— Вот проклятье, — говорит после долгой-долгой паузы Дэнни. Вокруг «Мощного трицепса» длинными кляксами по песку пустыни растекаются тени. — Сколько же нам еще ждать?

Бетц и Дэйв обмениваются взглядами. Они согласны друг с другом. Дэйв произносит:

— Да нечего ждать. Пойдем внутрь.

Подростки похожи на сошедших на землю ангелов, в свои пятнадцать они красивы от природы. И вот близнецы вслед за Дэйвом заходят в огромный спортклуб. Странно, но заведение кажется заброшенным: не видно ни тренеров, ни администраторов. Со всех сторон в маленьких загончиках поднимают утяжелители и шагают на ступенчатых тренажерах неопределенного возраста мужчины и женщины, стремясь достичь Послежирия, а заодно и восстановить утраченный с годами мышечный тонус. В дальнем конце зала, будто множество молитвенных мельниц, жужжат десятки велотренажеров. Лихорадочная погоня за безупречностью тела, праведный пыл утомительных тренировок — обо всем этом Бетц никогда не приходилось задумываться, пока не забрали Энни, а теперь она понимает, насколько это серьезно, особенно для людей вроде тех, кого она видит в этом зале.

— Обалдеть, — бормочет она, — они же все старики.

Некоторые посетители выглядят лет на шестьдесят.

Парень Энни молча кивает.

— И зачем они так напрягаются?

Дэйв оборачивается, чтобы попросить ее не шуметь; его лицо порозовело от свежего загара, песочные волосы падают на лоб, а глаза, можно сказать, слишком ясные и живые. В этом месте юный румянец кажется возмутительным, почти неприличным.

— Они вынуждены это делать, — отвечает он.

Бетц опускает глаза и разглядывает себя; все, что так стараются получить эти пожилые люди, у нее есть.

— Ты прав, но это печально.

Издалека кажется, что люди в облегающих спортивных костюмах действительно похожи на персонажей рекламных роликов — они так же сосредоточенны и впечатляюще хорошо выглядят. Беда в том…

Беда в том, что, если посмотреть на них вблизи, не так уж они и прекрасны. Люди на тренажерах слишком поглощены своим делом и не обращают внимания на идущую мимо Бетц, и она понимает, что многое в их внешности создано с помощью имплантатов, липосакции и удачных пластических операций.

— Дэйв, — шепчет она, и он берет ее за руку настолько машинально, что она открывает рот от изумления. — Они же старые.

— Это отделение для пожилых.

Дэйв подталкивает ее локтем, и она оборачивается. На табличке так и сказано. Нет, там написано не «Группа для пожилых», а «Группа V». Она видит, как в стеклянной кабинке мелькнула фигура женщины в белом: кто это, медсестра? Да, медсестра. На всякий случай, предполагает Бетц, потому что выглядеть безупречно обязаны все, но не всегда этого удается добиться, даже в мире, действующем по предписаниям Преподобного Эрла.

— Зачем же та монахиня…

— Дэнни, ш-ш-ш!

— То есть, почему, хм, тот ковбой… Зачем тот ковбой нас сюда отправил?

Бетц пожимает плечами.

— Смотрите, — говорит Дэйв.

Они прошли через весь лабиринт, где люди упражнялись, качали пресс, лежа на скамейке, трудились на гребных тренажерах, и добрались до входа в раздевалки и душевые: мужские слева, женские справа. «Теперь можно, — думает Бетц, — разделиться и все обследовать». Черт возьми, она бы вполне с этим справилась. Она поворачивается к двери с табличкой «Женская». Дэйв хватает ее за локоть и резко дергает.

— Что?

Потом она видит, куда показывает Дэйв. Слева от душевых и от входа в огромный пятидесятиметровый бассейн за стеклянной перегородкой есть еще и другие двери. «БЫСТРЫЙ ПУТЬ К УСПЕХУ» — написано над дверью. Заходить туда рискованно. Ребята задерживаются возле двери, которая вскоре открывается, и оттуда выходит женщина; волосы у нее уложены муссом и окрашены в темно-золотистый цвет, а лицо из-за инъекций «ботокса» лишено всякого выражения. Дэйв придерживает дверь, и они успевают рассмотреть, что находится там, внутри. Процедуры названы иносказательно, но у всех троих уже хватает познаний, чтобы понять смысл красивых слов. На скамейках сидят люди, похожие на пациентов, слишком долго ожидающих своей очереди в клинике, да это и есть клиника. На каждой двери с матовым стеклом висит табличка, украшенная цветочками и многочисленными смайликами:

БЛЕСТЯЩИЙ ГОРОД:)

РАДОСТНЫЕ ВОЛОСЫ:)

ПРИЩИПНУТЬ И ПОДТЯНУТЬ:):)

РАБОТА НАД ТЕЛОМ:):)

КОЕ-ЧТО ПОЛУЧШЕ:):):)

Чуть подальше, слева от стойки, где девушки-Барби в свежей униформе, в париках и с искусственными улыбками, записывают данные о клиентах, написано:

РЕШЕНИЯ:):):):)

Они так и стоят в дверях, глазея на все это, когда вдруг появляется эта сверкающая женщина с блестками на веках и потрясающими волосами. Она бросается к ним, хватает их, гонит прочь от дверей клиники и шипит:

— Идиоты, вам не сюда!

Глава 23

Запись в дневнике. Сильфания

Во мне теперь столько медикаментов, что я совершенно не представляю, какой сейчас день недели. Нам дают столько работы, что мы с Зои падаем в кровать в полном изнеможении. Думать тяжело, следить за ходом времени невозможно.

Вот она, ирония судьбы, правда? Заплати за то, чего тебе хочется, и оно у тебя будет, но когда ты это получаешь, это всегда оказывается не то, что ты думал. Все дело в оговорках, напечатанных мелким шрифтом. В контракте на пребывание в Сильфании есть особый параграф, согласие с которым вы должны заверить своими инициалами, на случай, если у вас будут претензии. Подчиняйся правилам, и получишь то, за что заплатил. Результаты гарантируются. Стоит этим пренебречь, и тебя лишают всех прав. Когда сорвали крышу из сыромятных кож, под которой мы лежали в парилке, и на нас бросились кураторы, я услышал пронзительный крик моей милой Зои. Больше я ничего не слышал. Я почувствовал, как она ухватилась за мое запястье, словно за спасательный круг. Потом мне сделали подкожную инъекцию, от которой я потерял сознание.

Мы очнулись в каморке рядом с кухней клуба, настолько ослабевшие, что не могли сесть. Так мы молча лежали там, пока я не сполз с кровати и не помог подняться Зои. Мы обняли друг друга, вот и все. У нас не было сил даже зарыдать. Потом мы вместе дотащились до двери. В кухне, к которой примыкала каморка, работники в белых комбинезонах и сеточках для волос — кто это? Другие неудачники из Сильфании? Нелегальные иммигранты? Местные жители? — готовили завтрак для клуба. Все еще нетвердо держась на ногах после вколотой нам накануне дозы транквилизаторов, мы проковыляли на кухню, где витали пьянящие запахи изысканных блюд. На столе стояли подносы с едой. Я направился к ним. Начальник кухни, бывший боксер хмурого вида, схватил меня за руку и с силой развернул. Он приставил меня к кофеварке, на которой можно было сварить чашек шестьдесят кофе.

Я застонал и кивнул. Мы были здесь единственными чернорабочими, и приступить нам предстояло немедленно.

Теперь надо сказать про клубный завтрак. Сегодня в меню энчилады с омарами, апельсиновый сок и мелко нарезанная румяная картошка, предназначенная, наверное, для подтянутых и безупречных избранных. Нам же полагалась крученая пшеничная соломка, политая обезжиренным молоком. В двух маленьких мисках, которые ставили на столик возле двери черного хода. Об апельсиновом соке можно и не вспоминать, мы получили по десятиунциевому стакану особого состава, разработанного Преподобным Эрлом. На еду дается три минуты, и перед тем как отдать миску и пойти работать, нужно помыть за собой посуду. Мы с Зои уже не клиенты, заплатившие деньги за счастливую жизнь в Послежирии. Мы здесь лишены гражданских прав. В этом заведении действует странная, нездоровая экономическая система. Безотходное производство. Те, кого Преподобному Эрлу не удалось переделать, работают на него.

Именно это, будем откровенны, и случилось со мной и Зои.