— А Тыква? Вы ведь знали, что Карим с ними идет?
Ёдгор сказал:
— Бог видит... Что делать было?
Провел руками по лицу и продолжил:
— Там люди по-разному лежали. Кого полностью завалило, кого камнем-другим придавило. Одного — того, что впереди шел и, должно быть, убежать пытался, — мы в стороне от завала приметили, мертвый железные зубы скалил... Мы принялись Карима искать, нашли, удивились, что веревкой связан. Руки Кариму развязали, кровь с его лица оттерли. Сказали: «Похоронить сегодня не успеем — солнце заходит. Переночуем на пастбище, а утром отнесем тело в кишлак. Греха в том не будет, закон разрешает: если человек умер в пути, то временное захоронение позволено».
В этом месте Ёдгора вновь перервал педантичный Лутак:
— А как же боевики? Их ведь тоже надо по обряду похоронить, заупокойную молитву прочитать, чтоб непогребенные мертвецы людям зла не чинили.
— Не наша то была забота. Народ потом соберется, похоронит, — сказал Ёдгор и продолжил рассказ: — Шахида в стороне от тропы уложили, сверху камнями прикрыли, чтобы до тела дикие звери не добрались. Затем взяли автомат покойного человека с железными зубами, собрали оружие, какое найти удалось, к пастбищу Сарбораи-Пушти-Санг поднялись.
На пастбище трое мальчишек в летовке прятались. Вначале испугались, нас узнали — обрадовались. Из них старший, Мумин, стал рассказывать:
«Сначала Карим Тыква Зухуршо убил. Потом Даврон на вертолете прилетел. У мужика с железными зубами спросил: "Где Зухуршо?" Мужик с железными зубами обмануть хотел, но другой мужик, прокаженный, сказал: "Зухуршо убит". Даврон спросил: "Кто убил?" Прокаженный мужик ответил: "Тыква убил". Даврон спросил: "Где Тыква?" Прокаженный мужик сказал: "Убежал". В какую сторону убежал, рукой показал. Даврон спросил: "Остальные где?" Мужик сказал: "Тыкву ловить ушли". Даврон в вертолет сел, прокаженного мужика с собой взял, улетел. Потом другие вернулись, которые уходили Тыкву ловить. Сели на ковер, водку открыли, стали пить. Услышали, вертолет назад летит, бутылки спрятали, на ноги вскочили. Вертолет опустился, дверь открылась, Тыква вышел. В руке что-то круглое держал. Круглое на землю бросил. Посмотрели, это голова. Тот, что с железными зубами, к Тыкве подошел, замахнулся. Даврон крикнул: "Отставить! Не трогать! Отведите в Ходжигон". Улетел.
Мужик с железными зубами приказ отдал: "Эй, пацаны, тащите сюда трупешник". Мы пошли, взять хотели, а как нести? От плеч до пояса — в крови, от пояса до ног — в дерьме. Вернулись назад. Он спросил: "Почему не принесли?" "Завернуть бы", — мы попросили. Разрешил: "Заворачивайте". В летовку вошли, в углу одеяла навалены. Самое старое выбрали. Около очага дрова лежали, Усмон три палки взял. Одеяло расстелили, палками на него кое-как с трудом закатили. Усмон сказал: "Тяжелый. Как понесем?" Я сказал: "Волоком потащим". За край одеяла ухватились, потащили. Долго тащили, притащили. Мужик с железными зубами рассердился: "Воняет. Почему не завернули? Тот маленький ковер возьмите, в него заверните". Они опять водку пить сели.
А мы когда из Талхака уходили, нам дядюшка Ёдгор потихоньку сказал: "Назад с ними не идите. Спрячьтесь где-нибудь. Тыкву тоже обязательно предупредите. Они уйдут, в летовке переночуйте, потом с Каримом домой вернетесь". Мы убежали, спрятались. Они искать не стали. Водку выпили, на лошадь ковер с телом навьючили, голову тоже забрали и ушли. Тыкву с собой на веревке повели».
Так из рассказа мальчиков мы узнали о том, что произошло, и еще сильнее горевали о смерти Карима. На пастбище ночь провели, утром спустились к месту, где его тело оставили, носилки соорудили, шахида уложили, в одеяло, какое было, завернули, сожалея, что достойного савана не нашлось, и на плечах вниз понесли. На осле не хотели его везти...
— А Зухуршо? — строго спросил педантичный Лутак. — Про его тело почему не рассказываешь?
— Когда лавина падала, лошадь, на которой труп везли, испугалась, наверное, в сторону скакнула, с берега сорвалась, в Оби-Талх свалилась. Река, наверное, унесла.
— Голову как нашли? — спросил Лутак.
— Шер нашел, — ответил Ёдгор.
Ответ объяснял, отчего Шер носил с собой мешок с головой как личный трофей. Правда, в то время, когда около мечети решалась участь Гороха, я, разумеется, этого объяснения еще не слышал и не понимал, что приватизированная голова — одно из средств, какими Шер присваивал славу Карима, победителя Зухуршо. Народ на площади не ведал, что произошло в горах. Люди, подобно мне, были убеждены: владелец головы и есть герой, избавивший Талхак от тирана.
Злую шутку сыграло с нами тщеславие Ёдгора. Готовясь к эффектному рассказу, он до самого вечера не поддавался на расспросы, не промолвил ни слова о событиях в ущелье и на пастбище. Желал поразить слушателей неожиданностью. Не хочу думать, что мой друг поддался малодушию, побоялся Шера. Должно быть, попросту не предвидел последствий скрытности. Как бы то ни было, Ёдгор промолчал даже тогда, когда Шер возгласил:
— Шахид будет судить Гороха.
А когда возразили: «Мертвые немы», — ответил:
— Я за него скажу.
Гомон разом стих, люди приготовились слушать. Не заметили подмены или признали право Шера выдавать свою волю за волю шахида.
Шер сказал:
— Не будь мертвые немы, шахид спросил бы: «Эй, люди Талхака, скажите, за какую вину следует казнить Гороха? Что это за причина, по какой он заслужил смерть?»
Мужики удивились простоте вопроса, затем принялись перебирать поводы и мотивы, сами собой разумеющиеся:
— Поля разорял...
— Самовольно в старосты пролез...
— Зухуршо помогал...
Одним словом, мысли покатились по старой колее. Шер опроверг все предположения:
— Неверно.
Общество притихло, призадумалось. Наконец простодушный Зирак спросил:
— За что же должно его казнить?
— Вам, не мне, задан был вопрос, — ответил Шер. — Вы и найдите причину, потом мне сообщите.
Однако очевидные варианты были исчерпаны. Зазвучали раздраженные голоса: «Все сказали, нет больше ничего», «Казнить и все, а эту самую причину потом, на досуге, отыщем», «Пусть теперь дед Додихудо что-нибудь измыслит», но тот угрюмо молчал.
И тогда взял слово наш раис, которого борьба между Шером и престарелым Додихудо отодвинула в тень. Теперь он решил, что настал момент показать, кто есть настоящий руководитель, и произнес важно:
— Думаю, надо казнить по той причине, что это правильно будет.
Собрание разочарованно зароптало.
— Очень уж хитроумно.
— Слишком просто.
— Небось, какой-то другой ответ имеется...
Тем временем несколько стариков и уважаемых людей окружили престарелого Додихудо, спешно совещались. Шер же подозвал одного из подростков, шнырявших в толпе, и что-то негромко сказал. Через несколько минут орава мальчишек уже таскала отовсюду небольшие камни и складывала в кучку около угла мечети.
— Гороха надо спросить! — догадался вдруг Кафтар. — Горох знает. Столько с ним вышло мороки, пусть за это помощь народу окажет.
Все повернулись к Гороху, который томился посреди площади, на время забытый. Милиса по-прежнему стоял рядом с корявой палкой. Охранял.
— Нет, не скажет. Зловредный он, — засомневался кто-то. — Назло нам утаит.
— Скажу! Обязательно скажу! — завопил Горох. — Знаю ответ.
Он даже на месте запрыгал от нетерпения, припадая на ушибленную ногу.
— Говори, — приказал Кафтар. — Только не обманывай...
— Причина эта — кровь, — сказал Горох. — Шеру кровь нужна, чтоб всех вас кровью повязать.
— Э, глупости, — разочарованно возразил Кафтар. — Кровь не веревка.
— Зато крепче веревки вяжет, — сказал Шокир. — Вы ведь меня убивать не хотите, каждый про себя думает: «Бог запрещает мусульман жизни лишать». Но если человека заставить через запрет переступить, его потом к чему угодно принудить несложно...
