Дудли попытался выхватить пергамент, но дядя Вернон вздернул письмо повыше. Тетя Петуния с любопытством взяла его у мужа из рук, прочла первую строчку и едва не упала в обморок. Она схватилась за горло и задушенно прохрипела:

– Вернон! Боже милосердный… Вернон!

Они смотрели друг на друга, словно позабыв о Гарри и Дудли. Однако последний не привык к невниманию и звонко ударил отца палкой по голове.

– Хочу прочитать письмо! – объявил он громко.

– Это я хочу прочитать письмо, – гневно сказал Гарри, – оно мое!

– Убирайтесь отсюда, оба! – просипел дядя Вернон, засовывая письмо в конверт.

Гарри не пошевелился.

– ОТДАЙТЕ ПИСЬМО! – закричал он.

– Покажите мне! – приказал Дудли.

– ВОН! – проревел дядя Вернон, за шкирку вышвырнул обоих мальчишек в холл и захлопнул кухонную дверь у них перед носом. Гарри и Дудли деловито и безмолвно подрались за место у замочной скважины. Победил Дудли, а Гарри, в очках, болтавшихся на одном ухе, лег на живот и стал подслушивать под дверью.

– Вернон, – говорила тетя Петуния дрожащим голосом, – посмотри на адрес… Откуда они знают, где он спит? Они что, следят за нами?

– Следят… шпионят… а то и подглядывают, – испуганно бормотал дядя Вернон.

– Но что же делать, Вернон? Написать им? Сообщить, что мы не желаем…

Гарри видел, как сияющие черные туфли дяди Вернона шагают взад-вперед по кухне.

– Нет, – решил наконец дядя, – мы их проигнорируем. Если они не получат ответа… Да, так лучше всего… мы ничего не станем делать…

– Но…

– В моем доме такому безобразию не бывать, Петуния! Мы ведь поклялись, когда оставили его у себя, что выбьем из него эту дурь?

В конце дня, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил то, чего никогда раньше не делал, – посетил Гарри в чулане.

– Где мое письмо? – выпалил Гарри, едва дядя Вернон протиснулся в дверцу. – Кто мне пишет?

– Никто. Это письмо попало к тебе по ошибке, – отрывисто сказал дядя Вернон. – Я его сжег.

– Ничего не по ошибке, – сердито ответил Гарри. – Там в адресе мой чулан.

– ЦЫЦ! – рявкнул дядя Вернон, и с потолка свалилось два-три паука. Дядя несколько раз глубоко вдохнул и заставил себя улыбнуться, но улыбка вышла довольно мучительной. – Кстати, Гарри… насчет чулана. Мы с твоей тетей подумали… ты растешь… тебе тут неудобно… мы решили переселить тебя во вторую спальню Дудли.

– Зачем? – спросил Гарри.

– Давай без лишних вопросов! – гаркнул дядя. – Тащи барахло наверх, и пошустрее!

На втором этаже дома было четыре комнаты: спальня дяди Вернона и тети Петунии, гостевая (в ней обычно останавливалась Марджи, сестра дяди Вернона), спальня Дудли и еще одна комната для его вещей и игрушек, которые не помещались в первую. Гарри перенес туда свое имущество за один-единственный раз. Потом сел на кровать и осмотрелся. Почти все вокруг было поломано. Месяц назад купленная видеокамера валялась на игрушечном танке, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку. В углу пылился первый личный телевизор Дудли, разбитый ногой за то, что отменили любимую передачу. Здесь же стояла большая птичья клетка, где раньше жил попугай, которого Дудли сменял в школе на настоящую пневматическую винтовку, лежавшую теперь на верхней полке с погнутым дулом – Дудли на нем неудачно посидел. Остальные полки были забиты книгами – и только книги выглядели нетронутыми.

Снизу доносился рев Дудли – он орал на маму:

– Не хочу, чтобы он там жил… Это моя комната… Выгоните его…

Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Еще вчера он отдал бы что угодно за эту комнату. Сегодня же он предпочел бы чулан – и письмо.

Наутро за завтраком все вели себя непривычно тихо. Дудли был в шоке. Он вопил, колотил отца палкой, пинал мать, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в парнике, но комнаты обратно не получил. Гарри вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал письмо в холле. Дядя Вернон и тетя Петуния мрачно перегляды вались.

Принесли почту. Дядя Вернон, явно старавшийся быть с Гарри полюбезней, послал за письмами Дудли. Тот направился к двери, колотя по чему попало своей палкой. Затем раздался крик:

– Еще одно! Бирючинная улица, дом № 4, Маленькая комнатка, мистеру Г. Поттеру…

Дядя Вернон с задушенным хрипом выпрыгнул из-за стола и понесся по коридору; Гарри – за ним. Дядя Вернон повалил на пол Дудли, чтобы силой вырвать письмо, а Гарри, ухватив дядю за шею, старался оттащить его от Дудли. Через несколько минут беспорядочной потасовки, в которой каждому изрядно досталось палкой, дядя Вернон наконец выпрямился, отдуваясь и победно сжимая письмо в руке.

– Вон к себе в чулан… то есть в комнату, – просипел он, обращаясь к Гарри. – Дудли, уйди… уйди, говорю.

Гарри кругами ходил по новому обиталищу. Кто-то знал не только о том, что он переехал, но и о том, что он не получил первого письма. Наверняка они напишут еще! А уж он постарается, чтобы письмо дошло. У него созрел план.

Утром старый будильник прозвенел в шесть утра. Гарри скорее выключил его и бесшумно оделся. Главное – никого не разбудить. Не зажигая света, Гарри прокрался вниз.

Он решил дождаться почтальона на углу Бирючинной улицы. Он на цыпочках шел по темному коридору, и сердце его колотилось как бешеное…

– А-А-А-А-А-А-А-А-А!

От ужаса Гарри подпрыгнул; он наступил на что-то большое и мягкое на коврике у двери – что-то живое!

Наверху зажегся свет, и Гарри, к своему ужасу, понял, что большим и мягким было дядино лицо! Дядя Вернон ночевал под дверью в спальном мешке, чтобы помешать планам племянника. Целых полчаса дядя орал на Гарри, а затем велел принести ему чашку чая. Гарри безутешно поплелся на кухню. Вернувшись, он обнаружил, что почту уже доставили – прямиком дяде на колени. Гарри разглядел целых три конверта, надписанных изумрудными чернилами.

– Это мне… – начал было он, но дядя Вернон демонстративно изорвал письма в клочья.

В тот день дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и заколотил прорезь для писем.

– Понимаешь, – объяснял он тете Петунии сквозь гвозди во рту, – если они не смогут их доставить, то прекратят и присылать.

– Не уверена, Вернон.

– Мы не знаем, Петуния, как поведут себя эти люди – их мозги работают не как у нас, – сказал дядя Вернон и ударил по гвоздю куском фруктового кекса, который только что принесла ему тетя Петуния.

В пятницу Гарри пришло ни много ни мало двенадцать писем. В прорезь их опустить не смогли и просунули под дверь и в боковые щели, а еще несколько забросили в окошко туалета на нижнем этаже.

Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег письма, а затем вооружился молотком и гвоздями и забил досками все щели входной двери и черного хода, так что никто уже не мог выйти наружу. За работой он напевал «на цыпочках со мной через окно, на цыпочках со мной через тюльпаны» и вздрагивал от малейшего шороха.

В субботу все пошло вразнос. Двадцать четыре письма для Гарри пробрались в дом свернутыми в трубочки внутри двух дюжин яиц, которые тетя Петуния приняла из рук озадаченного молочника через окно гостиной. Пока дядя Вернон, не зная, кому жаловаться, возмущенно звонил на почту и в молочную лавку, тетя Петуния измельчила письма в кухонном комбайне.

– Кому это ты так нужен? – удивлялся Дудли.

С утра в воскресенье дядя Вернон спустился к завтраку усталый и даже больной, но все-таки счастливый.

– По воскресеньям почту не носят, – весело сказал он, намазывая мармелад на газету, – так что никаких идиотских писем…

Тут что-то со свистом вылетело из печной трубы и стукнуло дядю по затылку. Из очага пулями полетели письма – тридцать, а то и сорок. Все пригнулись, один Гарри подскочил, стараясь поймать хотя бы одно…