Литмир - Электронная Библиотека

— А еще что он сказал?

— Сказал: берегите себя. Если вдруг узнает Махсум, то и вам будет плохо, и нашему делу.

Так он сказал. Теперь, дорогая сестренка, старайтесь поддерживать с Асадом хорошие отношения, не злите его. Мы должны быть живы до прихода Карима.

— А как ваш дядя? — спросила Ойша.

— Мой дядя Яхья-палван — молодец, — отвечал Гаюрбек. — Он склоняет на свою сторону недовольных воинов… Нас уже десять человек. Но мы осторожны.

— Да, да, будьте осторожны, без вас я как птица без крыльев.

— Не беспокойтесь, все будет хорошо. Ну, я ухожу. Встретимся снова здесь же в это же время через три дня. Я принесу вам новости.

— Если я не смогу прийти, значит, приходите на следующий день.

— Конечно, — ответил Гаюрбек и мгновенно исчез в темноте.

Этот Гаюрбек был одним из тех, кто недавно присоединился к отряду Махсума и, прибыв сюда, скоро понял истинное положение дел. Некоторое время он был сторожем при доме и в отсутствие Махсума познакомился с Ойшой и ее матерью, сговорился с ними. Дядя Гаюрбека Яхья-палван был поваром в лагере Махсума. Они собрали вокруг себя несколько человек таких же недовольных, как они сами, искали удобного момента уйти и сдаться в плен красным или, если наберется побольше сторонников, поднять бунт против Махсума. Однажды Гаюрбек, спустившись вниз, ушел в лагерь красных и сдался в плен. Но командир Фатхуллин, познакомившись с ним и узнав его хорошенько, посоветовал ему вернуться в отряд и организовать связь с красными.

Так и получилось.

Ойша удивляла Гаюрбека бесстрашием. Она узнавала все что могла о планах и замыслах Махсума, передавала Гаюрбеку, а он сообщал Фатхуллину. Ойша радовалась, что помогает красным и тем как бы искупает свою вину перед Каримом. Она делала это без сомнений и страха, мечтая о счастливом дне, когда избавится от тирана…

Прошел уже час, как Махсум ушел на край горы. В лагере было тихо, ждали его возвращения.

В небольшом домике, выложенном из неотесанных горных камней, очень старом (кто знает, может, выстроил его какой-то беглый военачальник или разведчик эмира), сидели при свете свечи Ойша и ее мать, пили чай и тихо разговаривали. В доме была только одна дверь, старая, из толстого ствола чинары, и два отверстия вместо окон. Стены почернели от дыма и копоти, потолок — без поперечных балок и перекрытий, как купол в медресе или в бане, — был крепок. В доме пахло сыростью.

— Сейчас в Бухаре, наверное, тепло, проговорила Ойша.

— Да, сейчас там лето, — сказала Раджаб-биби, — в Бухаре жара, фрукты поспели, собирают урожай…

— Наверное, дыни созрели, урюк, персики…

— Поспел и виноград.

— Как хорошо! Была бы спокойная ночь, лежала бы на дворе, глядела на небо, усыпанное звездами… А потом вы бы принесли дыню «ходжамуроди», захотели ее разрезать, но едва поднесли нож, как дыня с треском разломилась бы на части от одного прикосновения… Мы бы смеялись, шутили и при свете звезд ели бы ту сладкую, как мед, дыню… А потом… потом вы бы мне рассказали старую сказку… А потом…

Раджаб-биби только приговаривала «да, да», стараясь не спугнуть настроение дочери. Хорошо, что было темно и Ойша не видела материнских слез.

— А потом… — сказала задумчиво Ойша, — я бы заснула, и никто мне не мешал бы… и во сне я увидела бы Карим-джана…

— Почему только во сне? — возразила мать. — Карим-джан жив и здоров, готовится к бою и надеется увидеться с тобой.

Ведь не обманывает же Гаюрбек.

— Нет, Гаюрбек не обманывает…

— Не печалься, доченька, Карим жив. Жив и твой герой дядя!

В это время дверь отворилась и в комнату вошел Асад Махсум. Видно было при свете свечи, что на устах его змеится торжествующая улыбка.

— Герой дядя? — повторил с издевкой Махсум, поглаживая заросший подбородок. — Это тот самый повар Хайдаркул, что ли? Благодарение богу, еще один грязный большевик покинул наш мир!

— Да отсохнет ваш лживый язык! — крикнула Ойша.

— Разве я лгу ради того, чтобы приобрести себе штаны? — насмешливо сказал Махсум, не повышая голоса. — Четыре дня назад пришло это приятное известие, не говорил до сих пор, чтобы не огорчать тебя… Ведь этот твой дядя стоил, говорят, двух отцов.

— Мало вам мучений, какие небо послало на наши головы, так вы, Махсум, еще терзаете нас, говоря такое о моем брате, — вступилась Раджаб-биби.

— Не верите — дело ваше, живите вашей надеждой! — спокойно возразил Махсум. — Вот войдем в Бухару, сами узнаете, когда Хайдаркул умер, в какой больнице и пуля какого смельчака его прикончила!

— Не довольно ли обманов, Махсум? — сказала Ойша. — Ты знаешь, что я сама хочу умереть, потому и не боюсь ни твоего гнева, ни твоих угроз и брани. Поступай как хочешь, но не играй так зло с нами!

Махсум слегка покраснел и, поглаживая бороду, нагло посмотрел на Ойшу, потом достал из внутреннего кармана френча сложенный лист бумаги.

— Я не собираюсь заискивать перед вами, собаки, — сказал он грубо. — И врать не хочу, чтобы казаться хорошим. Ты мне больше не нужна, Ойша. Я давно мог бы сбросить тебя с горы, но мужское достоинство мне этого не позволяет, мне неудобно перед моими людьми. Поэтому мне не имеет никакого смысла лгать. Это письмо я получил четыре дня назад. Оно секретное, я никому не должен его показывать. Но за вас я спокоен, кроме меня, вы можете увидеть в лицо только старушку смерть, поэтому я вам прочту, что тут написано. Слушайте и знайте, какие дела творятся на свете!

Он сел поближе к свече и стал читать:

— «Брат по борьбе, наш герой, борец за веру, господин Асад Махсум! Доводим до вашего сведения, что мы живы и здоровы, желаем и просим у бога и для вас здоровья и многих лет жизни, дорогой и уважаемый друг! По милости божьей и его благоволению, наши дела хороши, с каждым днем, с каждым часом приближается наша победа.

В Бухаре все больше разгорается движение против большевиков. Недавно наши люди стреляли в секретаря партии Турсуна Ходжаева, ноу Хайдаркул, бывший рядом с ним, прикрыл его, как щитом, своим телом и спас от неминуемой смерти. Хотя на этот раз секретарю удалось спастись, но скоро его душа отправится в преисподнюю, как и душа проклятого Хайдаркула, которая сейчас отдает отчет в своих делах ангелам смерти… Мы решили послать к вам Низамиддина-эфенди, завтра вечером он выедет в Карши. Вам нужно будет встретить его и доставить к себе известным вам путем…» Ну, и так далее… Это письмо пришло четыре дня назад, — сказал Махсум. — А сейчас Низамиддин подымается в Санг Калу. Мои люди его встречают. Подробности узнаем у Низамиддина… Теперь вы верите?

Ойша и Раджаб-биби ничего не ответили, будто онемели. Хайдаркул, любимый их человек, опора, единственный их защитник, погиб. Кто теперь побеспокоится о них, кому они нужны? Никому! Никому! Земля тверда, а небо высоко — хоть плачь, хоть кричи! Неужели это правда? Неужели?

— Ну, что ж вы молчите? Говорите, кричите, зовите: «О мой дядюшка, о мой братец!» Причитайте!

— Нет, — неожиданно решительно и смело сказала Ойша. — Не будем кричать, не будем плакать! Дядя Хайдаркул жив и никогда не умрет!

— Верно говоришь, доченька, — сказала и Раджаб-биби, — твой дядя не умрет!

— Да, да, он стал Хизром, напился живой воды! Ну ладно, оставим эти разговоры. Вставайте-ка да принимайтесь готовить что-нибудь горячее из наших запасов! Сегодня Низамиддин-эфенди будет нашим гостем.

Женщины ничего не ответили. Махсум снял с гвоздя халат из алачи, набросил его на плечи, надел каракулевую шапку, сказал:

— Сегодня ночью я хочу повеселиться, выпить вина с гостем. Каждому, кто захочет мне помешать, голову отрублю!

В это время кто-то снаружи позвал Махсума. Он поспешно вышел, чтобы встретить гостя. За дверью стоял слуга Махсума, в темноте не видно было выражения его лица.

— Прибыл Мухаммед Ер, — сказал слуга.

— А Низамиддин-эфенди?

— Низамиддин-эфенди… — Слуга замялся и замолк, потом опустил голову и сказал — Он там…

У Махсума, который немного ожил в ожидании Низамиддина, вдруг сжалось сердце, во рту пересохло, он молча пошел вслед за слугой. Первое, что пришло на ум: Низамиддин убит красными. Но где?

28
{"b":"578663","o":1}