- Странно, - задумчиво покрутил доктор карандаш в руках, слегка нахмурившись. – Вы правы, нам с вами удалось добиться результата.

- Да. Джикей никогда так надолго не высовывался, а теперь…

- Вячеслав, как я уже говорил вам ранее, диссоциативное расстройство не может быть излечено до тех пор, пока мы не выясним причину, по которой произошло расщепление личности. Мы можем заглушить ваши появившиеся личности на время, но нам надо узнать, что произошло с вами в тот момент, когда появилась ваша первая личность - Джикей.

Я это все знал. Но ничего нового рассказать не мог.

- Доктор Фелдон, мы уже испробовали все методы, - напомнил я мужчине. - А я так и не смог вспомнить ничего. Это же всего три дня… я не представляю, что могло со мной случиться за это время, что могло бы привести к таким последствиям.

- Не сдавайтесь, продолжайте бороться. Это главное. А теперь давайте вернемся к настоящему. Вы говорите, что последнее, о чем помните – это то, как вы возвращались домой. А что было перед этим?

Я порылся в памяти, восстанавливая цепочку событий. Но все было как-то расплывчато, отчего я начинал еще больше нервничать.

- Давайте попробуем вместе, - видя мое бессилие, произнес мужчина. – Что последнее вы помните четко?

- Занятия у профессора Астона, - вспомнил я. – Помню, был уже четвертый час. У нас проходил семинар по античным стилям. Профессор меня задержал. Ему не понравилось мое эссе об афинской архитектуре. Я вспылил, сказал, что этот стиль ушел в прошлое, и он нигде не используется, - продолжил я копаться в голове, выуживая одну за другой картину. - Тогда он показал мне газетную вырезку.

Я замолк, вспомнив и статью из газеты, и фотографию на странице.

- Что вы увидели? – подтолкнул меня к продолжению доктор Фелдон.

- Антона, - выдохнул я и снова замолчал.

- Вашего брата?

Я кивнул, уставившись на стеклянную статуэтку неизвестной богини, что находилась на столе врача. Мне снова начинало казаться, что я сплю. Впервые за десять лет я услышал что-то о брате. Он изменился. С черно-белой фотографии на меня смотрел уже не мальчик-бунтарь, а представительный молодой парень с прежней обворожительной улыбкой.

- О чем говорилось в статье? – продолжил допрос мужчина.

- Там говорилось, что мой брат начинающий талантливый архитектор, который с блеском использует древнеафинский стиль в своих работах, - отчитался я, потерев виски.

- Что вы почувствовали в тот момент?

- Мне показалось, что я не могу дышать.

Я поднял взгляд на врача, не зная, как передать то состояние, когда я увидел фотографию Антона, узнал, что у него все хорошо в жизни. Меня словно шпагой насквозь проткнули.

- Я радоваться должен, что у моего брата все хорошо сложилось, - оправдываясь, начал я. - Он стал известен, как оказалось. Даже без отца.

- Ваши чувства к нему не ослабли?

- Какие чувства, доктор Фелдон? – заставил я себя улыбнуться. - Уже десять лет прошло. Конечно, я обо всем забыл, и о своей подростковой дурости в том числе. Определенно забыл.

- Появление Джикея говорит об обратном. Вы сказали, что оказались в аэропорту, верно? Вы подсознательно хотели вернуться домой, когда появилась информация о вашем брате. Но будучи Вячеславом, вы не могли позволить себе этого. Джикей проявляет себя всякий раз, когда вы эмоционально неустойчивы.

- Доктор Фелдон, - разозлившись, наклонился я чуть вперед. – Я не знаю, где моя машина. Моя кредитка опустошена. Я похож на размалеванного клубного педика. Но больше чем это, меня злит то, что я не помню всего того, что делал Джикей!

- А как другие ваши личности? – спокойно перевел Фелдон тему разговора, видя, что еще немного и я взорвусь от негодования.

- Вы помните Дейла?

- Десятилетний озорник? – улыбнулся доктор.

Я кивнул.

- Недели две назад я очнулся в Кептауне в старой подворотне с украденными фарфоровыми статуэтками. Я не знаю, откуда взял эти статуэтки, но услышал, как полиция расспрашивала торговцев, не пытался ли им кто сбыть фарфоровых черепах династии Чей Ли. Они сказали, что к ним подходил какой-то странный парень, назвавшийся Дейлом Спасителем, и предлагал обменять дорогих зайцев на веер. Самое интересное то, что он был в костюме супермена, - поделился я историей, после которой еще долго избегал встреч с полицейскими. Помню, как я тогда сбежал из квартала, оставив эти чертовы статуэтки прямо на улице.

- Вы не думали вернуться на Родину? - неожиданно спросил доктор.

- Нет, - категорично отозвался я. Ни за что. Никогда. – Я не хочу возвращаться.

- Дома вы могли бы вспомнить то, что потеряли. Расспросить отца о том, что ему известно о том периоде, о котором вы не помните.

Я поежился.

- Если я начну у него расспрашивать, он начнет копать и узнает о наших с вами встречах . А если он узнает, то отправит меня в психушку.

- Но он мог бы вам помочь…

- Нет, не мог бы! Давайте не будем больше говорить об отце. Он запихнул меня в Гарвард, но понял, что из меня получился ужасный архитектор. Отец хоть перестал контролировать каждый мой вздох. Так что я больше не хочу возвращаться назад.

- Хорошо, - тяжело вздохнул доктор. – Есть еще один вариант, но вам придется на некоторое время лечь в клинику. Недели на две, чтобы я мог поговорить с Джикеем, когда тот появится.

Этот вариант меня тоже не устраивал, но если другого выхода не было, то мне ничего не оставалось. Я не мог позволить Джикею разрушить мою устоявшуюся жизнь.

- Вы согласны на такой вариант?

- У меня нет выбора, доктор Фелдон. Я разберусь с делами на работе и приеду к вам, - поднялся я, подытоживая наш разговор.

- Буду ждать.

Выходя из кабинета врача, я чувствовал себя уже более спокойно. Имея хоть и смутный план действий, я уже был более уверен в своем будущем. За два дня я должен успеть закончить проект с Шилоной, написать заявление на отпуск, сдать эссе на кафедру и собрать вещи. Составляя список дел, я вышел из клиники. Понимал, что упорно думаю о бытовых мелочах, только чтобы не думать сейчас об Антоне. Это в первый год было невыносимо, хотелось выть и лезть на стенки от тоски, но потом острота спадала. Если бы не Джикей, я бы уже давно забыл о той истории с Антоном, но этот парень не желал сдаваться и предавать все забвению.

Я вздохнул полной грудью, всматриваясь в безмятежность чистой синевы неба. Как бы мне хотелось раствориться в этой глади. Пропустить его через себя, очиститься от всех, кто живет во мне.

Посмотрев на кожаную куртку в руках, я снова поморщился, но выбора не было. На улице было холодно, пришлось надевать.

Рабочий день только начинался, а людей на улице уже было много. Все куда-то спешили, как муравьи, разбредаясь по своим делам. Кто-то на ходу допивал кофе, доедал гамбургер. На тротуарах стояли лотки с горячими сосисками и аппаратами для кофе.

Засунув руки в карманы, я побрел вперед, без какой-либо цели. Мне просто хотелось прогуляться и успокоиться окончательно. Появление Джикея выбило меня из привычного графика «дом-работа», и снова вернуло мне чувство потерянности. В Нью-Йорке я уже почти десять лет, освоился и привык к ритму мегаполиса давно, но все равно иногда ощущал себя песчинкой в огромной пустыне, до которой никому нет дела. С одной стороны меня даже устраивало то, что никто не обращает на меня внимания, но с другой – пустота жизни иногда въедалась в душу когтями.

Диссоциативное расстройство идентичности – такой диагноз был поставлен девять лет назад, когда после многочисленных тестов и консультаций доктор Фэлдон сумел понять, что происходит со мной. Джикей – одна из личностей, живущих во мне. Я не помню, когда он успел познакомиться с Антоном, но всякий раз, когда этот парень проявляется во мне, начинаются большие проблемы. Долгое время я ничего не слышал об Антоне, мне даже стало казаться, что я забываю его. А тут появилась эта статья. Антон стал архитектором. Поверить сложно, что тот безрассудный бунтарь стал профессионалом.