Я кивнул. По коже пробежали мурашки. Я не хотел никого терять. Тем более дядь Вову.

- Готов? – въезжая на широкую автостраду, спросил водитель.

- Да, – во рту пересохло от волнения.

Наш водитель резко тормозит недалеко от желтой легковушки. Я выбегаю из «мерса», слыша, скрип тормозов еще нескольких наших автомобилей. Начинается перестрелка. Я уже не соображаю, кто и в кого стреляет. Вижу только желтую машину и открытую дверцу. Бегу, что есть сил. Сердце заходится в бешеном ритме, рюкзак болтается, грозя соскользнуть, но я крепко его держу и, пригнувшись, бегу к автомобилю. Кто-то что-то орет. Шум. Крики. Движение останавливается. Люди выбегают из своих машин. Все кричат. Суматоха. На дороге настоящее пекло. Я останавливаюсь всего на секунду возле открытой дверцы. Меня прикрывают два охранника, стреляя из-за своей машины, которая стоит недалеко от желтого такси. Дым. Выстрелы. Крики. Ужас на мгновение охватывает меня с головы до ног. Ко мне бежит дядь Вова.

- В машину! В машину! Миша, езжай!!!

Непонятный страх вызывает оцепенение. Я в центре перестрелки, и от этого перехватывает дыхание.

- Езжай!!! – снова кричит мне дядь Вова.

Он не успевает добежать. Словно в замедленной съемке я вижу, как дядь Вова неестественно выгибается и падает на колени.

Нет. Черт, нет!

Только не он.

Не соображая ничего, я бегу к нему.

Уши уже закладывает от шума. Стрельба продолжается.

Подбегая к нему, я падаю, коленями проехавшись по асфальту, но мне все равно.

- В машину. Живо, – с трудом произносит дядь Вова, прижимая руку к пулевому ранению. Меня трясет. Только не он. Нет. Дядь Вова… он же мне, как второй отец. Он не может умереть. Не может, черт возьми!

- Нет, – губы дрожат. Я едва могу говорить. В горле комок, по щекам бегут слезы. – В больницу… надо. Вставай.

- Михаил, будь мужчиной, – схватив меня за ворот жакета, прошипел дядь Вова. – Будь сильным.

- Нет, дядь Вов… я… я не оставлю тебя, – задыхаясь от бессилия, я осмотрелся по сторонам, шокировано наблюдая за непрекращающейся перестрелкой.

- Мальчик мой, – улыбнулся дядь Вова, окровавленной ладонью коснувшись моей щеки. Легкие обжигает огнем, когда глаза мужчины закрываются, и он заваливается на бок. Я в ужасе трясу его за плечи. Он не может меня оставить. Не сейчас. Только не сейчас. Пожалуйста…

Я выпадаю из реальности.

- Дядь Вов, – трясу его за плечо. Не верю. Не верю, что он умер.

- В машину! – кричат мне с разных сторон.

Дядя Вова не реагирует.

- Нет-нет-нет, – задыхаясь, продолжаю я шептать. – Очнись… очнись, пожалуйста.

- Малиновский, в машину!!!

Я поднимаю голову. Пробка на несколько метров, все кричат.

Я, как в трансе, сижу рядом с телом дядь Вовы, не силах что-либо предпринять. Ко мне подбегает Витя, один из наших охранников, он с силой дергает меня за руку и ставит на ноги. Слева раздается свист пули, Витя толкает меня к машине, что-то орет с перекошенным от ужаса лицом. А я ничего не могу понять, лишь смотрю на кровавую лужу, растекающуюся на асфальте рядом с дядь Вовой. Но когда рядом падает Виктор, мой мозг отключается, переходя в аварийный автоматический режим.

Отключаю все эмоции. Меня учили этому. Учили концентрироваться, учили игнорировать боль. Шатаясь, бегу к такси. По щекам текут слезы, утираю их рукавом и забираюсь в машину. Заведя двигатель, нажимаю на газ. Слышу, как бешено бьется сердце, чувствую, как дрожат руки, но ничего не могу с собой поделать.

- Ненавижу! – прокричал я в пустоту салона, до хруста сжимая руль. Педаль в пол. Скорость растет. Перед глазами все плывет, ничего не вижу. Автомобилем управляю чисто на инстинктах, оставляя позади заварушку. Слышу вой ментовских машин и выжимаю из машины все, что можно. Минут двадцать сумасшедшей гонки, и я сбавляю скорость, чтобы не выделяться среди потока машин. Не могу понять, преследует меня кто-то или нет. У меня появляется жуткая паранойя, что за мной следят все водители. Еду по МКАД и сворачиваю на Ленинградку. Никак не могу успокоиться.

Надо собраться. Не знаю, что делать. Оставаться в Москве опасно, учитывая, как быстро на нас вышли. От мысли, что дядь Вову убили, снова хочется кричать. В груди сжимает так, что дышать тяжело. Надо взять себя в руки. Если меня поймают, то и отцу не жить. Надо убираться из страны. На автомате доезжаю до аэропорта, припарковываюсь не очень далеко от входа. Открыв рюкзак, начал смотреть содержимое: паспорт, билет, документы о переводе, страховка, еще какие-бумаги. Найдя бумажник, обнаружил у себя пять сотен долларов и несколько бумажек в корейской валюте. Отыскав платок в бардачке, стал очищать руки от крови. Прикусив губу, чтобы снова не зареветь, я снял окровавленный жакет и засунул его в пакет. Мой мозг лихорадочно соображал, что делать дальше. Протерев руль, я вышел из машины и перекинул рюкзак через плечо. Незаметно вытер ручку двери и направился к магазинчику с одеждой, пакет с пиджаком и платком выкинул в мусорку на входе в магазин.

Продавец смерил меня подозрительным взглядом. Еще бы. Разбитые в кровь коленки, белые брюки в грязи, ботфорты и футболка. Не знаю, что творилось у меня на голове, но явно там было не все в порядке.

- В аварию попал, – выдавил я из себя улыбку и прошел к витрине с одеждой.

- Деньги-то есть? – хмыкнула продавщица.

Я сжал кулаки, но грубить не стал. Есть ли у меня деньги? Да у меня машина стоит дороже, чем все магазины на этой улице!

- Да, – сглотнув, ответил я. – Беру вот это, – схватив первые попавшие джинсы и кеды, я достал из бумажника сразу две сотни баксов.

Не став ждать, когда мне выдадут сдачу, я вышел из магазина и перебежками направился к туалетам в здании аэропорта. Охрана следила за моими передвижениями, так что у меня сердцебиение учащалось. Я специально достал телефон и громко, чтобы они слышали начал говорить с несуществующим собеседником.

- Да, пап. Я уже иду. Свалился с лестницы, представляешь? Сейчас переоденусь и приду.

Заметив, как охранники расслабленно отвернулись от меня, потеряв интерес, я вернул телефон на место. Добравшись до туалета, я с облегчением вздохнул. Коленки саднили, но сейчас я мало обращал на них внимание. Сильнее болело в груди.

- Не думай, Мих, не думай, – произнес я своему отражению в зеркале. Смыв кровь с коленок, я открыл рюкзак, зрительно помнил, что там была аптечка. Дядя Вова, как бойскаут, ко всему подготовился – бинты, антисептики, жаропонижающие, болеутоляющие. Обмотав бинтом коленки, я быстро переоделся, выкидывая старую одежду в мусорное ведро. Умывшись, я привел свои волосы в порядок и взглянул в зеркало. Бледный, глаза покрасневшие, губа прикушена. От одного вида тошно. Надо купить очки.

Собрав волю в кулак, я оторвался от раковины и вышел из туалета.

- До окончания регистрации на рейс «Москва-Сеул» осталось десять минут, – раздалось из динамиков объявление.

Я быстрым шагом направился к пункту регистрации, не успевая прикупить очки.

- Здравствуйте, – с легкостью перешел я на английский язык, когда у меня по-русски попросили паспорт. Я протянул документы.

- Несовершеннолетний без сопровождения взрослых? – спросил мужчина.

- Я переводом. Ученик по обмену, – натянуто улыбнулся я, указывая на документы.

- Американец?

- Да.

- С какой целью были в Москве?

- С девушкой встречался. Расстались.

По-моему виду легко можно было поверить, что я в расстроенных чувствах. В глазах напротив вижу сочувствие. Уже хорошо. Быстрее бы меня отпустили.

- Сожалею. Держи, – вернул мне документы мужчина, отпуская.

- Спасибо, – стараясь дышать как можно ровнее, произнес я.

Самое сложное позади. Пройдя все таможенные процедуры, я услышал, как объявили посадку на рейс.

Уже сидя в первом классе комфортабельного самолета, я смотрел в иллюминатор и понимал – моя прежняя жизнь закончилась.

====== Глава 2. ======

Перелет занял чуть больше восьми часов. Этого времени мне хватило, чтобы все обдумать и взвесить. Я не знал, где мой отец, не знал, кому можно довериться в России. И если отец решил, что мне лучше спрятаться в Корее, то я должен это сделать. К тому же, он хотя бы будет знать, где я, и, когда разберется со своими делами, приедет за мной. Другого выхода у меня все равно пока нет.