспрашивал садовников, у кого они приобретают те или иные растения. Вскоре я поняла, чего он хотел: он хотел построить себе такой же дворец. Но когда я выразила мужьям свое негодование, они только засмеялись этому намерению Дурьодханы. Они сказали, что он не сможет выполнить эту задачу, пока не найдет архитектора, столь же искусного в магии, как Майя, а где он возьмет такого?

— Он только опустошит казну Хастинапура, — сказал Арджуна, — и задавит народ грабительскими налогами.

— Может быть, народу это так надоест и он поднимет восстание и свергнет Дурьодхану, — сказал Бхима.

— Может быть, они выберут правителем кого-нибудь из его младших братьев, более разумных, чем он, — сказал Накула.

— Вряд ли! — возразил Сахадева. — Ты же знаешь, как наш уважаемый дядюшка слепо обожает Дурьодхану.

Четверо из них расхохотались и смеялись до тех пор, пока Юдхиштхира не попросил их прекратить.

Я не могла так легко к этому относиться. Мы вложили всю душу в этот дворец. Он был воплощением нашей тайной мечты, всех наших сокровенных желаний. Каждый раз, когда я видела Дурьодхану, измеряющего на глаз высоту ворот или лестниц, пока его дядя Сакуни делал какие-то заметки, я чувствовала себя оскорбленной, тем более что Дурьодхана подмигивал мне, давая понять, что он знает, о чем я думаю.

Присутствие Карны еще сильнее все усугубляло. Обычно он стоял возле Дурьодханы с высокомерно-равнодушным видом. Я уже слышала от слуг, что он все время спрашивает Дурьодхану, когда он собирается возвращаться в Ангу. Но Дурьодхана каждый раз умолял позволить ему остаться еще, якобы потому, что ему нужно побыть со своим лучшим другом.

Я знала, что не следует из-за этого переживать. И все-таки мне было обидно, что Карна так хотел уехать из моего дворца, и ничто не могло очаровать его. Это впервые заставило меня посмотреть на дворец с сомнением и подумать — действительно ли он так прекрасен, как нам кажется? Или Майя наложил свои чары не на дворец, а на нас, и вся красота, которой мы так восхищаемся, существует только в нашем воображении?

Но в этом я ошибалась. Дворец действительно был волшебным, как и говорил Майя, и, как все волшебные жилища, он знал мысли своих обитателей. В последующие дни я почувствовала от него какую-то холодность и отчуждение. Позже я размышляла, не был ли он недоволен мною по причине произошедшего случая, который имел столь далеко идущие последствия?

Днем Дурьодхана был занят разведкой, а ночи проводил в изысканных пирах, которые сам устраивал. Это вызывало во мне горькое возмущение, потому что эти пиры напоминали мне о том, что, как бы высоко меня ни ставили мои мужья, всегда будут такие места, где я не могу сопровождать их или давать им советы. Но мне было неприятно не только из-за уязвленного эго. Я слышала о вещах, которые беспокоили меня — о полураздетых танцовщицах, о дорогой суре, которую Дурьодхана заказывал целыми возами и дарил моим мужьям, о запахе опиума в сабхе в конце вечера. И еще об игре. Каждую ночь на игральные доски бросали кости, и Дурьодхана вместе с Сакуни играли против Юдхиштхиры.

Удивительно, но обладая такой страстью к азартным играм, принц Каурава не был ни особенно искусным, ни разумным игроком. Он делал рискованные ставки и чаще проигрывал, чем выигрывал. Иногда вместо него играл Сакуни, но и ему везло не больше. Другие мои мужья смеялись, что если Дурьодхана будет продолжать в таком духе, то ко времени его возвращения в Хастинапур у него не хватит денег даже на постройку коровника. Но Юдхиштхира любил играть. Он отдавался игре с детским восторгом и не скрывал своей радости, если выигрывал. Однако Юдхиштхира не привык к такому беспорядочному образу жизни. Он вваливался в спальню поздно ночью, пахнущий вином и слишком возбужденный, чтобы заснуть, а когда он все же засыпал, то беспрестанно ворочался, метался и вскрикивал от кошмаров. Утром он просыпался с тяжелой головой, в дурном настроении и плелся в тронный зал, чтобы управлять делами государства. Дхаи-ма, у которой были свои источники, рассказывала мне, что он стал очень усталым и не мог заниматься делами со своей обычной тщательностью и вниманием. Когда я предлагала ему прекратить все эти кутежи, он отказывался. Я отправила послание в Дварку, надеясь, что Кришна сможет его вразумить, но он отсутствовал, так как был занят какой-то очередной авантюрой, связанной с каким-то алмазом, и был вне досягаемости.