— Я не мог сложа руки смотреть, как будут погибать ни за что ни про что бедняки крестьяне!..
Карим не успел ответить младшему командиру — дверь в комнату отворилась, и вошел русский боец, отдал честь, вынул спрятанный за пазухой пакет и протянул его Кариму, отчеканив:
— Срочный.
Пакет был из Бухары, из Военного назирата. В письме сообщалось, что Энвер-паша, находясь в Душанбе, привлек в свой стан многих курбаши и собирается выступить в сторону Байсуна. А посему Кариму надлежит как можно скорее покончить с Асадом Махсумом и воспрепятствовать его присоединению к отрядам Энвера. Карим отпустил нарочного и продолжил разговор с младшим командиром:
— Вот центр попрекает нас за то, что мы еще не разоружили шайку Махсума…
Что же я им скажу? Стыдно даже сообщить, что все было подготовлено, тщательно разработано, да испортил все дело один мягкосердечный… Впрочем, сейчас говорить об этом ни к чему! Вот вернемся в Бухару, там и подумаем, что с тобой делать. А сейчас отправляйся к командиру, туркмену, и скажи, что я арестовал тебя на трое суток!
— Есть! — ответил арестованный и вышел из комнаты.
Карим вызвал своих помощников. Двое из них были русскими, двое — из местных.
— Товарищи, я получил из центра малоприятные известия, — сказал Карим и прочел им письмо. — Что будем делать?
После короткой паузы заговорил один из помощников Карима, Владимиров:
— Я допросил попавших к нам в плен воинов Асада… Они говорят, что в лагере положение очень тяжелое, они голодают, болеют… Боеприпасы у них на исходе…
— Это значит, что если мы будем держать их в осаде, то в один прекрасный день они вынуждены будут сдаться?
— Да, получается так… Волей-неволей…
— Было бы у нас время, хорошо бы продлить осаду, — сказал второй помощник, — но сейчас из Душанбе наступает Энвер… Да и Махсум, хорошо знающий эти места, может что-то сообразить… Найти никому не известную тропинку и обойти нас. Грозящая ему опасность заставит пошевелить мозгами. И по этой тропинке он спустит все свое войско!
— Но как? Где?
— А как он получает продовольствие и оружие? По этой, неведомой нам пока тропинке…
— Вы правы! — сказал Карим. — Медлить больше нельзя! Я думаю пойти посоветоваться к местному имаму… Говорят, что он хороший, порядочный человек и нам сочувствует. А утром я сам, взяв с собой караульного, поднимусь на гору, спокойно поговорю с Махсумом и предложу ему мир.
— А согласится ли Махсум заключить с нами мир?
— У него безвыходное положение, его собственные воины заставят мириться, — ответил Карим.
— Может быть, лучше мне пойти наверх, а не вам?..
— Вы не знаете характера Махсума! Это хитрый и коварный враг! Он может все так запутать, что вы и не заметите, как попадете в его лапы… К тому же мое появление там окажет благотворное воздействие на его людей. А для того чтобы постовые нас пропустили, нужна помощь имама, он поговорит с ними, объяснит, как обстоит дело, и мы пройдем…
— Хорошо, слушаюсь!
— Итак, товарищи, еще раз ознакомьтесь с нашими планами, разделите между собой обязанности, а я иду к имаму.
— Товарищ командир, — остановил Карима его помощник Берди, — кишлачный имам действительно хороший человек, но не лучше ли сначала поговорить с кузнецом Али? Он тоже высказывал пожелание побеседовать с вами об этом.
— Прекрасно! — воскликнул Карим. — Вот вместе и пойдем!
Вы знаете его дом?
— Конечно, знаю.
Кузница находилась во дворе дома Али. В этот день ему пришлось закрыть ее раньше обычного, еще до вечерней молитвы: в кишлаке ожидали нападения отряда Махсума. Нападение, как мы знаем, было отбито, воины Асада бежали, красноармейцы разошлись по своим местам, и Али разрешили снова открыть свою кузницу.
Вот он и сидел у пылающего горна, работал при свете висячей лампы, которую сам смастерил. По заказу Карима он должен был вместе с подручным к завтрашнему дню сделать сто пар лошадиных подков.
С треском выскакивали и рассыпались огненные искры из пылающего кузнечного горна.
Дважды за вечер Али протирал закоптившееся стекло от висячей лампы, и она ярко освещала не только кузницу, но и площадку перед ней.
Ловко работая длинными кузнечными щипцами, Али вытащил из горна кусок раскаленного железа, положил на наковальню и стал бить молотом. Искры так и сыпались. От жара у Али раскраснелось лицо. Несмотря на седину, посеребрившую всю голову, руки его работали с прежней мощью, удары по наковальне говорили о не покинувшей его энергии, о большом опыте и умении. Хотя капли пота становились все гуще на его изрытом морщинами лбу, он работал не покладая рук.
Подле кузницы, на небольшой суфе, вечером обычно собирались односельчане, и пожилые и молодежь, беседовали о событиях дня, просто болтали, шутили, смеялись… Но в этот вечер суфа пустовала. Всех напугала стрельба, разогнала по домам… Да и сам Али сегодня не хотел отвлекаться, у него была срочная работа.
Али был поглощен работой, когда в кузницу вошли Карим и Берди. Али отложил молот в сторону.
— Здравствуйте, здравствуйте, — ответил он на их приветствие. — Добро пожаловать! Извините только, у меня беспорядок… Усадить вас даже некуда.
— Ничего, — сказал Карим.
— Мы, дядюшка, пришли к вам за советом, — сказал Берди. — Паренек пусть закроет двери и идет домой.
Если что понадобится, я сам сделаю.
— Спасибо, спасибо, — пробормотал Али, крайне удивленный тем, что нужно закрыть кузницу. — Значит, прервать работу?
— Да, — сказал Карим, — вы ведь устали, наверное…
Тем временем подручный кузнеца закрыл по его указанию дверь. Карим, примостившись на каком-то ящике, сказал:
— Нужно кончать войну, дядюшка, не правда ли? Пора народу обрести покой. И вот мы пришли к вам за советом.
— Что я могу посоветовать вам? Вся военная наука в ваших руках…
— Мы хотим прекратить войну мирным путем, — сказал, присоединившись к разговору, Берди. — Вы однажды сами что-то такое говорили…
— Да, да, да, припоминаю… Ведь и те, что в том лагере, наверно, наши же люди! Они взяли оружие в руки, чтобы поддержать революционную власть. Они только не знают, кто из вождей прав… Вот их и ввели в заблуждение… К чему же это братоубийство? А если они спустятся вниз, сдадутся добровольно, их простят?
— В этом можно не сомневаться, — заверил Карим, — непременно простят! Но нужно, чтобы они это поняли, чтобы увидели ясно, кто друг, а кто враг!.. Вот мы и решили послать наверх делегацию из трех человек, чтобы они объяснили Асаду Махсуму бессмысленность дальнейшего кровопролития и предложили ему сдаться, заверив, что революционное правительство простит их заблуждения.
— Ну и хорошо! — воскликнул кузнец.
— Что ж, — продолжал Карим, — раз вы согласны с таким решением, то пойдете с нами в составе делегации.
— Я?
— Да, именно вы — трудящийся человек, сторонник мира, настоящий представитель народа.
Опешивший кузнец не знал, что и думать. Как он, простой кузнец, может от имени Красной Армии идти с предложением заключить мир к этому кровопийце Махсуму! Да станет ли Махсум слушать его, кишлачного кузнеца? От него может быть лишь один ответ — пуля! Али не боится смерти, но он не хочет бессмысленно погибнуть! Вот если б смертью своей он мог принести мир, счастье для народа.
Али молчал, думал.
— Так если вы согласны, — снова заговорил Карим, — то мы сейчас пойдем вместе к имаму, поговорим с ним спокойно, постараемся его убедить, что необходимо его участие в мирной делегации, и если он согласится, то мы втроем завтра же утром с белым флагом в руках поднимемся наверх.
— Я, имам и вы? — спросил кузнец.
— Да, мы втроем. Считаю, что достаточно Кузнец умолк. Он понял, чего хочет Карим.
— Втроем? — Али вдруг порывисто вскочил с места. — Хорошо, согласен, идемте к имаму, послушаем, что он скажет… Наш имам — образованный и справедливый человек. Он может дать дельный совет; что он посоветует, то я и сделаю!
— Хорошо, — сказал Берди, — только мы все просим вас первым начать разговор.
