– Отдел культуры не возражал против обновления росписей, – мрачно возразил Александр Николаевич.
– Так ведь это только один пример. А то, что тебя старостой не выбирали, а просто Иван Фомич попросил Тимофея Ивановича, а тот позвонил в горисполком, и тебя без всяких выборов сделали исполняющим обязанности старосты?
– Но ведь сделали же!
– Исполняющим обязанности, хотя ты об этом и не любишь вспоминать. Впрочем, ладно! – Лев Александрович, сознание которого на несколько минут прояснилось, почувствовал, что голова опять тяжелеет. Он выпил еще немного водки, положил руки на стол, опустил на них голову и захрапел.
– Лев в чем-то, может быть, и прав, но кто будет слушать наших кляузников прихожан? – задумчиво произнес староста. – Однако, Иван Фомич, ты бы сегодня поговорил с Тимофеем Ивановичем неофициально.
– Ладно, поговорю.
– Вы нас, наверное, осуждаете, отец Анатолий, – повернулся вдруг староста к настоятелю. Но ведь любые на нашем месте еще хуже будут. А вы возьмите этих святош прихожан, которые на нас кляузы во все инстанции пишут. Ведь для них, по правде говоря, вообще ничего святого нет. Они ни перед какой подлостью не остановятся. Только зубов у них сейчас нет, а то загрызли бы нас, да и вас, и не поморщились. Они ведь ни во что не верят, а дело им есть до всего.
– Я все это знаю, – грустно сказал архимандрит. – И я не судья, чтобы кого-то осуждать.
– А вы тоже, Александр Николаевич, с Львом Александровичем хороши, загружаете батюшку нашими проблемами, а ему лучше бы и не знать о них, спалось бы крепче, – возмущенно воскликнула Елена Филипповна.
– Он имеет право знать, кто его окружает, в отличие от многих других он настоящий священник, – возразил Иван Фомич.
– Я пойду, мне еще нужно многое успеть до завтра сделать, – мягко сказал отец Анатолий и встал со стула.
– Выпейте еще чуть-чуть, – предложил Александр Николаевич, наливая ему в стакан водку.
– Я бы только если с Львом Александровичем, ему не могу в этом отказать, а так лучше воздержусь, – попробовал отшутиться настоятель.
Но тут на его беду помощник старосты проснулся, услышав свое имя.
– Ради вас я всегда готов выпить, – торжественно заявил он. – Саша, наливай мне тоже!
Все засмеялись, висевшая в воздухе напряженность как-то разрядилась.
– Вот видите, батюшка, человек печени своей ради вас не жалеет! – сказал Иван Фомич, разливая всем водку.
Через десять минут отец Анатолий вышел из канцелярии, а собравшиеся там сидели до позднего вечера, когда вызвали такси, которое отвезло их по домам.
В результате проведенной в 1961 году реформы приходского управления сложилась ненормальная ситуация, когда настоятели приходов, лишившиеся всякой возможности вмешательства в хозяйственные дела общин, оказались в положении наемных лиц у церковного совета (исполнительного органа общины), состоявшего из мирян, причем зачастую далеко не религиозных. Власть же епархиального архиерея над приходами минимизировалась до такой степени, что после снятия с регистрации назначенного им настоятеля приходы становились подведомственны только государственному регистрирующему органу. Духовенство восприняло реформу приходского управления неоднозначно. Например, один из священников Костромской епархии в беседе с уполномоченным заявил: «С этой перестройкой я как настоятель превратился в половую тряпку, которой можно лишь подтереть пол. Никому не имею права ничего приказать. К ящику не подходи, мною могут командовать всякие старухи». Аналогичное настроение вынашивалось целым рядом священников. Другая же их часть пошла по иному пути: внешне они подчинялись, но фактически продолжали распоряжаться финансово-хозяйственными делами церкви, используя лично им преданных членов исполнительных органов.
Архиепископ Никон (Фомичев) вспоминал: «духовенство оказалось в подчинении у старост, которые нередко творили полный произвол. В калужском кафедральном соборе, например, староста отменила все крестины – они совершались только во втором, Никольском храме. …старосты возомнили себя «князьками» Церкви. Без их согласия священник или епископ не мог принять на работу или уволить даже уборщицу в храме. На собрание, избиравшее церковный совет, духовенство не допускалось. Решать, какой быть церковной общине, мог атеист, а священник не имел на это права…»
Впрочем, были и совсем иные мнения. Например, на Поместном Соборе 1988 года архиепископ Иркутский и Читинский Хризостом дал положительную оценку приходской реформе 1961 года: «Помню сороковые годы, с 1943 по 1954 годы у нас тоже было возрождение, даже более мощное, чем сейчас; открывались храмы тысячами. Священнослужители имели возможность и административной и пастырской деятельности. Начали с того, что покупали себе роскошные дома на самом видном месте, красили заборы в зеленый цвет. А машины – не просто «Волги», а ЗИЛы. Я думаю, что великим благом… было то, что в 1961 году отказались от административной деятельности. Это промыслительно потому, что последующие годы были трудные, но, если бы священники были у власти, то их всех бы пересажали на законном основании».
Но такое мнение являлось единичным. Большинство духовенства и простых верующих восприняли реформы отрицательно.
Выход для духовенства из создавшейся ситуации обозначил Святейший Патриарх Алексий I: «Умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни, всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых».
Эти слова наставления дали многим священнослужителям силу противостоять последствиям приходской реформы, направленной в первую очередь на изменение всего строя церковной жизни и уничтожение порядка приходского управления.
Одним из таких священников был отец Анатолий. Слова Патриарха оказались сказаны как будто про него. Даже у безбожных внешне членов «двадцатки» он пользовался большим авторитетом. Но как показали дальнейшие события, его любили далеко не все прихожане собора.
Глава 5.
В день приезда в Петровскую епархию нового архиерея два человека захотели сразу же встретиться с уполномоченным. Ими были Иван Фомич и отец Иов. Но у них ничего не получилось – Тимофей Иванович уехал «на природу» отмечать юбилей одного из своих коллег. Это мероприятие являлось заранее запланированным и, на его взгляд, более важным, чем встреча с новым управляющим епархией, которого можно принять и завтра. Игумен Иов звонил уполномоченному домой с восьми до девяти вечера, но безуспешно. А Иван Фомич и вовсе засиделся в соборной канцелярии до десяти вечера. Перед тем, как ехать домой, он тоже пробовал звонить, но трубку никто не взял. Но если отец Иов не мог уже встретиться с Тимофеем Ивановичем раньше архиепископа Феодора, то у председателя ревизионной комиссии такая возможность была. Он хорошо знал привычки уполномоченного, с которым они были соседями, и, не беспокоя его дома, к восьми часам пошел к нему на работу. Когда он постучался, товарищ Николаев уже выпил водки и был в доброжелательном расположении духа.
– Привет, Фомич, заходи, что ты топчешься как бедный родственник? – крикнул он, увидев посетителя. Только давай быстрее, у меня сегодня встреча с новым архиереем, с тобой-то мы всегда поговорим. Ох, а рожа-то у тебя хуже, чем у Льва Александровича! Это дело необходимо срочно исправить, и спорить не пытайся! Знаю, что ты не опохмеляешься, но считаю, что твой взгляд на данную проблему глубоко ошибочный и отражает узость и заскорузлость твоего мышления, обусловленную длительным нахождением в среде религиозных фанатиков и психически незрелых личностей.
