В прошлый раз я говорил о чувстве ответственности, которое испытываю, когда пишу в рамках мифологии 40К, об этой смеси приятного волнения и страха. Что ж, я никогда не ощущал его отчетливее, чем во время работы над повестью, поскольку мне впервые доверили одного из «устоявшихся» персонажей вселенной.
Как известно, изгои, ниспровергатели догм и мятежники — моё слабое место, поэтому о’Шова восхитил меня с первых же мрачных абзацев, посвящённых ему в кодексе, и я с радостью ухватился за возможность лучше узнать военачальника. Дополнение «Анклавы Зоркого Взгляда» для новой редакции тогда ещё не вышло, шас’о оставался крайне загадочной фигурой, и мне велели описывать его в таком ключе. Я имел право намекать на мотивы и личность о’Шовы, но не утверждать что-либо. Раскрывая детали персонажа, его историю, я не должен был развеять тайну Зоркого Взгляда. Поначалу меня испугали такие условия, но затем стало ясно, что они совпадают с моим отношением к полководцу тау — в конце концов, меня изначально привлекала именно загадочность о’Шовы.
Мне нравилась идея, что фанаты вправе сами определять для себя истинную природу Зоркого Взгляда (как и суть пресловутых «неизвестных легионов»), что никакие «официальные» уложения не сдерживают фантазию читателей. Одни могли считать о’Шову идеологическим отступником, другие — беспринципным пиратом или даже новоявленным поборником Хаоса. Моим делом было предъявить улики, но не доказательства в пользу каждой из этих теорий, что задало повествованию тон закулисной игры с хитроумными манёврами. Разумеется, именно поэтому «Огонь и лёд» выглядит как шкатулка с секретом или клетка-головоломка. До конца пути никто так и не узнал, был ли Узник Зорким Взглядом — даже я, автор, не уверен в этом!
Отсюда возникла необходимость не заглядывать Узнику в голову, не вторгаться в его мысли. Как и дознаватель, мы можем полагаться лишь на то, что увидели и услышали. Мы — наблюдатели, а не секунданты этой дуэли.
Так в чём же можно быть уверенным?
Какими бы ни были мотивы Узника, я знал, что он обязан произвести глубокое впечатление. Даже без боескафандра и кадра верных последователей это создание должно было источать угрозу одним своим присутствием. Название повести, кстати, указывает на двойственность его личности: острый, как бритва, ум в сочетании с бешеной страстью (опять же, внутреннее напряжение тау, доведённое до предела). Оба аспекта подчинены друг другу, но непрерывно пытаются вырваться из оков и нарушить равновесие. Мне представляется, что именно из такого сплава выкован этот великий вождь тау — военачальник, который превосходно показывает себя и в разработке стратегических теорий, и в свирепой ярости ближнего боя. Сражается ли он на стороне добра или зла… что ж, это уже другой вопрос, и я не хочу отвечать на него в применении к Узнику. В повести и бэке достаточно наводок, но как их интерпретировать… ну, это дело читателей. Я не вправе что-то указывать им.
H.S. — В конце обратимся к твоему новому роману, посвящённому коварной заразе генокульта. Что привлекло тебя к данной фракции, какими способами ты раскрывал её суть? Как тебе удалось совместить старый канон, более свежие материалы и собственный, личный подход, чтобы создать «религию», мерзостную и нечеловеческую, но при этом достоверную, благожелательную и, в неком извращённом смысле, прекрасную?
П.Ф. — Для культов генокрадов характерна безобразная эстетика биопанка, которая привлекала меня ещё при первом появлении этих созданий на страницах White Dwarf (тогда они ещё разъезжали в лимузинах и заключали соглашения с Хаосом, словно какая-то ксеномафия). Гибриды воплощают собою гниль, что разъедает Империум изнутри, они сеют сомнения и неуверенность из теней, чтобы обратить в свою веру всех мужчин и женщин человечества. Коварство — бесчестность — этой тайной войны делает генокрадов более жуткими врагами, чем предателей и чужаков, орды которых осаждают рубежи государства людей. Кроме того, гибриды придерживаются поистине тошнотворного образа действий — развращения тела и разума, — неоспоримо сексуального по своей природе. Генокрады отвратны, но в восхитительном смысле, поэтому писать о них было крайне занимательно.
Получив задание для романа, я вступил в длительную и чудесно экстравагантную дискуссию с редактором на тему того, насколько далеко мне можно — и должно — зайти в раскрытии полового аспекта общества гибридов. Секс, фактически, необходим для развития генокульта, поэтому обойти эту тему значило бы обеднить всю концепцию, но нам также следовало помнить о весьма широком возрастном диапазоне читателей BL. Надеюсь, мы сумели верно сбалансировать наш подход — сексуальность персонажей в итоге ограничена их реакциями и намеками, что дало возможность передать весь физиологический ужас, не опускаясь до грубости или эксплуатации полового вопроса.
Ах да, заодно хотелось бы прояснить один… технический момент относительно воспроизводства гибридов. Я предполагаю, что создания Первого и Второго поколений заражают людей уколом яйцеклада, почти как чистокровные генокрады. Только гибриды Четвертого (и, возможно, Третьего) этапа развития достаточно «человечны», чтобы размножаться более привычным для нас способом. Поскольку в кодексе данный вопрос почти не поднимается, я надавил на редактора в поисках ответов, и мы пришли к вышеописанной теории. Лично мне кажется, что она совершенно логична и достаточно жутковата.
Поэтому, чтобы окончательно покончить с некоторыми похотливыми инсинуациями, которые попадались мне на определённых форумах, заявляю следующее: Этелька, павшая Сестра Битвы, была уколота яйцекладом патриарха. Никаких гротескных половых сношений с чудовищами, уж извините.
Переходя к сути генокульта, замечу, что я старался представить его доктрины и общую эстетику как фундаментально биологические, но в идеализированной форме — отсюда возникла символика вечно развёртывающейся спирали и обещания «космического родства». Каждый член культа, от нижайшего новообращённого человека до самого патриарха, искренне верит — умом, душой или сердцем, — что секта гибридов служит добру. А как же иначе, если эта «религия» исцеляет, объединяет и просвещает всех, кто принял её? Внутри Великой Спирали исчезают сомнения и колебания индивидуума, все три грани бытия — тело, интеллект и дух — обретают согласие.
То, что патриарх сдерживает своей волей демоническую сущность, заточённую под Шпилями, делает ещё более логичной доктрину генокульта: «В полной злобы Галактике может победить только абсолютная гармония». Это одновременно и переделка классического лозунга из Rogue Trader («В безумной Галактике преуспеет лишь безумец»), и более радикальный вариант прагматичной философии Высшего Блага. Важно, что данное кредо чрезвычайно разумно, откуда и проистекает его красота.
Разумеется, мы знаем, что всё это — ложь, которую твердят культистам их собственные организмы, и что они обречены с самого начала. Великая Спираль — западня, где скрывается не космологическое вознесение, но гибель (метафорическая или реальная) в пасти биофлота тиранидов, который неизбежно явится, как только Разум Улья обратит внимание на гибридов. Именно эту подлую трагичность финала я нахожу самой привлекательной в бэке фракции, не в последнюю очередь потому, что подобный исход выглядит очень «настоящим». Как писал заблудший капитан арканцев Эмброуз Темплтон в предисловии к незаконченной эпической поэме: «Бойтесь простых ответов и тех, кто приносит их, ибо то, что блестит, редко оказывается золотом, а похваляющиеся им нечасто бывают истинными богами».
Ого. Просто шикарно. Ещё раз большое спасибо, Петер!
notes
Примечания
1
