– Ты его что, боишься теперь? – искренне удивилась Хельга. – Даже я иду.

Хель не любила шум, не любила большие скопления людей, но с нами за компанию все-таки часто выходила. И да, как-то разом стало неудобно прятаться у себя, когда даже Хельга решила явить себя миру.

Но Полоз точно так просто не оставит мою выходку! Наверное, самым благоразумным было бы просто отменить аукцион и надеяться, что никто не сообщит Фелтону… Но благоразумие на этот раз помахало ручкой и уехало в отпуск, оставив вместо себя детскую мстительность.

Паршивенькая замена, если уж говорить совсем честно… Да какая уж есть.

– Ну… Вот ты идешь. А я идти не хочу. Просто не хочу, а не потому, что кого-то там боюсь. Я вообще не боюсь! – задиристо воскликнула я, тряхнув головой.

Обычно рыжая грива рассыпáлась вполне себе эффектно, но сейчас мокрые бурые сосульки только вяло зашевелились на плечах. А еще мокрые волосы на коже – это противно.

– Ага. Так мы и поверили, – ехидно протянула Стейси. – Ты совершенно никого не боишься, просто вдруг решила отсидеться в комнате после того, как погрызлась с нашим несравненным университетским величеством.

Я недовольно посмотрела на подругу, но спорить с ней не стала… Ибо «скажи мне один раз – и я поверю. Скажи два раза – и я засомневаюсь. Скажи в третий раз – и я пойму, что ты лжешь». Словом, я уже дошла до второй стадии, и не хотелось оказаться на третьей.

К тому же я и правда не боялась: ничего по-настоящему ужасного Полоз мне не сделает, у него не то воспитание, но отравить жизнь и искупать в грязи может легко.

– Эшли, пошли, а? Если что, мы натравим на Фелтона Стейси, она же Животное, в конце концов, что ей змея, пусть даже и крупная?

– Лиса не такое уж и грозное животное… – недоверчиво вздохнула я.

Если честно, то появляться на вечеринке целителей мне не хотелось еще и потому, что там будет и Тревор. Тревор и много алкоголя… Прошлым вечером это сочетание привело меня в непотребном виде в общежитие некромантов. А если после очередной вечеринки я приду в себя в личных апартаментах нашего декана, профессора Бхатия? Вряд ли в высшей мере добропорядочный мужчина так легко закроет глаза на такое вопиющее поведение собственной студентки…

Суров он, наш декан Киран Бхатия, суров, как пять старых дев разом, и ненавидит любое нарушение правил приличий. Злые языки поговаривали, что бесится он сугубо из-за того, что сам правила приличия не в состоянии нарушать в силу объективных причин.

Несколько лет назад профессор Бхатия попал в серьезную автокатастрофу, после которой целители так и не смогли собрать его до конца. С тех пор он не мог передвигаться без трости (что вызывало бездну пошлых шуток среди студентов) и страдал от сильных болей, а это, как известно, не улучшает характера… Но как по мне, так декан всю свою жизнь был именно таким строгим приверженцем правил, каким мы его знали.

– Лиса – самое грозное животное! – возмутилась Стейси. – Короче, отдирай от кровати свой зад и собирайся! В конце концов, мы же великолепная четверка, а не трое и одна трусиха!

Вот когда наше Животное начинало упрямиться, то выбора просто не оставалось. В такие моменты казалось, что если я вцеплюсь в дверной косяк, то она вытащит меня наружу вместе с ним же, наплевав на все.

– Не расстраивайся ты так, – пожала плечами Хельга, – ну не убьет же тебя Полоз. Он девушек не убивает, не бьет и даже не пытает, личный кодекс чести ему не позволяет.

О да.

– Зато поиздевается он надо мной всласть, – мрачно предрекла я свои безрадостные перспективы. – Он же мстительная зараза! Когда Хэмиш в прошлом году случайно опрокинул на него стакан сока в кафетерии, вы помните, что было?!

Об этом забыть было бы при всем желании невозможно. Такой продуманной и вдохновенной мести я в жизни своей не видела! Полоз, кажется, возникал рядом с беднягой Хэмишем каждый раз, когда тот оказывался в нелепой ситуации. И комментировал… Бить не бил. Очевидно, из-за того же никому не известного кодекса чести, о котором все знали, но никто не видел.

– Ну… Хэмиш пережил – и ты переживешь, – пожала плечами Хельга с философским спокойствием. – Вот если он потребует твою голову на серебряном блюде, вот тогда да, можно переживать. А пока… Ну это же смешно, Эш. Что бы вы там ни учудили, Фелтон мог уже обо всем забыть. Учитывая, сколько вы пили…

Ага. Это у меня после выпитого память отрубило, а вот у Полоза – нет.

– Он-то позабыть мог, – рассмеялась Натали.

Нехорошо так рассмеялась, и я тут же заподозрила неладное.

– А Сеть будет помнить все! – обрадовала меня подруга. – А я тоже хочу, чтобы меня покатали по кампусу симпатичные парни! Это точно весело.

– Не хочу этого видеть… – взвыла я, вцепившись в волосы.

Господи… Если дойдет до родителей?.. А до них ведь обязательно дойдет. Непременно какая-нибудь соседская доченька или сынуля, которые пройдут не по той ссылке, ну или же по той, и увидит меня во всей сомнительной пьяной красе. И тут же побежит докладывать моим родителям, что их чадо в столице пустилось во все тяжкие. Вряд ли они обрадуются… А что скажут…

Подруги хором рассмеялись, наслаждаясь моим отчаянием.

– Эшли, если ты хочешь, чтобы разговоры быстрей смолкли, то просто веди себя как обычно. Тогда всем просто надоест. Да и у нас в кампусе постоянно случается что-то… ну, этакое. К примеру, бросит Полоз Ребекку Скотт, и про тебя уже никто и не вспомнит.

Тут уж пришел черед смеяться мне.

– Полоз? Бросит Ребекку Скотт? Ты еще скажи, что декан Бхатия отправится в бордель, это и то вероятней.

Ребекка Скотт училась на четвертом курсе факультета целительства и тоже была личностью в своем роде легендарной: белокурая, голубоглазая красавица с ангельским лицом и идеальными манерами… Наверное, как каждая девушка в университете однажды влюблялась в Полоза, так и каждый парень однажды влюблялся в Скотт, которую с легкой руки Фелтона именовали не иначе как Луной.

Какой нелепый пафос…

Ребекке Скотт посвящали стихи, дарили цветы, прямо как в старые добрые времена. На то она и была Луной, нам, простым смертным, оставалось только мечтать о таком же обхождении…

Но никто из поклонников Скотт даже не надеялся на взаимность, ведь за ней ухаживал Король, Кассиус Фелтон. Только он мог прилюдно встать перед ней на колени, поцеловать руку и дарить каждую неделю до неприличия дорогие букеты, заставляя умиленно ахать находящихся вокруг девушек.

– Профессор Бхатия в борделе? – задумчиво протянула Хельга. – Хотела бы я на это посмотреть.

Как, наверное, и все. Несмотря на хромоту, наш декан был хорош собой, за что порой ему приходилось расплачиваться своим покоем. Многие девушки (правда, не с нашего факультета) пытались привлечь его внимание то вызывающим внешним видом, то подливая ему приворотные зелья… За первое декан делал выговоры, а на зелья у него, как мне показалось, вообще был иммунитет. То ли врожденный, то ли приобретенный.

– В общем, пошли уж, Эшли, нужно отметить Рождество как следует. И выбрось из головы прошлую ночь, – предложила мне Натали. – Подумаешь, загуляла. С кем не бывает.

Еще вчера днем я была твердо уверена, что со мной как раз и не бывает. Выходит, ошибалась…

На вечеринку пришлось идти в кедах и, соответственно, в джинсах и простецком джемпере. Все остальное как-то не сочеталось с нелепой спортивной обувью.

Ненависть к некромантам взыграла с новой силой. Оставить меня без любимых туфель… Вот это истинное злодейство! Может, позвонить родителям и попросить денег на незапланированные траты? Не могу же я в самом деле ходить вот так, в одних только кедах и стареньких балетках?

– Эш, не куксись, тебе не идет, – шутливо толкнула меня локтем в бок Натали.

Я тяжело вздохнула и пожаловалась:

– Я ужасно выгляжу…

Хельга внимательно посмотрела на меня и заявила:

– Нет, ужасно выглядела ты с утра.

Вот за что я люблю подруг, так это за то, что они никогда не оставят меня без поддержки…