- Деньги берут, а как же! Только Тенька, - она кивнула на девочку, знает тропку тайную, и ежели хотите, вам покажет.

- Тенька! Проведешь? – поинтересовалась я.

Та кивнула головой и поджала нижнюю губу, проникнувшись важностью поручения.

Через полчаса, когда солнце жарило в зените, и по идее, все стражники должны были попрятаться от его палящих лучей, мы с Седриком и Тенькой ныряли в пахнущий сыростью лаз в кустах под городской стеной. Метров восемь ползком узкой крысиной норой, и мы, соберя по дороге всю паутину, пыль и набив на голове шишки (это я), вылезли на другую сторону, чихая и отплевываясь, в густых зарослях высокой травы. Внешне мы походили на каких-нибудь трубочистов: руки, локти и колени грязные, лица пыльные. Тенька поманила нас за собой. Короткими перебежками мы добрались до стены двухэтажного деревянного дома, под водосточной трубой которого стояла и пахла плесенью полупустая бочка. Девчонка, не долго думая, подпрыгнула и повисла животом на ее краю, перегнувшись вовнутрь, а мысками сабо крепко держась за гнилые доски. Послышался плеск, и вот уже умытое личико, улыбаясь, смотрит на нас и показывает на бочку пальцем. Пришлось соответствовать.

Мы с Седриком задумчиво замерли над этим сосудом и одновременно потыкали пальцами в зеленоватую водицу.

- Надеюсь, не заквакаю, - с сомнением произнесла я, слегка плеская себе на руки. Вытерев лицо полой наших верхних рубах, мы потопали по улице.

- Куда мы идем? – шепнул мне Седрик.

- Куда ты нас ведешь? – спросила я Теньку.

- На невольничий рынок. Там все наши мужчины. Вам же нужна работа! – уверенно произнесла маленькая девчонка.

- Вот! – я подняла кверху указательный палец. – Туда-то нам и надо.

Через квартал нам начали попадаться люди. На наши головы в банданах совершенно никто не обращал внимания, ибо головные уборы у этих людей были всякими: и тюбетейками, и длинными платками, и подобиями нашей чалмы, да и банданы попадались тоже. Глаза у людей были преимущественно серыми и голубыми.

- Реснички опускай почаще, и не смотри в упор. – прошептала я Седрику, который зазевался на очередную витрину.

Наконец Тенька довела нас до круглой площади, по периметру которой стояли навесы, а под этими навесами стояли клетки с толстыми прутьями. Торговцы живым товаром стояли и пересмеивались, а если попадался покупатель, то громко расхваливали товар и торговались. Девочка повела нас под самый дальний навес к длинному и унылому продавцу, который одновременно пил чай и ковырялся палочкой в ухе. Я поспешила удивиться чуду такого слаженного движения рук.

- Здрасть, уважаемый Мелиор! – оттарабанила Тенька. - Вот еще вам в помощники хотят наняться. – Она пальцем показала на нас двоих, скромно опустивших веки, и рассматривающих торговца в щелки ресниц. Торговец сплюнул и посмотрел на наши тщедушные фигуры.

- Клетки убирать сможете?

- Да, господин, - ответила я одна.

- Малы совсем, - поморщился Мелиор. – Будете работать плохо, отправлю обратно в деревню. Два сольна за день работы. Согласны?

Я поняла, что со мной торгуются и сказала: - Маловато, господин! В клетках такие страшилы сидят, к ним подойти-то боязно! Вдруг цапнет!

Торговец рассмеялся: - Не бойсь, не цапнет. Вождь народов каждое утро приходит на площадь с манком, и они целый день, как шелковые!

У Седрика от ужаса округлились глаза.

- Дядечка, хоть полсольна прибавьте! За вредность! А мы еще ночевать здесь можем. И не каждый раз в деревню уходить.

- Ну, если ночевать, - Мелиор опять поковырял в ухе. – Тогда согласен. Вот эти клетки,- он рукой показал себе за спину, - ваши! Накормить, через час почистить. Понятно?

- Да! – ответили мы и, попрощавшись с Тенькой, которая побежала домой, ушли за клетки.

- Нам нельзя слышать манок! – чуть ли не закричал Седрик.

- Сама знаю, - буркнула я. – Поэтому я работаю, а ты идешь по рядам и ищешь свой клан, осматриваешь замки, приходишь и все мне рассказываешь. Понял? Мы ночью должны вывести отсюда всех дарков.

Я схватила кастрюлю, железные миски, и пошла по клеткам, раздавая еду. В клетках безвольно сидели волки, пумы, здоровенные псы с черным загривком и равнодушные ко всему люди. Я ставила миски им под нос, заглядывая пленникам в глаза. Глаза были пустыми и безучастными ко всему. Оставалась последняя клетка. Там сидел большой и одинокий волк. Странно, что в клетке он один, подумала я, и толкнула дверь. Волк не шевелился. Я налила в миску остатки еды и поставила перед ним. Машинально, ни на что уже не надеясь, я посмотрела ему в зрачки. Они сокращались и расширялись. Я медленно поднялась и попятилась к открытой двери.

“Сядь”- услышала я в своей голове.

“Ты все осознаешь?”- глупо удивилась я.

“Да”- ответил волк. – “Чувствую, что ты – дарк”.

“Да, я - дарк, я – пума, и пришла спасать свой клан ”.

“Уходи, погибнешь”- равнодушно сказал волк.

“Нет, и не тебе меня учить, справлюсь сама. Можешь помочь, помоги. Нет – не мешай.” – я дошла до двери его клетки и захлопнула ее. Дрожащими руками вытерла пот со лба. Волк насмешливо блеснул глазами.

Через какое-то время я собрала пустые миски, взяла щетку, ведро и совок. И пошла собирать отходы. Начало вечереть, когда пришел Седрик. Он поманил меня вглубь помещения и зашептал: - Я всех нашел. Но они совсем не узнали меня. Даже не двигались. Как мы их заставим бежать?

- Есть одна мысль, но что из этого выйдет… - я взяла Седрика под локоть, подвела к ведру и скребку: - Бери и иди за мной!

И мы пошли в клетку волка.

- Вот, - я толкнула мальчишку вперед, - это сын вождя. Там, - махнула рукой на площадь,- его мать и отец. Как их оживить? Как их заставить бежать?

Волк сидел изваянием, даже глаза стали какими-то стеклянными.

- Ну ты и гад! – в сердцах выдала я. – К тебе со всем сердцем, а ты статую изображаешь! Пойдем, малыш, будем справляться сами.

Мы закрыли клетку и пошли к хозяину.

- Ну как, справились?

- Да, хозяин. – мы поклонились.

- В деревню пойдете?

- Нет, хозяин, здесь переночуем, если дозволишь!

- Да ночуйте, мне-то что, - зевнул Мелиор. – Я иду домой. Пора семью кормить.

Он важно вышел из-под навеса, поправил пояс на замызганном кафтане и, перекинувшись несколькими словами с какими-то людьми, спокойно пошел с площади. Скоро спустилась теплая фиолетовая ночь. Где-то за недалекой городской стеной трещали птицы, да на соседней улице разгорался обычный человеческий скандал. Мы затаились за клетками. Взошли на небо Соли и Рэй, заливая площадь оранжево-золотистыми лучами. Тени стали глубоко-черными, а под навесами царила просто чернильная тьма.

- Пора! – прошептала я, дергая прикорнувшего ко мне Седрика за рукав. Он вскочил, и мы пошли к клеткам.  Запоров, как таковых, на них не было, были только обычные щеколды. Да и чего бояться одурманенных зверей? Сама территория рынка запиралась на ночь воротами, но под каждым навесом был собственный лаз для прислуги, которой не хотелось лишний раз показывать себя входящей-выходящей. Ведь этак хозяин и за бездельника посчитает!

Мы откинули щеколды со всех клеток и открыли двери. Звери остались недвижимы. Мы их уговаривали, царапали, даже кусали, но они ничего не ощущали. Седрик расплакался: - Мамочка! – он обнял за шею молодую грациозную пуму шоколадного окраса. – Ну, вставай, пожалуйста! Нам домой пора! Я не могу без тебя! – по его детскому личику текли потоком слезы. Этого я выдержать уже не смогла, и, обернувшись пумой, бросилась к клетке с волком. Он стоял на лапах, шевеля ушами и всматриваясь в ночную темь.

- Ты, гадина разумная! – вежливо обратилась я к нему. – Там рыдает рядом с недвижимой мамой маленький котенок. У него больше никогда не будет семьи и своих котят, потому что он – последний из клана пум.

Волк повернул голову и посмотрел на меня.

- Ты ведь знаешь, как помочь, но не хочешь! Ты равнодушен к слезам детей и горю матерей!

- Они сами виноваты. – спокойно сказал волк.