— Комиссар Орипов? — изумился Карим.
— Да, да! Самое плохое то, что он знал наши военные тайны, осведомлен, сколько у нас продовольственных запасов, оружия… Такой человек, ставший во главе басмачей, находясь совсем близко от столицы, крайне опасен. На данном этапе даже опаснее Байсуна. Чувствуешь — опаснее Байсуна!
— Чувствую… — приглушенно сказал Карим и, помолчав, продолжал: — Но ведь мы готовили ребят к походу на Байсун, изучили местность по картам, планировали. Как же теперь?
— Вот потому-то я и вызвал тебя. Нужно заранее подготовить отряд, объяснить причину изменения планов… Из Центрального Комитета партии мы выделили тебе в помощь двух человек.
— Спасибо. Буду стараться как можно лучше выполнить ваше задание.
— А сейчас прямиком иди в Совет назиров, к Файзулле Ходжаеву. Услышав, куда его посылают, Карим пришел в недоумение. Кто-то на днях при нем говорил, что Файзулла Ходжаев — сын миллионера из Бухары. Карим никак не мог себе представить, чтобы сын миллионера оказался во главе правительства. Узнав о предательстве Абдулхамида Орипова и о полуголодном существовании военного отряда в Байсуне, о том, что Военный назират не торопится ему помочь, он решил, что все это происходит из-за халатного отношения к делу со стороны Файзуллы Ходжаева. Еле сдерживая свои чувства, Карим спросил:
— Товарищ Турсун Ходжаев, что, я должен непременно явиться к Файзулле Ходжаеву?
— Непременно! — твердо сказал Турсун Ходжаев, не подозревая даже, какие бури бушуют в сердце Карима. — Он военный назир, он может быстро снестись с нужными для дела людьми… Ему подчинен и твой отряд!
Карим помолчал, задумавшись, что-то взвешивая в уме, потом сказал:
— Я пойду к нему, конечно. Но вот какое дело: сегодня я получил письмо от командующего байсунскими войсками Фатхуллина. Он жалуется на плохое снабжение, наши люди ходят полуголодные, болеют, а лекарств нет, голод и малярия очень изнуряют их.
— Это ужасно! Странно, что Фатхуллин не сообщает об этом мне.
— Он говорит, что писал — и не раз — в военный комиссариат, но ответа не получил.
— Это, значит, произошло из-за предательства Орипова.
— На, а что думал Файзулла Ходжаев?
— Его не было здесь, он находился в Москве, собираясь поехать в Европу. Правда, мы отозвали его, вернулся только два дня назад и сразу погрузился в работу. Если бы не измена Абдулхамида Орипова, он бы сам поехал в Байсун.
Карим молчал, думая о чем-то, видимо, очень важном для него.
— Я давно хотел спросить у вас…
— Пожалуйста, спрашивай!
— Очень трудно мне понять… Все мы знаем, что революцию совершил трудовой народ, что он проливал кровь в борьбе с баями, духовенством, эмирскими чиновниками…
Не баи строили Советскую Республику. Как же так получилось, что сын миллионера эмирской Бухары занимает ответственные советские посты?
Легкая улыбка сверкнула на губах Турсуна Ходжаева. Он встал и молча прошелся по комнате, потом, подойдя к Кариму, сказал:
— Твой вопрос вполне понятен, ты правильно сделал, что спросил меня. Но ты должен знать и о положении в Бухаре и причинах, заставляющих идти на некоторые уступки. Дело в том, что в Бухаре наряду с трудящимися революцию делали представители других классов. Кто был недоволен и обижен эмиром, кто, как джадиды, например, хотели добиться более широкого культурного и торгового общения с другими государствами и народами. К тому же трудящиеся — рабочие, крестьяне, ремесленники — в подавляющем большинстве неграмотны, а для нашего дела необходимы грамотные люди. Таковы, в основном, джадиды. Но их работа должна происходить под неусыпным вниманием коммунистов… Если в процессе строительства нового общества они оправдают доверие, то пойдут с нами рука об руку; те, кто окажутся нестойкими, неверными, отпадут, их отвергнет жизнь. Надо в это глубоко вдуматься! К Файзулле Ходжаеву это не относится. Вся его деятельность доказывает преданность Советской власти.
— Знаю только, что он возглавлял партию джадидов и младобухар-цев…
— Да, так было, но сейчас он член Коммунистической партии. Много думает и понимает, в чем состояли ошибки прошлого и заблуждения. Пока мы ему верим.
— Хорошо, в таком случае, я пойду к нему, — сказал Карим.
Он намеревался пойти прямо в Совет назиров, но, почему-то передумав, повернул в сторону ЧК.
— У меня есть дело к председателю, — сказал он коменданту ЧК.
— Пожалуйста! — сказал комендант, знавший Карима в лицо. — Проходите, кажется, он в своем кабинете.
Да, председатель ЧК республики Бухары Алим-джан Аминов был у себя и сразу принял Карима.
— Ну, как здоровье? — приветливо спросил председатель — Как дела? Подготовлен ли твой отряд для похода на Асада Махсума.
— Готов! — сказал Карим и замялся, как бы собираясь с мыслями. После короткой паузы добавил: — Но у нас теперь другая забота…
— Знаю, Абдулхамид Орипов.
— Кто тебе сказал?
— Я был на приеме у Турсуна Ходжаева, получил приказ.
— И от Военного назирата тоже?
— Еще нет. А пришел я к вам вот почему: меня все время мучают сомнения — друг ли нам Файзулла. Говорят, что он сын крупного бухарского богача… Трудно поверить, что выходец из такой семьи может стать моим другом… Но товарищ Турсун Ходжаев разъяснил мне…
— Ну, теперь твои сомнения исчезли?
— Исчезли, но…
— Что «но»?
— Но я считаю, что все же нужно быть бдительным!
— Вижу, что твои сомнения еще не улеглись… Говорят, что сомнение — отец правды, но тут особый случай, хотя Файзулла Ходжаев и сын миллионера, он участвовал в бухарской революции… Конечно, есть у него и недостатки, но партия старается их выправить, указывает ему верный путь. И еще запомни, что не все выходцы из богатого сословия подлецы и предатели. Многие из них — порядочные, справедливые люди. Бывает и это.
— Видимо, так, — сказал, соглашаясь, Карим.
Аминов раскрыл объемистую папку, лежавшую перед ним на столе.
— Вот, например, — сказал он, — эта папка стала такой толстой из-за жалоб и клеветнических писем одного джадида. Обследовав подробно и тщательно это дело, мы выяснили, что сам жалобщик — сын крупного богача, подлый и низкий человек. Сейчас он маскируется под благородного и честного человека и под этой маской порочит порядочных людей. Торгует на барахолке, клевещет же на своего родного племянника Халим-джана, очень порядочного человека, члена нашей партии, возглавляющего крупное учреждение. В результате следствия выяснилось, что все нападки на Халим-джана — клевета. Интригана сняли с работы, а Халим-джан остается на своем посту. Если хочешь глубже ознакомиться с образом жизни и прихотями эксплуататоров и их прихвостней, прочти это дело.
— С большим удовольствием! — живо откликнулся Карим. — У меня как раз есть время.
— Я ухожу по делам и предупрежу секретаря, чтобы он тебе нашел место и принес чаю.
Аминов ушел. Карим стал читать дело, история которого начиналась в 1911 году.
В 1911 году в квартале Гозиен в тот день в большом байском доме Ахмадходжи шумно справляли свадьбу. В квартале — да и не только в этом — не было дома великолепнее, пышнее. Сам хозяин сделал чертеж для строителей, сам все распланировал и следил за ходом работ. Высокая стена, огораживавшая его владения, была покрыта нарядной штукатуркой.
На суфе, на скамейках и стульях расселось много людей; тут были и местные аксакалы, и родственники жениха и невесты, и слуги. Встречая гостей, они здоровались, почтительно скрещивая руки на груди.
Среди гостей был Самадходжа, младший брат Ахмадходжи. Бледный, он выглядел очень плохо. Как раз накануне его осадили кредиторы, говорили с ним оскорбительно, всячески поносили. Собирались передать дело в суд.
Угроза заставила его действовать. Он пошел на женскую половину, сорвал с жены и дочери надетые на них кольца, брошки, серьги, ожерелья и отдал все это кредиторам. Они несколько угомонились и продлили срок уплаты еще на месяц.
Кредиторы ушли, но чувство страха не покидало Самадходжу, ведь угроза позора продолжала висеть над ним. Ему стоило больших усилий выдавить улыбку на своем лице. Все мысли его были поглощены одним: как избежать позора?
